Прекрасная месть

Глава 14

Только руки и ноги

Лэй

Я хотел, чтобы все от меня отстали. Все, кроме Моник.

Остальные могли катиться куда угодно.

Передо мной выстроился мой гарем, богато одетый и увешанный побрякушками. Красотки одна краше другой: разные оттенки кожи, разные фигуры. Высокие и миниатюрные, пышные и тонкие. Волосы у всех тоже были свои, кто-то носил длинные волны, кто-то короткие упругие кудри. Были тугие косички, афро, хвосты, замысловатые прически.

Одежда — тоже на любой вкус, кто-то любил шелк, кто-то кружево, многие выбирали атлас. Но цвет всегда был один — какой-нибудь оттенок синего: от кобальта до бирюзы, от сапфира до спелой ягоды.

Но сегодня они все выглядели одинаково, длинные черные парики и алое кружевное белье.

Они что, опять строят из себя Шанель? Я же уже сто раз говорил им завязать.

Во мне поднялась ярость.

Я вышел из лифта и с презрением окинул их взглядом:

— Убирайтесь!

Они тут же разбежались кто куда, кое-кто даже завизжал. Но Главная Наложница осталась стоять на месте. Мин Юй — первая женщина, которую отец назначил мне.

К восемнадцати годам весь Парадайз-Сити, мать его, знал, что я влюблен в Шанель. Только вот сама Шанель, похоже, об этом даже не догадывалась.

Тем временем мои родители вмешались, будто это было срочное дело, и начали подбирать для меня женщин, которые, по их мнению, больше подходили для того, чтобы стоять рядом со мной. Так началась эта дурацкая история с гаремом.

Мин Юй была воплощением всего того, что они считали правильным для женщины Востока. Ее отец, Гуань, служил Красным Полюсом у моего отца — командующим войсками. Когда начиналась война, именно он отвечал за всю оборону и наступление.

Мин Юй была его четвертой дочерью. А так как в семьях Восточного Парадайза девочек особо не держали в почете, то для Гуаня ее высокое положение в моем гареме казалось достаточной честью.

Для меня же вся эта работа казалась отвратительной и унизительной. Мне не требовалось, чтобы кто-то обслуживал мой член, но отец стоял на своем, Мин Юй должна была оставаться при мне. А потом он стал добавлять все новых и новых женщин.

Я мрачно уставился на Мин Юй.

Одеваться как Шанель? Почему она решила, что это уместно?

Глупый парик скрывал ее длинные черные волосы. А этот красный кружевной боди, больше похожий на тряпку, выглядел чертовски вульгарно рядом с ее привычным нарядом — синим атласным платьем.

Я сузил глаза:

— Я сказал: убирайся.

Мин Юй медленно скрестила руки на груди.

— Горный Повелитель, мы здесь, чтобы служить вам в эту тяжелую для вас пору.

— Послужите мне тем, что вы вернетесь в Парадайз-Сити.

— Как же мы сможем вас поддержать, если будем так далеко?

— Уходи.

— Я провожу вас до апартаментов, наберу теплую ванну, искупаю вас, сделаю массаж...

— Я хочу, чтобы ты ушла.

— Я останусь, — упрямо сказала Мин Юй, метнув взгляд на Моник, а потом опустив глаза на наручники, сцеплявшие наши запястья. — Что это? Кто она?

Я сузил глаза:

— С каких это пор я обязан отвечать на твои вопросы?

Она обиженно надула губы:

— Мы здесь, чтобы утешить вас...

— Я просил тебя вчера и позавчера оставить меня в покое. И держать остальных подальше. Я ясно сказал, что мне нужно время для траура. Мне нужна тишина.

Я поднял руку и показал один палец:

— У тебя была всего одна задача. Одна. И вот ты здесь. Притащила их всех в этот отель и стоишь тут, вырядившись...

Перед глазами вспыхнула картина: мертвое тело Шанель. Боль словно вцепилась в сердце и не отпускала.

Голос у меня дрогнул:

— Зачем ты это сделала? Я... Я уже начал хоть чуть-чуть приходить в себя, а теперь...

Мин Юй опустила глаза в пол:

— Я подумала, что красное белье и парики вас обрадуют.

— Обрадуют? — я чуть не захлебнулся в ярости. — Как это должно было меня обрадовать?

— Мы могли бы стать для вас Шанель... если бы вы позволили.

— Вы не сможете. Никогда больше не смей так говорить!

— Позвольте нам утешить вас, Горный Повелитель.

— Вчера я ясно сказал, что именно меня утешит.

— Да, но тетя Мин решила, что вам будет нужно... обслуживание пока вы в Глори...

— Не будет ни единого дня, — прорычал я, — когда тетя Мин будет решать, что и когда происходит с моим хуем! Пакуйте свои шмотки вместе с остальными и убирайтесь! Немедленно!

Мин Юй снова перевела взгляд на Моник:

— Она твоя пленница?

Во мне вскипела ярость, захлестнувшая все остальное.

Чен громко откашлялся и шагнул вперед:

— Дак, проводи Лэя в его апартаменты. А я... я займусь всем остальным.

Я медленно повернулся к Чену:

— Убедись, что они держатся от меня подальше.

— Так и сделаю.

— И передай всем, чтобы больше ни одна из них не смеет наряжаться в Шанель.

Чен кивнул:

— Я сам хотел им это сказать.

Я сотрясался от ярости:

— И, Чен...

— Да?

— Достань мне фильм. Называется «Смотритель». Говорят, это какой-то слэшер.

Он вскинул бровь:

— Но ты ведь терпеть не можешь ужасы.

— Сегодня вечером хочу его посмотреть.

Чен развел руками:

— Сегодня?

— Да, — процедил я и, не глядя на Мин Юй, подтолкнул Моник вперед.

Что с ней не так? Почему она никогда не понимает, что я ей говорю?!

Я зашагал быстрее, ярость подгоняла меня вперед.

А потом они еще удивляются, почему я не хочу с ними трахаться. Да с ней вообще жить невозможно!

Я бросил взгляд на Моник, ей явно было тяжело за мной поспевать. Пару раз она даже споткнулась.

Черт возьми.

Я сбавил шаг:

— Прости.

— О, нет, — Моник странно на меня посмотрела. — Все нормально.

Мы продолжили идти.

Через каждые пару шагов Моник бросала на меня взгляды.

Впереди нас шел Дак, насвистывая какую-то мелодию. А это означало, что он нервничает.

Не стоило так орать на Мин Юй. Блядь, я совсем разваливаюсь на глазах у всех. Надо взять себя в руки.

Плечи налилась тяжестью.

И вдобавок я чувствовал, как Моник все чаще смотрит на меня, любопытство так и лезло у нее из глаз.

Я нахмурился и повернулся к ней:

— Давай, спрашивай.

Она заморгала:

— Что?

— Спрашивай, что там у тебя в голове. Ты же смотришь на меня, как на какого-то психа.

— Ну... это твое личное дело. Мне не обязательно знать, — пробормотала Моник.

Я нахмурился еще сильнее:

— Просто задай свои вопросы.

— Лаадно. Как давно у тебя этот... гарем?

— С восемнадцати.

— Ого.

— Это не совсем то, что ты подумала.

— А, — она заморгала. — То есть это не куча женщин, которых приставили к тебе для... удовольствия?

Я сжал зубы:

— Ладно. В общих чертах — да, но не совсем.

— В каком смысле?

— Они... не во всем меня ублажают.

— Извини, но что это вообще значит? — спросила Моник.

Впереди Дак тихо фыркнул.

Я закатил глаза:

— Проникновения нет. Просто... иногда кое-что другое. Раз в год, может, два раза в год, я вообще позволяю им... обслужить меня.

— Эм... — Моник внимательно посмотрела на меня. — Ты сказал, без проникновения?

— Без.

— То есть... твой член никуда не входит? Ни в рот, ни в задницу, ни...

Я метнул на нее злой взгляд:

— Разве не это значит «без проникновения»?

— Прости, — она тут же отвернулась вперед.

Теперь уже я начинал выходить из себя.

Я тяжело вздохнул:

— Нет. Это я должен извиниться. И... ты права. Я ничего в них не вставляю. Никуда.

— То есть... только руками?

— Или ногами.

— А, — моргнула она.

Странно было это говорить? Разве не всем дрочат ногами?

Меня кольнула тревога.

Наверное, нет.

Моник снова бросала на меня странные взгляды.

Я процедил сквозь зубы:

— Давай уже заканчивай с вопросами.

— Ну... почему ты... не проникаешь в них?

— В каком смысле?

Моник пожала плечами:

— Ну, если бы у меня был член и целый гарем, я бы точно захотела воткнуть его во всех.

Впереди Дак тихо усмехнулся.

— Ничего смешного, кузен. Просто веди нас в апартаменты, — злобно глянул я на него, а потом повернулся к Моник. — Я понимаю, о чем ты. Но я позволяю им делать со мной кое-что другое. И мне этого достаточно.

— Но это совсем не звучит... сексуально.

— Я держу их не для… секса.

— Почему нет? Ты же свободный мужчина.

— Я хотел сохранить настоящую близость и удовольствие для Шанель. Она была единственной женщиной, с которой я мечтал о настоящих, чувственных моментах.

— А, — Моник снова заморгала.

Я стиснул зубы, прекрасно понимая, что сейчас она все обдумает и дойдет до того же вывода, до которого в итоге доходили все.

Ну вот, началось.

— А, — Моник приоткрыла рот. — То есть...

— Да.

Она уставилась на меня, как будто увидела инопланетянина:

— Ты... девственник?

Стараясь удержать серьезное лицо, Дак остановился у какой-то двери, вытащил белую карту и приложил ее к латунной панели вместо замка.

Дверь открылась.

Но Моник так и не зашла внутрь. Она просто стояла и смотрела на меня так, словно я был зелено-фиолетовым мутантом, который только что приземлился на Землю.

Я устало глянул на нее:

— Да. Я девственник.

— А-а...

Нахмурившись, я подтолкнул ее в номер:

— Ничего особенного. В моем возрасте полно мужчин, которые еще девственники.

Дак снова принялся насвистывать эту свою раздражающую мелодию.

На лице Моник все еще оставалось недоверие.

Наверняка думает, что со мной что-то не так.

Через пару минут Дак вместе с остальными попытались войти в наш номер.

— Нет, — я отмахнулся. — Мне нужно побыть одному.

— Одному. Понял, — кивнул Дак и тут же кивнул на Моник. — Тогда я отведу ее в свой номер и присмотрю за...

— Она! Остается! Со! Мной! — я оскалился на них всех. — Сколько раз мне еще это повторять?!

Моник вздрогнула рядом со мной.

Смущенный, я постарался взять себя в руки.

Дак грустно улыбнулся:

— Кажется, я теперь понял, Лэй. Больше не повторю этой ошибки.

— Хорошо.

— Я знаю, Чен заказал чай и угощения в номер. Раз ты хочешь побыть один, может, велеть персоналу ничего не приносить?

— Нет. Моник может быть голодна.

— И сам не забудь поесть, кузен, — добавил он с особым акцентом на последнем слове, напоминая, что мы родные и он любит меня.

Я окончательно успокоился:

— Постараюсь.

— Отлично. Больше мы с Ченом ничего не просим, — Дак сложил руки перед собой. — А пока я дам тебе время, пойду в свой номер и немного отдохну. Но если понадоблюсь...

— Я и сам знаю, что стоит мне позвать, и ты сразу прибежишь.

— Еще кое-что...

Я сдержал ярость и процедил сквозь зубы:

— Да.

— Раз наши тети здесь, ужин сегодня будет на широкую ногу. Я распоряжусь, чтобы твою лучшую одежду принесли в номер.

Я закатил глаза:

— Черт бы их побрал. Не могли что ли остаться в Парадайз-Сити.

— Они просто не хотят, чтобы ты убил их брата. Считают, что ты хотя бы должен выслушать их.

Вместе с матерью тети были той самой тихой опорой моего детства. Они утешали меня, когда было больно, и, насколько могли, защищали от безумной жестокости отцовских тренировок.

Если кто-то осмеливался хоть словом меня задеть, тетя Мин или тетя Сьюзи мигом сносили бы ему голову.

Я кивнул:

— Я разделю с ними ужин и поговорю. Но спасти отца у них не получится.

— Это я тоже понимаю, — ответил Дак, затем кивнул на Моник:

— Раз она должна быть рядом с тобой, велеть принести для нее платья и туфли к ужину? Или спрячем ее от тетушек?

Я понятия не имел, как мои тети отреагируют на присутствие Моник. Знал только одно — я не хотел, чтобы она уходила. Странно было осознавать, насколько я стал в ней нуждаться.

Конечно, это было неправильно, так быстро привязываться к чужому человеку. И явно нездорово. Но жизнь была полной жопой, и я справлялся с каждым днем, как умел.

— Да, — я провел рукой по волосам. — Закажи платья, обувь и нижнее белье. Моник не может сидеть за ужином в заляпанной кровью кофте с Печенькой.

Услышав о кофте, она опустила взгляд и вздрогнула.

На ткани ведь кровь ее отца. Не стоило мне напоминать об этом.

— Я отправлю несколько ребят в лучшие бутики Глори, — поклонился Дак. — И увижу вас за ужином.

Они с остальными отступили назад и вышли из номера.

Дверь закрылась.

И вот мы остались вдвоем — я и Моник.

Наконец-то.

Ко мне снова вернулось это странное ощущение... ощущение, что можно снять маску, отпустить боль и показать все, что гниет внутри.

Я уставился на наручники, сцеплявшие нас вместе.

Моник заговорила тихо:

— Я могу оставить тебя одного. Обещаю, мои дни прыжков с крыш давно позади, Лэй. Тебе больше не нужно быть прикованным ко мне.

Я повернулся к ней:

— Ты правда думаешь, что я хочу, чтобы ты ушла?

— Ты ведь хотел остаться один. Ты все время пытаешься всем это объяснить...

— Поправка. Я хочу, чтобы ушли все. Все, кроме тебя. Ты должна быть рядом.

— Почему?

— Ты приносишь мне покой.

— Ладно, — она сглотнула. — Но скажи, когда перестану. Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело.

— Тебе тоже.

— Но мне хотя бы не нужно убивать собственного отца.

По спине прошел холодок.

— Давай сменим тему.

— Хорошо, — она подняла руку с наручниками. Металл тихо щелкнул. — Может, тогда поговорим о том, чтобы их снять?

— Пока нет.

— Почему?

— Наручники тоже меня успокаивают.

— Можешь тогда сам себе заковать обе руки. Может, так будет еще спокойнее.

— В этом нет смысла.

— А быть прикованными друг к другу — это, по-твоему, логично?

Я наклонил голову набок:

— Это вообще странно, когда женщина дрочит мужчине ногами?

Она вытаращила глаза:

— Что?

— Ну... в коридоре ты странно на меня посмотрела, когда я это упомянул. Вот и думаю: это ненормально, когда женщина дрочит мужчине ногами?

— А. Ну, я не знаю... — она пожала плечами. — Каждый делает, что хочет.

— Тогда почему ты так на меня посмотрела?

— Меня больше шокировало, что ты девственник, а не вся эта история с ногами.

— Почему?

— Я понимаю твою преданность Шанель. Просто... я никогда раньше не встречала мужчину с такой... дисциплиной.

— Не переоценивай меня, — я усмехнулся. — Это было совсем несложно. Если я не мог быть с Шанель, значит, не будет никого. И это не было чем-то грандиозным.

— Но... секс, — она расплылась в широкой улыбке. — Это реально охренительно.

Я приподнял брови.

— Прям очень-очень охренительно.

Тело предательски налилось теплом.

Я отвернулся и прочистил горло:

— Тебе... в туалет не нужно?

— А что? — на лице Моник отразился ужас. — Ты что, собираешься пойти со мной?

— Я могу оставить дверь открытой и стоять на...

— Лэй, — перебила она, — когда я пойду в туалет, мы снимем эти наручники. Даже если бы я захотела сбежать, ты все равно меня поймаешь. Ты быстрый. Нет смысла держать меня прикованной.

Я стиснул зубы:

— Дело не в том, что я боюсь, будто ты сбежишь.

— Тогда в чем?

Я опустил голос:

— Просто... я не хочу, чтобы ты уходила далеко от меня.

Ее губы чуть приоткрылись.

— Ты понимаешь?

— Да.

— Отлично. Но ради туалета я сниму наручники.

— А когда я пойду в душ и переодеваться, наручники тоже снимешь? Или планируешь стоять со мной в душе, прикованный, и подавать мне мыло?

Я не должен был об этом думать, но в голове тут же вспыхнула картина ее голого тела. Я вспомнил, как она рассказывала о своей униформе официантки.

Такое со мной случалось нечасто, но в животе противно скрутило от желания.

Моник нахмурилась:

— Лэй?

Я стряхнул из головы эти образы:

— Да?

— Мы точно снимем наручники, когда я пойду мыться и переодеваться?

Я прочистил горло:

— Конечно.

Она облегченно вздохнула:

— Хорошо.

В этот момент зазвонил ее телефон.

Она вздрогнула, и я понял, что в ней все еще живет тревога. Что ж, неудивительно. Она ведь только что отправилась искать отца, случайно влезла в мою охоту на серийного убийцу, а потом нашла отца... изувеченным и мертвым.

Ее нервы будут расшатаны весь оставшийся день.

Телефон зазвонил снова.

Я покачал головой:

— Можешь не отвечать.

— Нет, надо. Наверняка это мои сестры. Они хотят узнать, что случилось, — Моник сунула руку в карман, вытащила телефон, глянула на экран. — О, черт.

Ее руки задрожали, телефон выпал из пальцев и с глухим стуком упал на пол, продолжая звонить.

— Что случилось?

Ее нижняя губа дрожала:

— Кто-то звонит мне с телефона папы, но... он ведь мертв.

— Черт, — я нагнулся, поднял аппарат. — Значит, это мой отец. Проверяет, все ли с тобой в порядке.

Только ты можешь додуматься звонить с телефона мертвого человека. У тебя вообще есть хоть капля сочувствия?

— Ч-что нам делать? — прошептала Моник. — После того, что я увидела... после того, что Лео сделал... Я не смогу с ним говорить. Я, блин, обоссусь от страха.

— Тебе больше никогда не придется с ним разговаривать, — я вытащил ключи от наручников. — Сними их. А я выйду на балкон и сам с ним поговорю.

Трясущимися пальцами она взяла у меня ключи и стала отпирать замки:

— Ты уверен?

— Никогда в жизни не был так уверен.

Телефон замолк.

Она дрожала еще сильнее, но все же сняла наручники, металл со щелчком раскрылся и упал с запястья.

И тут телефон зазвонил снова.

Упрямый ублюдок.

— Я сейчас вернусь, — бросил я и, не теряя ни секунды, вышел на балкон.

Включил телефон, поднес его к уху:

— Привет, отец.