Я ДУМАЮ, МЫ СЛОМАЛИ АДАМА
— Я снова выигрываю. — Дженни собирает свои каштановые локоны и закрепляет их бархатной резинкой цвета шампань. — Как себя чувствуешь? Уставшим? Злым? Будто тебе отрезали яйца? — Она играет бровями, на ее лице дерзкая улыбка. — Хочешь, я буду обнимать тебя и гладить спину, пока ты плачешь, здоровяк?
— Заткнись. — Я толкаю ее на диван и выключаю дурацкую танцевальную видеоигру — Ты жульничала.
— Убеждай себя в чем хочешь, если это поможет тебе спать спокойно.
Знаете, что не даст мне спать спокойно? Образ Дженни, танцующей в моей гостиной в одних кружевных красных трусиках и моей футболке. Нет, этот образ определенно не даст мне уснуть сегодня вечером.
Мы поедем на новогоднюю вечеринку вместе— идея Картера; не могу дождаться, когда он об этом пожалеет, — и Дженни пришла пораньше, чтобы потусоваться со мной. Она появилась у моей двери в этом мерцающем темно-синем платье, тесно облегающим ее попку, и быстро сбросила его, чтобы мы смогли побаттлиться в танцах. Танцевальные баттлы были отложены из-за других видов боев, ведь я случайно прижал ее к стене, придерживая за горло, пока доводил ее до оргазма своими пальцами. Пришлось ухватиться за горло, ведь на ней уже был макияж, и она не хотела его портить.
А я так хотел испортить его.
— Что ты делаешь? — Спрашивает Дженни, когда я открываю пакет.
— Заедаю свои чувства, — бормочу я, отправляя в рот горсть огненно-острых луковых колечек. Они хрустящие и пряные, источают аромат, вроде Дженни. Сочетают в себе все, что мне нужно в закусках.
— Фу, сегодня вечером целуйся сам с собой.
— Не-а. — Еще горсть. — Собираюсь спфвятатся ф шквфафу и зафунуть язык тебфе ф рот.
— Сегодня вечером ты не приблизишься ко мне.
Я сглатываю, погрозив ей своими красными от луковых колец пальцами.
— Это ты так думаешь.
Лицо Дженни искажается от отвращения, и она изображает тошноту, когда я облизываю пальцы.
— Это совершенно отвратительно. Я чувствую твое дыхание даже отсюда.
Я убираю пакет обратно на полку и мою руки.
— Хочешь понюхать поближе и лично?
Она скрещивает руки на груди и кладет лодыжки на мой кофейный столик, игнорируя меня, когда я подкрадываюсь к ней.
— Держи язык за зубами, Андерсен, иначе…
— Иначе что?
— Иначе я надеру тебе задницу.
— Оригинально. — Мои пальцы обхватывают ее лодыжки, разворачивая ее на диване и раздвигая ее ноги, чтобы я мог пролезть между ними.
— Я надеру тебе задницу так сильно, что ты будешь целоваться в засос со своими яйцами.
Я сдерживаю смех, оседлав ее бедра и прижимая ее запястья по обе стороны от головы.
— Никогда в жизни не встречал более жестокого человека. К счастью для меня, я понял, что благодаря своим размерам я могу удерживать тебя, и тебе это очень нравится.
Она покачивает бедрами, отрывая их от дивана, ударяется своим тазом о мой, пытаясь сбросить меня. Моя хватка на ее запястьях усиливается, когда я накрываю ее тело своим.
— Гаррет, — тихо предупреждает она. У нее безумный взгляд. Люблю безумный взгляд.
— Давай, Дженни. — Я поджимаю губы, издавая причмокивающие звуки. — Дай я тебя поцелую.
— Гаррет! — Хихиканье наполняет воздух, когда она вертится подо мной, пытаясь стряхнуть меня. Когда мои пальцы опускаются на ее грудную клетку, щекоча ее, она начинает хрипеть, плакать, одновременно смеясь, задыхаясь, и умоляя меня остановиться.
Когда я вижу, что она вот-вот упадет в обморок или врежет мне по яйцам, я ослабляю щекотку. Обхватив ее запястья, я прижимаю их к ее голове и смеюсь, проводя кончиком своего носа по длине ее носа. Когда она снова может дышать, я скатываюсь с нее и направляюсь в свою спальню.
— Куда ты идешь? — Дженни проводит рукой по своим волосам. Ей нужно привести их в порядок, прежде чем мы появимся в доме ее брата.
— Почистить зубы. Я хочу провести ночь, целуя тебя. — Я подмигиваю ей. — Тайно, конечно. — Я хватаюсь за свой половой орган. — Мне нравится, когда мне делают минет. Не смогу этим наслаждаться, если сегодня потеряю свой член.
Дженни швыряет мне в лицо подушку.
— Иди, чисти зубы, брюссельская капуста.
Полтора часа спустя мы подъезжаем к дому Картера и Оливии, и всю двадцати минутную дорогу я пытался просунуть руку под платье Дженни.
— Ты уверен, что не хочешь выпить сегодня вечером? — Она хлопает меня по руке и кладет ее на среднюю консоль. — Можем поехать домой на Uber.
— Не-а, я в порядке.
— Что ж, если ты изменишь свое…
— Нет. Я собираюсь трахнуть твой рот позже, сегодня вечером, и мне не нравится, если при этом я буду пьян, а ты трезвая.
Дженни не отрываясь смотрит в окно.
— Пьян ты или трезв, это не помешает мне сесть тебе на лицо и кончить на твоем языке. — Она смотрит в мою сторону с ослепительной улыбкой. Я оставляю машину на улице, и она сжимает мое бедро, прямо рядом с моим членом. — Готов, большой парень?
Я не был готов.
Мне пришлось чуть отстать от нее и засунуть член за пояс боксеров, пока Дженни шла впереди. В моих штанах случайно собралась «палатка».
Прошло два часа, она все это время флиртовала с Джексоном, хлопала своими дурацкими ресницами, облизывала свои дурацкие губы, ухмылялась мне через его дурацкое плечо. Она упомянула что-то о том, чтобы позже я украсил ее задницу отпечатком своей руки. Думаю, это ее способ гарантировать, что этот отпечаток останется, блять, навсегда.
— Смотреть, как ты влюбляешься, невероятно весело.
Я спотыкаюсь обо что-то, и цепляюсь за стену. Моя вишневая газировка плещется и шипит, разливаясь по руке.
— Черт возьми, Кара. Почему ты всегда подкрадываешься ко мне?
Кара ухмыляется.
— Я очень, очень хитрая.
— И раздражающая, — ворчу я, затем прикрываю плечо, когда она ударяет по нему. — Ауч! За что?
Ее взгляд скользит по сторонам, останавливаясь на Дженни и Джексоне. «Джей» и «Джей». «Дж» в квадрате. Все это звучит глупо. Глупые буквы «Дж». «Г» и «Дж» звучит намного лучше, если бы я сложил любые две совершенно случайные буквы алфавита вместе.
— Бедный малыш. Тебя достал зеленоглазый монстр?
Я хмурюсь.
— О чем ты? Перестань говорить загадками.
— Ладно, Гаррет. Я перестану говорить загадками. — Она прижимает меня к стене, от ее горящих глаз моя шея покрывается поток. Она высокая, свирепая и пугающая. — Ты пялился на Дженни весь вечер, и каждый раз, когда Джексон прикасается к ней, выглядит так, будто эта вена вот-вот лопнет, — она тычет пальцем мне в шею, — вот эта.
— Картеру не нравится, что он с ней разговаривает. — Оооо, молодец. Быстро соображаешь, Гэр.
— Не одному Картеру.
Джексон выбирает этот момент, чтобы подойти, поднося пиво к губам.
— О чем говорим?
— О, привет, Джекс. — Кара сжимает его плечо. — Медвежонок Гэри рассказывал мне, как ему не нравится, что ты разговариваешь с Дженни, потому что он влюблен в нее.
— Кара. — Я широко раскидываю руки. Мой напиток снова шипит, проливаясь на мой левый носок. Я оглядываюсь на Джексона. — Я ничего такого не говорил. Она ведет себя как… как… Кара. — Мягко. — Она пьяна.
Адам появляется из ниоткуда, обнимая меня одной рукой за плечи.
— Я пьяный. — Его тон такой же гордый, как и широкая ухмылка. — Здесь есть милая девушка. Ее зовут Стейси. Саманта? — Он хмурится. — Может быть, это Сара. Она любит хоккей, и я показал ей фотографию Медведя. Она сказала, что он симпатичный. Должен ли я пригласить ее на свидание?
— О, милый. — Кара похлопывает его по груди. — Нет. Нет, не должен.
Он хмурится.
— Да, я так и думал. Год новый, а я такой же одинокий.
— Чувак, даже я надеюсь, чтобы этот парень нашел кого-нибудь, — бормочет Джексон, когда мы ускользаем, направляясь в столовую, где только что закончился бир понг.
— Гаррет! — Картер подбрасывает шарик для пинг-понга со стола из орехового дерева. — Мне нужен напарник.
— Я не пью.
— Они тоже. — Он указывает на стол, где Дженни и Оливия наполняют свои чашки. — Все равно разнесу их, с алкоголем или без.
Глаза Дженни встречаются с моими, брови с вызовом приподнимаются.
— Андерсен на это не способен.
— Э-э, мы с Лив выиграли весь турнир в прошлом году, — отвечаю я, попутно давая пять Оливии.
— Вы, ребята, жульничали, — ворчит Картер.
Оливия мило улыбается.
— Ты знаешь, что говорят. Научись проигрывать, и тогда ты сможешь по-настоящему ценить победу.
Его глаза темнеют.
— Гаррет! Иди сюда!
Особенность этих двоих в том, что они оба ненавидят проигрывать. Картер может показаться парнем, который позволяет своей жене выигрывать, чтобы защитить ее чувства, но он никогда не проигрывает добровольно. Так что всегда очень интересно наблюдать за тем, как его крошечная жена превосходит его практически во всем.
В том числе в первом раунде бир понга, в котором Оливия и Дженни попадают во все шесть гребаных стакана подряд, а Картер требует матч-реванша.
— Как это вообще возможно? — Бормочу я.
— Я, блять, не знаю. — бормочет Картер. — Гребаные подковы им в задницы.
— Удача тут ни при чем, приятель, — вмешивается Эммет, но, возможно, на этот раз удача на нашей стороне. Потому что Оливия промахивается один раз, Дженни — два. Картер более сосредоточен, отказывается смотреть на Оливию на своем ходе, безжалостно дразнит ее, когда наступает ее ход, а я хорош также, как и всегда.
С каждой стороны осталось по два стакана, напряжение нарастает. Девчонки играют первые, Кара подбегает к ним, и шлепает обеих по задницам.
— Хочу увидеть, как они плачут, дамы.
Дженни трижды подбрасывает свой мяч, затем наклоняется, балансируя на краю стола.
— Эй, Джен… ауч! — Картер наклоняется, хватаясь за пальцы ног, на которые я случайно наступил.
— Упс, — говорю я. — Извини за это, приятель.
Отвлекшись от своего брата, Дженни пускает мяч в полет, с легкостью попадая им в стакан. Бедняга Картер будет так пьян к концу игры.
Очевидно, он решил попробовать другую тактику отвлечения внимания в последнем раунде. Когда Оливия подходит к столу, он медленно натягивает рубашку на торс, прижимая палец к губе, и не сводит с нее глаз.
— Нравится то, что видишь, принцесса? Хочешь, я отведу тебя наверх и… черт возьми!
Это, друзья мои, Оливия кидает последний мячик, попадает им в стакан, и все это глядя мужу в глаза.
— Эй, ну же. — Я хлопаю Картера по спине, когда он скулит. — У нас все еще есть шанс. У нас столько же стаканов, сколько было у них. Мы справимся.
Он хватается за край стола, нервно сглатывая.
— Ты идешь первым.
«Ты проиграешь», говорит мне Дженни одними губами.
Так или иначе, я определенно проиграю. Проиграю ей или проиграю в этой игре. В любом случае, когда я без особых усилий промахиваюсь, я знаю, что моей вины в том, что произойдет дальше — нет.
С дрожащим выдохом Картер делает шаг вперед. Он расправляет плечи, разминая шею влево, затем вправо.
— Любую чашку, Картер, — говорю я ему, потирая его плечи. — Любую чашку.
Именно в этот момент, когда он балансирует и готов к броску, Оливия встречается взглядом с Эмметом, и он одобрительно кивает.
— Не смотри на нее, — рычу я на Картера. — Не смей, блять, смотреть на нее.
Но слушает ли он? Нет, конечно, нет. Картер никогда не слушает.
Оливия отворачивается, чертовски медленно, выгибается, и Картер фыркает от смеха.
— Даже не пытайся, девочка Олли. Я не куплюсь на…
Я вижу, как все происходит словно в замедленной съемке. Вода плещется у нее между ног, заливает пол, когда она задыхается, краска отливает от лица Картера, когда Оливия кричит, что у нее только что отошли воды. Его глаза от страха расширяются, мяч выскальзывает у него из пальцев, подпрыгивает один, два, три раза на деревянном столе, и с грохотом падает на землю. Несмотря на все это, я не упускаю Дженни, что хихикает, стоя в углу.
— Олли…
— Ха! — Оливия поворачивается к нам спиной, на лице написана гордость, и сжимает в руках пустую бутылку из-под воды. — Попался, сосунок! Ты промахнулся! — Она дает Дженни «пять», а потом обнимается с Эмметом.
— Я говорил, что он клюнет на это! — кричит он, и Картер с рычанием сворачивается калачиком.
Я бросаю мячик для пинг-понга со стола.
— Я знал, что в этом году мне снова следовало играть в команде с Олли. Играть с Картером — отстой.
— Я думал, что у моей жены начались роды! Это несправедливо! Это жульничество! Требую матч-реванш!
— Это был матч-реванш, — напоминает ему Дженни. — Ты продолжаешь проигрывать.
— Я не проигрываю! Я не проигрывал! Я-я-я…
— Ты проиграл, — обрывает его Кара. — Дважды. И ты проиграл три раза в прошлом году. Твоя жена постоянно обыгрывает тебя в этой игре, и все же ты продолжаешь надеяться, что следующая игра станет твоей. Это вдохновляет, Картер, но в то же время расстраивает. — Она похлопывает его по груди. — Полночь через пять минут. У нас нет времени, чтобы ты вернул свои яйца.
Вокруг хаос. Все набиваются в гостиную и кухню. Температура в доме мгновенно повышается. Слишком много людей, слишком много тел набивается на основной этаж, каждый начинает разбиваться на пары со своими партнерами. Адам и Джексон стоят за барной стойкой, подавая всем одиноким парням и девушкам шоты. В этом пространстве так много людей, трудно увидеть кого-либо, кроме стоящего рядом с тобой человека.
Мне трудно видеть кого-либо, кроме Дженни, потому что она стоит в углу гостиной, будто, черт возьми, пытается исчезнуть, тревожно оглядывая пространство. Ее яркая личность спрятана, заменена этой оболочкой ее стороны, предпочитающей прятаться, а не быть частью всеобщего веселья.
Я проскальзываю через кухню в столовую, прежде чем вернуться в темный, пустой коридор, прямо за Дженни.
Мои кончики пальцев танцуют вокруг ее талии, пока я не кладу ладонь ей на живот, и она вздрагивает, задыхаясь.
Мои губы касаются ее уха, когда идет обратный отсчет.
— Пойдем со мной.
— Что ты делаешь? — шепчет она, когда я веду ее вверх по лестнице. — Что, если Картер увидит?
— Единственное, что существует в мире твоего брата в этот момент — это его жена. — Я заглядываю в спальню, ту самую, в которой впервые попробовал Дженни. — Он не заметит, что мы ушли.
— Если ты ошибаешься, я притворюсь, что у меня амнезия.
Я тащу ее в темную комнату, прижимаю к стене.
— А я выпрыгну из окна, и ты меня больше никогда не увидишь.
Внизу люди начинают отсчет в обратном порядке, начиная с двадцати.
Моя рука обвивается вокруг шеи Дженни, и большой палец ложится на пульс, скрытый под ее теплой кожей. Он сильно бьется, и мне нравится быть причиной, по которой она прямо сейчас возвращается к жизни.
Пятнадцать.
— Ты позволишь мне стать твоим полуночным поцелуем?
Десять.
Ее безумные глаза мечутся между моими.
— Может быть.
Пять.
— Ответ неверный.
Четыре.
Три.
Два.
Один.
— Тогда, может, тебе стоит просто взять то, что ты хочешь.
Наши рты неистово соприкасаются, пальцы зарываются в волосы, бедра трутся, языки скользят повсюду, и все это в то время, как зал внизу взрывается радостными криками.
Моя рука скользит под платье Дженни сзади, и я легонько шлепаю ее по заднице.
— Укусишь меня еще раз, и я заставлю тебя кричать.
Ее пальцы в моих волосах, она глубоко целует меня, ее зубы скользят по моей нижней губе, прежде чем она оттягивает ее.
— Я бы хотела посмотреть, как ты попробуешь.
Я захлопываю дверь спальни и заталкиваю ее в ванную, включаю свет и запираю нас. Ее щеки раскраснелись, розовые губы припухли, грудь тяжело вздымается, когда я подхожу к ней.
— Сними трусики.
— Гар…
— Сейчас.
Я играю с огнем, но не могу найти в себе сил для беспокойства. Мне всю ночь приходилось наблюдать за ней издалека, и все, что я хочу сделать, это попробовать ее на вкус.
Дженни двигается недостаточно быстро, поэтому я разворачиваю ее, прижимаю к стене и одним быстрым рывком сжимаю в кулаке ее трусики.
Одна рука обхватывает основание ее горла, другая опускается между ног.
— Угадай, что происходит, когда ты кричишь?
— Люди слышат, — хнычет она.
— Люди слышат. Ты хочешь, чтобы люди услышали?
Она ахает, когда я провожу пальцами по ее влажности.
— Нет.
— Тогда тебе придется быть хорошей девочкой и вести себя тихо.
Я поднимаю ее на руки, прежде чем опустить ее задницу на раковину, задирая платье вокруг бедер и широко раздвигая ее ноги. В зеркале отражение ее киски блестит от желания, и у меня текут слюни.
— Ты будешь следить за тем, как кончаешь для меня, и постарайся не шуметь, когда будешь это делать.
Ее широко раскрытые глаза с удивлением смотрят на меня, когда мои ладони скользят по ее бедрам. Когда я приоткрываю рот на ее шее, ее губы раздвигаются с хриплым вдохом, который быстро перерастает в стон, как только я глажу ее клитор.
Я киваю, слегка встряхиваю головой.
— Не самое удачное начало, солнышко.
Ее бедра приподнимаются, глаза умоляют меня, когда я прикасаюсь к ней, почти давая ей то, что она хочет, но в последнюю секунду забирая это.
Мой рот обводит линию ее шеи, вдоль подбородка, останавливаясь на ухе.
— Ты хочешь, чтобы эти пальцы трахнули тебя?
На Дженни приятно смотреть: она полностью обнажена передо мной, уязвима, когда смотрит на меня, ее голова на моем плече. Когда она кивает, я понимаю, что впервые за все время нашего знакомства лишил ее дара речи.
Может быть, именно поэтому я избавляю ее от страданий. Я удерживаю наши взгляды, когда погружаю в нее один палец. Когда ее рот приоткрывается в стоне, я зажимаю его свободной рукой, заглушая свое имя, слетевшее с ее губ.
Я погружаю второй палец.
— Что я сказал?
Ее руки лихорадочно тянутся назад, ища, за что бы ухватиться. Одна сжимает в кулаке мою рубашку, другая — раковину, и когда я нажимаю на ее клитор сильнее, быстрее, ее глаза закатываются к потолку, она стонет в мою руку. Мой большой палец находит ее клитор, надавливая, поглаживая, сводя ее с ума.
— Я хочу, чтобы ты встала на колени, когда мы вернемся домой, — шепчу я ей на ухо. Стенки ее тела начинают сжиматься вокруг моих пальцев, она бьется в моих объятиях, прижимая ступни к зеркалу. — И я хочу посмотреть, как глубоко ты сможешь заглотить мой член.
Дженни громко стонет, заставляя меня сжимать ее сильнее, и она начинает терзать мою руку между своих ног, пытаясь убрать ее, когда на нее накатывает оргазм.
Ее тело дрожит, она отказывается от борьбы. Голова откидывается назад, она выкрикивает мое имя мне в руку, и когда, наконец, успокаивается и приходит в себя, ее голубые глаза широко раскрыты и блестят.
Я накрываю ее рот своим, приоткрывая его языком, и она вздыхает, погружаясь в мои объятия.
Две минуты спустя я пытаюсь придумать, как сказать Картеру, что ему нужно продезинфицировать ванную в его свободной спальне, пока Дженни одевается.
— Иди убедись, что там никого нет, — шепчет она, доставая из шкафчика упаковку салфеток. — Я приберусь.
Я прокрадываюсь в темную спальню и приоткрываю дверь. Снизу проникают свет и шум, но коридор пуст.
Я на цыпочках возвращаюсь в ванную, где Дженни обнимает меня за шею и притягивает для поцелуя.
— Первый оргазм в новом году. Твердая шестерка из десяти, Андерсен.
— Или отсюда, солнышко. Я потрясаю твой мир ночь за ночью. — Взяв ее за мизинец, я тащу ее в спальню. — Я проверил. Там…
— Кто-то есть, — заканчивает за меня Кара, стоя в дверях спальни. — Это ты хотел сказать, да, Гаррет?
Позади меня Дженни съеживается, прижимаясь к моей спине, ее лицо выглядывает из-под моей руки. Рядом с Карой у Адама отвисает челюсть.
— Мы-мы-мы… — О черт. — Мы, э-э… — Думай, Гаррет. Думай! — Мы проводили дезинфекцию.
Адам закрывает глаза обеими руками.
— Нет, нет, нет, нет. Я не могу знать об этом! — Он разворачивается и бросается прочь по коридору. Он не успевает далеко уйти, судя по грохоту, который мы слышим, а затем по тому, как его прерывистый голос кричит: — Карааа.
— Да, мой милый ангел, — кричит она в ответ, не сводя с нас глаз. — Я иду!
Ее улыбка не дрогнула, когда она пронзила нас взглядом, постукивая красным ногтем по дверному косяку. Вся жизнь проносится перед глазами, когда я обдумываю все способы, которыми Картер причинит мне боль, будет медленно пытать меня, даже не убивая, просто чтобы иметь возможность проделать все это снова.
— Мы еще как собираемся обсудить это, — наконец говорит она просто, будто это не последний момент, когда у меня есть все конечности, и с этими словами она разворачивается и уходит от нас.
— Итак, все кончено.
— Кончено.
Дженни берет меня за руку и тащит в лифт.
— Потому что Кара сказала, что не расскажет.
Я киваю, нажимая на двадцать первый этаж.
— Так и было.
— Потому что она думает, что это было разово.
— Так и думает.
Дженни дрыгает ногой.
— Так что нам не стоит испытывать судьбу.
Я провожаю Дженни до ее двери.
— Определенно нет.
Ее рука дрожит, когда она вставляет ключ в замок, и когда она, наконец, открывает дверь, она смотрит на меня.
— Так мы договорились? Мы — все?
— Все, — шепчу я, наклоняясь к ней.
— Совсем все, — бормочет она, вздергивая подбородок.
Я вытягиваю шею.
— Все, как доеденный ужин.
Ее дыхание касается моих губ, теплое и сладкое.
— Воткни в меня вилку, с меня хватит.
Дженни с глухим стуком ударяется спиной о стену, когда мы врезаемся в нее, дверь за мной захлопывается. Я скидываю обувь, сбрасываю пальто и, не дожидаясь, пока Дженни снимет каблуки, срываю с нее платье и поднимаю ее к себе, обвивая ее ноги вокруг своей талии.
— Не все, — рычу я ей в шею, пока мы крадемся по коридору. — Ни хрена не все.
— Я думаю, мы сломали Адама.
— Мы определенно сломали Адама.
Дженни протягивает мне тарелку с холодной пиццей.
— С ним все будет в порядке?
Я проглатываю целый кусочек, прежде чем ответить, ведь мне нужно время подумать.
— Честно говоря, я не уверен. — Я пытался поговорить с ним на улице, но он продолжал закрывать уши руками и петь: «я не слушаю, я не слушаю». Он был изрядно пьян. Я мог бы притвориться, что это был плод его воображения.
Когда я заканчиваю, я ставлю тарелку на прикроватный столик и зеваю.
— Ты уходишь? — Дженни берет мою руку в свою, играясь моими пальцами. — Ты не мог бы остаться еще ненадолго? Мы могли бы пообниматься.
На моем лице медленно расплывается улыбка.
— Пообниматься?
Она пожимает плечом.
— Если хочешь.
— Если я захочу или если ты захочешь?
— Ты. — Она хихикает, отбрасывая мою руку, когда я тянусь к ее талии.
Я подползаю к ней.
— Знаешь, ты превращаешься в огромного плюшевого мишку. Кто бы мог подумать?
— Нет.
— Признай это, Дженни. — Я опрокидываю ее на спину, оседлав ее бедра, когда нависаю над ней. — Ты любишь обниматься. Тебе нравится обниматься со мной.
— Нет.
— Давай, Дженни. — Я толкаю ее носом в подбородок. — Признай это.
— Никогда.
Во второй раз за сегодняшний день мои пальцы опускаются на ее грудную клетку, и я с удовольствием наблюдаю, как Дженни извивается подо мной, визжа и хихикая, пока у нее не перехватывает дыхание.
Смеясь, я прижимаю ее к себе.
— Не могу поверить, что я когда-то так боялся тебя.
— Да, очевидно, мне нужно снова запугать тебя. — Дженни прижимается ко мне, кончики моих пальцев обводят ее лопатки, танцуют вниз по позвоночнику, к задней части талии. — Могу я тебе кое-что сказать, Гаррет?
— Конечно.
— Я не так-то легко завожу друзей. Мне трудно доверять людям. Я научилась мириться с тем, что мой круг общения невелик, но ты… ты сделал все лучше. — Ее сонные голубые глаза смотрят на меня снизу вверх, показывая мне уязвимость, которая скрывается за ними. — Я думаю, ты мой лучший друг. — Она опускает взгляд на мою грудь, ее щеки пылают. — Мне было бы действительно больно потерять тебя.
Взяв ее за подбородок, я заставляю ее посмотреть в мои глаза. Не знаю, что случилось, что дружба стала для нее такой сложной и недостижимой, что ее доверие стало такой ценностью, но она действительно очень сильно боится, что я просто уйду, что она все это потеряет.
Не потому ли она отказывается видеть то, что прямо перед ней, то, что у нас могло бы быть? Потому что она предпочитает дружить со мной, чем вообще ничего?
Я не могу обещать ей вечность, не тогда, когда не знаю, что ждет нас завтра, не тогда, когда она не готова идти по дороге, которая приведет нас от друзей с привилегиями к чему-то большему. Но я могу пообещать ей одну вещь.
— Лучшие друзья не теряют друг друга, Дженни. Я буду рядом, всегда. Обещаю.