Грехи отца
Лэй
Чен говорил с комиссаром полиции Глори. Он закончил разговор ровно в тот момент, когда мы подъехали к отелю.
Полиция уже перегородила въезд, не позволяя другим машинам въезжать на парковку или выезжать. Как только заметили наш Эскалад и фургоны, барьер отодвинули. Еще больше копов с Глори заполнили территорию. Все с распечатками в руках. Я заметил одну, на меня смотрело улыбающееся лицо отца.
Спасибо, Дима.
Старый друг всегда умел решать дела по-своему, и с дьявольской точностью. Он никогда ничего не забывал. У него были целые горы блокнотов, каждый — с пометками, деталями, планами. Если бы охота была не на моего отца, он бы сейчас стоял рядом со мной. Дима был идеальным напарником. Настоящим партнером по преступлению.
Но эта ситуация была слишком запутанной и грязной, чтобы в нее вмешивался кто-то еще. Я должен быть единственным, кто прольет кровь отца.
Мы вышли из Эскалада и пошли вперед. Чен и Ху шли по бокам, обрамляя меня с двух сторон. Позади нас Дак вел Моник, она шагала рядом с ним, молча, с напряженным лицом.
Мы проходили мимо шерифа Глори, как раз в тот момент, когда он пытался успокоить высокого, костлявого мужика.
— Мне жаль, Билл, но тут уже ничего не поделаешь, — говорил шериф, глядя на него снизу вверх.
— Это вопиющее неуважение к мистеру Дину и его сыновьям! — закричал Билл и ткнул пальцем в нашу сторону. — И что все эти японцы делают тут, а? Да я должен отдать приказ своим людям, пусть перестреляют их к чертовой матери!
— Билл, спокойно, — голос шерифа дрогнул. Он выглядел напряженным и достал наручники. — Я не хочу тебя арестовывать… Но это дело выше и твоей, и моей головы, так что…
— Выше нашей головы? — перебил его Билл, чуть не выплевывая слова от ярости. — Да я управляющий этого казино!
— Не сегодня, Билл, — устало ответил шериф. Он метнул на меня короткий взгляд — и тут же отвернулся. — Лучшее, что ты сейчас можешь сделать, — это отойти в сторону и дать этим японцам закончить то, что они делают.
Мы китайцы.
Я не стал тратить время, чтобы что-то им объяснять. Были дела поважнее.
Мы прошли мимо этих идиотов и вошли в лобби отеля.
Я окинул помещение взглядом.
Место оказалось неожиданно роскошным. Интерьер подражал Древнему Риму, тот самый стиль, который в ходу в казино Лас-Вегаса уже много лет. В лобби возвышались статуи в римском стиле, вокруг стояли белоснежные мраморные колонны, а золота было столько, что начинало тошнить.
Прямо перед стойкой регистрации располагался гигантский внутренний фонтан. На нем были изображены три обнаженные мраморные женщины, которые кормили ягодами и виноградом мужчину, раскинувшегося у их ног — тоже полностью голого. Одна из женщин сидела у него на поясе, и поза явно намекала, чем именно они занимались.
Определенно не семейный отель.
Я бросил взгляд через плечо, чтобы проверить, как там моя гостья.
Дак продолжал вести Моник вперед.
Я оценил ее послушание.
Если бы она попыталась сбежать, Дак тут же достал бы лезвие. Если бы дернулась за помощью к копам, то быстро бы поняла, что они подчиняются мне.
Она не дура.
С каждым шагом Моник держала кейс прижатым к себе. Глаза настороженные, спина прямая, будто она в любой момент готова сорваться и ударить.
Интересно, умеет ли она драться.
Что-то внутри нее явно борется — это видно по глазам. Карим, ярким, тревожным.
Чен отвлек меня:
— Не ожидал, что в таком крошечном городке будет такой огромный отель.
Я обернулся к нему:
— Что узнал про этих двоих?
— Они Дины.
— Я знаю эту фамилию. Они родственники Кенни Дина?
— Это их отец.
— А Датч и Сноу — это клички?
— Точно. Один из них — Деннис, другой — Зигмонд.
— Ну, в принципе, не удивительно, что они предпочитают прозвища.
— Комиссар сказал, что в этом отеле больше ста номеров, — продолжил Чен. — Датч и Сноу живут в пентхаусе. Судя по всему, они тут и выросли.
Он указал вправо:
— Там казино.
Я глянул в ту сторону.
За высокой аркой виднелся огромный зал.
— Внутри сотня слот-машин и пятьдесят игровых столов — блэкджек, кости, рулетка, — продолжил Чен и кивнул на несколько черных дверей по ту сторону зала. — А за ними — двадцать четыре покерных комнаты.
— Там отец Моник и взял деньги?
Чен кивнул:
— Датч посреди ночи позвонил шерифу и потребовал объявить розыск на отца Моник.
Но так как Дима уже подмял под себя весь участок, шериф вежливо отказался.
— Значит, может, это и не была ловушка…
— Или Датч просто устроил спектакль, — Чен слегка кивнул в сторону вооруженных до зубов мужчин в черном, которые хмуро наблюдали за нами.
Я окинул взглядом их кобуры:
— Классика. У большинства — револьверы Smith & Wesson серии L-Frame. Барабаны на шесть или семь патронов.
— Такую модель часто носят бывшие копы, — подтвердил Чен.
— Но в основном тут мафия, — я сунул руки в карманы. — Итальянцы любят покупать у нас револьверы, потому что мнят себя ковбоями.
Чен ухмыльнулся:
— Бегать и стрелять — их любимое.
Я кивнул:
— Им нужны легкие, точные и мощные стволы.
— И такие проще спрятать под ремень или в большой карман.
— Казино точно под контролем мафии.
Мы остановились у одного из позолоченных лифтов.
Дак схватил Моник за руку и заговорил на китайском. Он приказал половине людей подняться по лестнице и перекрыть нижний и верхний этажи. У отца не должно было остаться ни единого шанса на побег.
Двери открылись.
Мы вошли в кабину. Следом за нами зашли Дак и Моник, остановились сзади.
Ху достал пистолет и нажал кнопку двадцатого этажа.
Я наклонился к Чену:
— Я знаю, кто такой их отец — Кенни Дин. Это не проблема. Но узнай, какая мафиозная семья его сейчас прикрывает.
Двери лифта закрылись.
Чен поерзал, заметно напрягшись:
— Ты думаешь, семья Дин может стать проблемой?
— Посмотрим.
Лифт начал подниматься.
Отец построил свою империю на оружии.
Был нищим иммигрантом. Горбатился на заводах, перебиваясь с одной работы на другую. Но самая важная из них была на складе Dean Firearms, что на окраине города. Там производили стрелковое оружие, патроны, винтовки AR-15 и M-16, а также охотничьи ружья.
Начальником там был Кенни Дин. Он специально нанимал рабочих, не говорящих по-английски — платил меньше, чем американцам. А если догадывался, что они не христиане, заставлял выходить и на религиозные праздники, ставил двойные смены.
За какие-то два доллара в час мой отец, дяди и другие иммигранты мыли и сушили детали оружия. Шлифовали и полировали. Точили и собирали. Проверяли и упаковывали. Они управляли погрузчиками и работали на оборудовании, которое выпускало пули и патроны — почти без подготовки, без обучения, без норм безопасности.
У них не было ни медицинской страховки, ни оплаченных обедов. Больничные не существовали. Если ты не вышел на смену, твое место занимал другой такой же бедный иммигрант, который тихо ждал и был готов на все, лишь бы прокормить семью.
Иммигранты ненавидели Кенни Дина.
Но отец смотрел на этот завод иначе. Для него это было не просто место, где он убивался за копейки. Он видел в нем золотоносную жилу, до которой никто еще не добрался.
Он знал, как работает организованная преступность, с детства наблюдал за Триадами в Шанхае. Понял одну простую истину: тот, у кого есть оружие — правит.
Поэтому он пахал на Дина как проклятый. Приходил на смену за несколько часов до начала, просто чтобы помочь. И оставался дольше всех, вне зависимости от графика.
Работал на всех участках. И всегда получал за это крепкие дружеские похлопывания от Кенни, который вскоре начал звать его “своим любимым китаезой”.
В свободное от смен время отец учил английский. Он стал посредником между Дином и остальными рабочими, его языковые навыки сделали его незаменимым.
Дин настолько ему доверял, что в итоге назначил его менеджером по складу.
И вот тогда начался настоящий план отца.
Втайне он начал объединять измотанных, обнищавших рабочих. Уговаривал: берите немного оружия и патронов. Совсем чуть-чуть. Так, чтобы Кенни не заметил. Обещал, что однажды все это продаст и вернет им деньги.
Он просил, и они делали.
Когда он собрал достаточно оружия, чтобы набить чемодан, отец сел на автобус и поехал в Парадайз.
Он понимал, что уличные банды большого города всерьез его не воспримут. Такие, как Coffin Cheaters, только посмотрели бы на его поношенную одежду, послушали ломаный английский, и расхохотались бы ему в лицо, вышвырнув за дверь.
После покупки билета денег у него почти не осталось. Он нашел маленький парк на Западе, с видом на озеро Грез. И, к своему удивлению, заметил, что вдоль воды никто не гуляет, никто не катается на великах. В тот вечер он устроился прямо на лавке у берега.
Снял обувь, расстелил одеяло, встал на колени и начал молиться.
Через пару минут к нему подошел темнокожий мужчина. Сказал, что он либо дурак, либо сумасшедший, раз собрался спать возле озера Грез. А потом объяснил, что это место считается проклятым и небезопасным.
Но деваться было некуда. Отец лишь пожал плечами, и принял то, что уготовано судьбой.
Тот темнокожий мужчина лишь покачал головой и предложил отцу переночевать у себя дома.
Этим человеком был Кеннет Джонс — отец Ромео и Шанель.
А кровать, на которой спал тогда мой отец, была не просто кроватью, она стояла в одной из многочисленных спален особняка Джонсов и была достойна королевской особы.
Позже мистер Джонс узнал, что отец привез в Парадайз оружие.
На следующий день отец продал весь чемодан стволов банде «Вороны Убийцы»
за пятьдесят тысяч долларов наличкой, по тем временам это были бешеные деньги для него.
Он вернулся в Глори и раздал деньги всем, даже тем иммигрантам, которые побоялись воровать детали. Но тем, кто помогал — тем, кто рискнул, — досталась самая большая доля.
Через месяц отец и дядя Сонг снова сели на автобус до Парадайза. На этот раз у них было уже десять чемоданов, полных оружия.
«Вороны Убийцы» скупили половину, а затем познакомили отца с новой фигурой на рынке — русской женщиной, которая только начала набирать силу.
Этой женщиной была мать Димы.
Лифт остановился.
Двери распахнулись.
Ху и мои люди вышли первыми.
Мы с Ченом достали оружие и двинулись следом. Хотя я и не хотел убивать отца выстрелом, рисковать мы не могли.
Мои ребята рванули к двери пентхауса Датча и Сноу.
Я сжал в обеих руках "Глоки".
Я был готов стрелять, если отец вдруг появится и нападет. Но я надеялся, что до этого не дойдет. Я хотел сделать все иначе. Я хотел разобраться, почему он убил Ромео и Шанель. Я должен был понять все до конца. И я хотел, чтобы он увидел мою боль. Мою печаль. Чтобы увидел все это на моем лице в ту самую секунду, когда я лишу его жизни.
Ху с одного удара топором выбил дверь, дерево треснуло и развалилось.
Позади нас Моник вскрикнула.
Осколки дерева осыпались на пол.
Мои люди отпихнули остатки двери и ворвались внутрь.
Мы с Ченом зашли следом, держа оружие наготове.
Но все оказалось зря.
Блядь.
Пентхаус, который утром еще источал элегантность, теперь был «переоформлен» моим отцом.
Он добрался сюда первым.
Три мертвых тела свисали с люстр. Двое были белыми, один — черным. Их лица застыли в гримасах ужаса. В каждом глазу торчали розовые палочки для еды. Из уголков глаз стекала кровь, напоминая слезы Христа, тонкие алые дорожки полосовали их лица.
Я оглядел всю комнату.
Каждая деталь вокруг свидетельствовала о безжалостной жестокости моего отца.
На мраморном полу растекались лужи крови.
И повсюду были трупы представителей всех рас, возрастов и форм. Одни были с перерезанными горлами. Другие — с дырками от пуль. Некоторых буквально разрубили пополам. Иные были изломаны, искорежены, выворочены в неестественные позы. Лица у некоторых были разбиты до неузнаваемости тупым предметом. Один мужчина был задушен собственным галстуком, и на его руках ножом были вырезаны глубокие раны, словно кто-то методично раздирал мышцы.
Там, где не было крови и смерти — лежали деньги. Кровавые купюры прилипли к стенам, покрывали тела, плавали в лужах крови.
Вошли Дак и Моник.
Стоило ей увидеть это, как она закричала, выронила кейс и закрыла лицо руками.
— Нет… Нет…
Дак бросил на меня взгляд.
— Святое ебаное дерьмо! — завопила она из-за ладоней. — Они все мертвы?!
— Да, — коротко ответил я.
— Нет… нет… — ее голос дрожал.
Чен нахмурился:
— Нам нужно, чтобы она убедилась, что парни на люстре — это Датч и Сноу.
Ху перешагнул отрубленную ногу:
— Если это не они — все равно есть зацепка.
— Нет… — Моник начала отступать назад, ее трясло. — Я не могу здесь находиться.
Я собрался подойти.
Чен коснулся моей руки.
Я остановился, взглянул на него.
Он шепнул:
— На мед больше пчел слетится. Будь помягче, кузен.
Я вздохнул и все-таки подошел к Моник.
— Нам правда нужна твоя помощь.
— Я… не могу… — ее дрожащие руки все еще закрывали лицо. Она шептала что-то себе под нос. Кажется, это была молитва.
Она умная, но она не для такой жизни.
Я мягко коснулся ее руки.
— Моник, ты нам нужна.
Она дрожала, но убрала ладони с лица. Глаза оставались закрытыми.
— Х-хорошо… Просто… дайте мне минутку.
— Нам нужно убедиться, что это тела Датча и Сноу. Ты видела троих мертвых мужчин, висящих на люстрах?
— Там мертвые мужики висят на люстрах?! — ее глаза так и не открылись, а руки взлетели вверх. — Нет, я не… я не могу… мне надо уйти… эм… может, вы просто загуглите их фотографии или что-то такое…
Я резко перехватил ее за обе руки и опустил их вниз.
Она вся напряглась, глаза все еще закрыты.
— Пожалуйста… не заставляйте меня…
Я сжал ее сильнее.
— Открой глаза.
— Я… я не могу. Прости, — выдохнула она длинно и тяжело.
— Я могу… эм… может, попробовать найти их фото в Facebook или где-то еще… просто дайте мне телефон… и…
— Моник, — прорычал я.
Она вздрогнула:
— М-мне страшно…
Конечно, страшно. Это все для нее новинку.
Я сам не понял почему, но потянул ее к себе. Она тихо всхлипнула, но, к моему удивлению, прижалась ко мне. Положила голову мне на грудь и обняла.
Чен и Дак переглянулись.
Я не знал, что еще делать. В памяти всплыло, как мама когда-то успокаивала меня.
Я обхватил Моник за талию одной рукой. А второй — медленно, бережно провел по ее спине.
— Посмотри всего разок. Быстро и аккуратно. Ты справишься.
— Некоторые из этих тел еще теплые, — Ху отошел от изрубленного трупа и прошагал через лужу крови. — Лэй, нам нужно срочно получить подтверждение от нее…
— Дай ей минуту, — рыкнул я.
— Прости, — прошептала она, не отрываясь от моей груди. — Просто… это все… какой-то… кошмар. Я справлюсь. Мне просто нужно… мой желудок… голова…
Я посмотрел на нее сверху:
— Ты впервые видишь мертвое тело?
— Нет, — прошептала она, дрожа. — Но вот в кровавой бойне — да, впервые.
В комнату вошли еще люди, медленно проходя сквозь бойню и проверяя остальные помещения пентхауса.
Ху указал на троих:
— Снимите эти тела с люстры, чтобы мы могли получше рассмотреть.
Дак опустился и коснулся одного из трупов у двери:
— Мы, похоже, только что разминулись с Лео. У этого тело тоже еще теплое.
— Господи… — Моник вывернулась из моих рук, распахнула глаза и согнулась пополам.
Ее рвало прямо на пол, рвота впиталась в кровь, растекаясь рядом.
Дак наблюдал с каким-то почти научным интересом:
— Значит, пельмени с Лео были правдой.
— Заткнись, — Чен расстегнул галстук.
Моник снова согнулась, из нее вышло еще.
Тем временем мои люди уже сняли тела с люстр и уложили их на пол.
Дак подошел ближе, осмотрел их:
— Тут еще один, весь изрезанный. Особое внимание, как и у этих двоих белых.
— Верно, Дак, — кивнул Ху. — У всех палочки в глазах, но этот… его не просто убили — его мучили. Он лежал прямо под люстрой. Отец не только изрезал ему лицо, но еще и запихал в рот пачки денег.
— Может, это был телохранитель, который слишком много болтал при Лео. Вот тот и сделал из него пример, — сказал я.
— Кто бы он ни был, Лео уделил ему особое внимание, — тихо присвистнул Дак.
— Но зачем? — спросил Ху.
Я промолчал. Все мое внимание было приковано к Моник, хотелось верить, что с ней будет все в порядке.
Когда ее наконец перестало тошнить, она закашлялась и попыталась прийти в себя. Спустя несколько секунд выпрямилась.
Чен протянул ей галстук:
— Можешь использовать это, чтобы вытереть рот.
— Спасибо, — прошептала она, бережно взяла ткань, стараясь не смотреть ни вверх, ни вниз.
Осторожно вытерла рот, а потом повернулась ко мне:
— Ладно… Мне… уже лучше.
— Это хорошо, Моник, — я мягко взял ее за подбородок, удерживая ее взгляд на себе, подальше от трупов. — Но ты точно готова?
Ее нижняя губа задрожала:
— Да.
— Смотреть нужно не на всех. Только на троих. Именно они были для отца главными.
Она тяжело выдохнула:
— Ладно.
Я убрал руку от ее лица.
— Только три лица.
— Ну, — Дак пнул еще одно тело, перевернул его и заглянул в лицо, — если это не Датч и не Сноу, ей придется смотреть на остальных.
В глазах Моник вспыхнул страх.
Чен нахмурился:
— Помолчи, Дак.
Моник зажмурилась:
— Я не смогу… смотреть на всех.
— Сосредоточься на мне, Моник, — я взял ее за руку и сжал. Кожа у нее была такая чертовски мягкая и гладкая. Пальцы дрожали в моей ладони. Давно я не был рядом с женщиной, которая так остро нуждалась во мне.
И как ни странно, то, что я сейчас ее успокаивал, немного утихомирило ту тьму, что разрывала меня изнутри.
— Открой глаза и не отводи взгляда от моего лица, пока я не скажу. — Я мягко сжал ее руку. — Представь, что тут только мы с тобой.
— Хорошо, — она коснулась животa второй рукой и медленно открыла глаза.
— Что ты видишь?
— Тебя.
— Отлично, — я медленно повел ее в сторону трех тел, которые до этого висели на люстрах, а потом обернулся к ней.
— Узнать их будет непросто, в глазах торчат палочки.
— Господи… А… какого цвета палочки?
— Розовые с золотом.
— Э-эти… с ресторана…
— Вполне возможно.
— Ну… — она покачала головой, — туда я точно больше не пойду.
— К счастью, в городе есть и другие места, где подают пельмени, — я поднял палец к ее лицу.
— Сейчас начнем. Следи только за кончиком пальца. Как только увидишь лицо — закрывай глаза и говори, кто это.
Она сглотнула:
— Хорошо.
— Готова?
— Да.
Медленно, по миллиметру, я опустил палец к первому мужчине.
Ее взгляд шел за ним. Она увидела лицо — и тут же зажмурилась.
— Это Сноу. Точно. Господи, ебаный ад!
Черт.
Часть меня надеялась, что отец до них не добрался.
Тогда бы у нас оставался прямой путь к нему.
Но, может, следующий — не Датч.
— Молодец, Моник. Все хорошо, — я снова поднял палец. — Теперь смотрим на следующее лицо.
Она начала дрожать сильнее.
Я прижал ее ближе к себе.
Тело под моей рукой немного расслабилось. Она дрожала меньше. Открыла глаза.
— Я… готова.
Медленно я подвел палец ко второму телу. На этот раз Моник была менее напугана. Ее взгляд пошел за движением и остановился на опухшем, избитом лице.
Глаза у нее увлажнились. Из приоткрытого рта вырвался долгий выдох. Но теперь она не отвела взгляд.
Я чуть склонил голову набок:
— Это Датч?
Она кивнула и сжала мою руку крепче.
Чен указал на третьего:
— Принесите сюда того, у кого деньги запиханы в рот. Возможно, он даст нам зацепку, куда Лео направился дальше.
Мои люди подхватили тело и перенесли его ближе.
Моник снова перевела взгляд на меня:
— Я лично знала не всех, кто с ними работал, но могу сказать, если кто-то покажется знакомым.
Я нахмурился:
— Ты часто имела дело с Датчем и Сноу?
— Их люди постоянно приходили к нам, искали отца. Все из-за денег, которые он им задолжал.
Тело положили у моих ног.
Я поднял палец:
— Последний, Моник.
— Слава Богу.
— После этого ты сможешь уйти домой.
— Хорошо, — она глубоко вдохнула, потом выдохнула. — Давай.
Я подвел палец к телу и указал.
Как только Моник увидела лицо, она закричала от ужаса:
— Нет! Господи, только не это!
Что случилось?..
— Пожалуйста, нет! — она вырвала руку из моей и рухнула на колени. — Папа! Папочка!
Черт.
— Папа, прошу тебя! — Моник поползла к телу. Колени и ладони тут же размазали кровь по полу. Она вцепилась в мертвого. Одна из палочек выпала из его глаза и покатилась в сторону.
— Папа!
Чен шагнул вперед, будто собирался схватить ее.
Я вскинул руку, не давая ему вмешаться.
— Нет, папочка, нет!
Дак и Ху отступили, молча наблюдая.
Остальные замерли. Полная тишина.
— Нет! — Моник обняла тело отца — безрукое, окровавленное, и перепачкала в крови свою пижаму.
— С тобой все хорошо. Все хорошо. Я знаю это.
Чен провел обеими руками по волосам, словно не знал, куда себя деть.
Что мне делать? Как ее поддержать?..
— С тобой все хорошо, папа… — она укачивала труп на руках. С тела капала кровь, впитываясь в ее джинсы.
Она закрыла глаза, по щекам потекли слезы.
— Бог не мог забрать вас обоих… Не мог…
Черт.
Я даже не знал, сколько времени мы так простояли. Мы ведь не впервые стоим посреди кровавой бойни.
В Парадайз-Сити это было обычным днем. Кровь, смерть — мы к ним привыкли. Я видел вещи и похуже. Гораздо хуже. Разрезанное на части тело — ерунда. Даже отрубленная голова, катящаяся по полу, давно уже не вызывала никаких эмоций.
Нас мало что могло по-настоящему выбить из колеи. Но то, как Моник, захлебываясь в рыданиях, укачивала на руках изрезанное тело своего отца — это парализовало всех.
Дрожащими пальцами она вытащила из его рта смятые пачки денег. Ее голос был едва слышным шепотом:
— Ты вернул деньги… Правда ведь?.. Ты… пытался…
Потом она аккуратно вынула последнюю пару палочек из его глаз:
— Ты не был таким уж плохим. Правда?
Черт бы тебя побрал, отец.
— Ты принес деньги обратно… — она снова прижалась к трупу. По ее щекам текли слезы.
— Прости меня, папа. Мне так жаль…
И у меня что-то оборвалось внутри.
— Я должна была тебе доверять… — всхлипывала Моник. — Прости, папочка… пожалуйста… прости.