Прекрасная месть

Несколько лет назад

Лэй

Полная луна светила надо мной и над остальными мужчинами, пришедшими сражаться насмерть.

Смогу ли я? Или… умру?

На арене, за красной линией, стояли тридцать шесть человек, готовых меня прикончить.

А мне всего-то четырнадцать.

Мои противники были куда старше. Некоторым за двадцать. Другим — за пятьдесят. Многие из них были сложены, как носороги, сжимающие в руках мечи, топоры, пистолеты и даже здоровенные мясницкие ножи. В отличие от меня, они уже участвовали в этом ритуале.

Один громила впереди с ленцой раскачивал шипастый железный шар на цепи, скалился и внимательно меня разглядывал, прикидывая, куда удобнее всего вогнать шипы.

Сердце громыхало в груди.

Но на лице у меня — только уверенность.

Как и я, они всю жизнь готовились к этому моменту.

Выжить на этой арене суждено было только одному.

Тот, кто выйдет победителем, заберет трон у моего отца и станет править Востоком.

Где-то за моей спиной заплакал младенец.

Я мельком оглянулся.

Огромная толпа пристально следила за мной, шепча что-то друг другу.

Сюда явились все жители Востока, с подношениями: благовония и рисовое вино, цветы и молитвы надежды, написанные кровью на золотой бумаге joss¹. Передо мной простиралось синее море — люди всех возрастов, старики и молодежь, женатые и одинокие. Дети играли у ног родителей, не понимая, насколько страшен этот вечер. Несколько поколений семей терпеливо ждали начала церемонии.

Я не опозорю отца. Я не причиню боль матери. Я не разочарую свою семью.

Когда мой отец создал нашу банду — Четыре Туза, он придумал и церемонию посвящения.

Я тогда еще в подгузниках бегал, а отец уже планировал, как заставит меня доказать свою ценность.

Просто быть его сыном — не значит, что я заслуживаю трон.

В Восточном Раю статус и власть мужчины зависели только от его готовности и способности защищать своих близких и свою территорию. Позволить кому-то унизить себя и уйти безнаказанным — значит превратиться в ничтожество.

Я не умру. Я выиграю.

В руках у меня был отцовский меч — Baoteng Saber. По-китайски это означало Парящая Драгоценность.

Много веков назад Императорский Мастер Мечей выковал ее в эпоху династии Цин во времена правления императора Цяньлуна. Ручку из белого нефрита украшали изящные резные листья. Стальной клинок был изогнут и инкрустирован золотом, серебром и медью.

Пять лет назад один лондонский миллиардер засветился на аукционе Sotheby's Hong Kong. Там он купил меч для своей коллекции.

За семь миллионов долларов.

На следующую ночь мой отец и его убийцы разбудили миллиардера посреди ночи.

Отец уселся на край его кровати и с удовольствием прихлебывая чай. Улыбнувшись спящей жене миллиардера, он вежливо предложил подержать меч за него.

Миллиардер без колебаний отдал ему Парящую Драгоценность.

Я сын своего отца.

Я вытащил Парящую Драгоценность из богато украшенных ножен.

Я — сила.

Подавив страх, я с восхищением посмотрел на клинок. С тех пор как меч оказался в руках моего отца, он успел впитать немало крови.

Сегодня ночью, если Бог не отвернется от меня, я тоже окрашу его в смерть.

Я — власть.

Я сбросил ножны на землю.

Один из тридцати шести мужчин усмехнулся.

Я — победа.

Рывком опустив меч к боку, я встал в боевую стойку.

В толпе закричала девочка:

— Берегись, Лэй!

Кто-то тут же шикнул на нее.

Я нервно оглянулся на зрителей.

Они не увидят, как я умираю. Я не опозорю отца перед его людьми.

В первых рядах сидели высшие чины со своими женами и детьми.

В Четырех Тузах действовала строгая иерархия.

Отец был Хозяином Горы — высшей властью Востока.

Его брат, Сонг, занимал пост Заместителя Хозяина Горы. Дядя Сонг запретил жене приходить, зная, что она не выдержит, если меня убьют.

Однако рядом с дядей Сонгом сидели мои двоюродные братья — Чен и Дак. Оба выглядели обеспокоенными.

Чен грыз ногти — привычка, которая сводила его мать с ума.

Вчера ночью они пытались вытащить меня из Парадайз. Я отказался и отправил их домой.

Но перед тем как они ушли, я заставил Чена пообещать, что он присмотрит за моими беспризорниками — десятью уличными псами, которых я держал на заднем дворе усадьбы и тайком выхаживал.

Рядом с дядей Сонгом сидел Хэм — Мастер Благовоний, отвечающий за операционные вопросы.

Дальше — Джей, Авангард. По сути, высокопоставленный личный помощник, способный отправить человека на тот свет за пару секунд.

Затем Гуань — Красный Кол. Боевой командир. Когда приходило время войны, он руководил наступлением и обороной.

На краю ряда сидела сестра моего отца — Мин. Белый Бумажный Веер.

Тетя Мин заведовала всеми легальными финансами и бизнесами семьи.

Сейчас она плакала, глядя на меня.

Ее пальцы дрожали, сжимая носовой платок.

Остальные были Синими Фонарями — солдатами, оружейными курьерами и низшими убийцами. Они заполнили большую часть средних рядов.

И все они ждали, кто выживет, а кто умрет.

Тело сотрясала дрожь.

Хотел бы я, чтобы мама была здесь.

Сегодня утром тетя Сьюзи увезла ее.

Мама плакала и умоляла отца отменить церемонию. Они спорили об этом всю прошлую ночь.

Но в конце концов, последнее слово осталось за отцом.

Я не причиню ей боль.

Толпа замерла, когда мой отец вышел на арену.

На нем было длинное кожаное пальто темно-синего цвета. Костюм тоже был синим. Но галстук — небесно-голубой. Тот самый, что я подарил ему на день рождения.

Я оправдаю его надежды.

В руках он держал большого петуха.

Птица тревожно виляла шеей, встряхивая коричневые перья.

Отец ласково погладил ее по спине, улыбнулся и что-то прошептал, продолжая двигаться в мою сторону.

Как только он появился, все тридцать шесть мужчин — мои противники — опустились на колени и поклонились, оставаясь в таком положении, пока он не прошел мимо.

Я его не разочарую.

Я заставил себя стоять неподвижно.

Отец не должен был увидеть во мне ни капли страха.

Мне бы так хотелось, чтобы мама была здесь...

Дядя Сонг вышел из первого ряда и направился к сцене, неся коробку.

Отец остановился передо мной, источая силу и власть.

Каждая его мышца была словно натянутая пружина, каждое движение — угроза.

В этом году я, наконец, догнал его по росту и теперь смотрел ему прямо в глаза.

Тетя Мин уверяла, что однажды я его перерасту.

Я не мог дождаться этого дня.

Дядя Сонг встал рядом с отцом.

— Ты готов, Лэй?

На лбу выступил пот.

— Да.

Отец кивнул в сторону.

— У тебя гости.

Я обернулся, надеясь увидеть маму и тетю Сьюзи.

Но нет.

К моему потрясению, на сцену выскочили Ромео, Шанель и Дима.

Все трое были в синем, будто надеялись обмануть Восток и заставить поверить, что они — часть Четырех Тузов.

Что они творят?! Я же сказал, что им нельзя приходить!

Восточный Парадайз — закрытый мир, погруженный в древние традиции.

Посторонним запрещено видеть такую церемонию.

Поглаживая петуха, отец нахмурился, разглядывая моих друзей.

— Они пробрались на территорию и пробились сквозь охрану.

Я с трудом сдержал улыбку.

Отец скривился.

— Эти чертовы дети могли себя угробить и разжечь войну в Синдикате “Алмаз”.

Я распахнул глаза.

— Можно... поговорить с ними?

Отец нахмурился.

— Поздоровайся и попрощайся. Затем переключи разум на смерть. Только она должна быть в твоей голове, когда ты дерешься. Понял?

— Да, отец.

По-прежнему хмурясь, он махнул рукой, позволяя им подойти.

Ромео подскочил первым.

— Спасибо, Лео. Обещаю, мы быстро.

Отец зыркнул на них исподлобья.

— Вам повезло, что я люблю вас, как своих детей.

— Благодарю, сэр.

Шанель поклонилась, вытащила из кармана деревянный кинжал и встала рядом со мной.

— Ли, мне приснился призрак. Высокая женщина с двумя длинными косами. На голове — коричневая ковбойская шляпа...

— Быстрее, Шанель, — нетерпеливо бросил Ромео, оглядывая толпу.

Она сглотнула.

— Я проснулась посреди ночи, а она стояла у моей кровати. Она направила меня к этому кинжалу и сказала, что ты должен носить его с собой весь бой.

Шанель протянула его мне.

— Он защитит тебя.

Отец нахмурился еще сильнее, наблюдая за этим странным обменом.

Дима закатил глаза.

— Кинжал из дерева. Почему ты не разрешила мне принести бомбу моего дяди?

Ромео тяжело вздохнул:

— Потому что она взорвала бы всех к чертям, Дима.

Шанель покачала головой.

— Ли, призрак сказал, что этот кинжал приведет тебя к твоей судьбе, и…

— Я не верю в призраков, — Дима схватил меня за руку. — Нам надо тебя отсюда вытащить.

— Остынь, мужик. — Ромео убрал его руку. — Уже поздно. Пусть Восток делает то, что делает Восток.

Дима раздраженно вздохнул:

— А я хочу, чтобы все делали то, что я хочу.

Ромео похлопал его по спине:

— Смирись, Дима.

— Давайте уже заканчивать. — Отец провел рукой по петушиным перьям.

— Я не могу уйти. Но спасибо, что пришли и пытались меня спасти, ребята.

Я сунул деревянный кинжал в карман.

— И спасибо, Шанель. Я верю, что он меня защитит.

— Без проблем, Ли.

Ее глаза заблестели от слез.

Она мягко поцеловала меня в щеку.

Охренеть.

Мое тело гудело.

Если я умру, то этот поцелуй того стоил.

Шанель отстранилась.

— Призрак сказал, что ты их всех одолеешь. И что твоя судьба — разоблачить жестокость людей и защищать слабых.

— Именно. Поэтому все мои ставки на тебя, Лэй. — Ромео кивнул. — Дыши. Не думай об этом, как о какой-то грандиозной миссии. Разбей на маленькие задачи. Убивай по одному.

— Спасибо. Так и сделаю.

Я повернулся к Диме. Он был самым умным человеком из всех, кого я знал. Наверняка у него тоже есть стоящий совет.

— Дима, а ты что думаешь?

С мрачным выражением лица он посмотрел на тридцать шесть мужчин за красной линией. Они уже встали с колен и сжали оружие в руках.

Дима снова повернулся ко мне.

— Я отнес этот случай в Социальную службу Восточного Парадайз. Это явный пример жестокого обращения с детьми.

— Хватит, — рыкнул отец. — Уходите в сторону. Сейчас же.

Шанель шикнула:

— Дима, ну серьезно?!

Дима ушел, бурча себе под нос:

— Но это жестокое обращение с детьми...

Хотел бы я, чтобы они могли драться вместе со мной.

Они направились прочь.

Сунув деревянный кинжал в задний карман, я снова взглянул на дядю Сонга и отца.

Дядя Сонг заговорил:

— Убери меч.

Я замер, но послушно вложил Парящую Драгоценность в ножны на поясе.

Дядя открыл коробку и достал пистолет.

— Твое первое убийство должно быть совершено из этого оружия.

Меня накрыло облегчение.

Я схватил пистолет, зная, что с патронами смогу убрать нескольких сразу. Я стрелял с четырех лет.

— Следующее правило: ты должен убить их всех.

Дядя даже не потрудился показать, о ком речь.

— Третье правило: ты должен забрать золотую Драконью Голову с пьедестала.

Я взглянул в ту сторону, но не увидел ее — пока что тридцать шесть мужчин загораживали мне обзор.

— И последнее правило… — Дядя Сонг улыбнулся сожалением. — Ты должен дойти до края сцены и поднять Драконью Голову в воздух, чтобы все увидели, что ты — единственный выживший.

— И ты не поползешь и не доковыляешь, — добавил отец. — Ты пойдешь, как человек, в котором живет сила множества мужчин.

— Да, сэр.

Отец улыбнулся:

— И ты поднимешь Драконью Голову так, будто она ничего не весит. Ты не уронишь ее.

— Да, сэр.

— Сегодня я жду от тебя только победы.

Он вытащил медный кинжал из-под плаща.

— Готов, сын?

Я сжал пистолет, выдохнул и расправил плечи.

— Да, сэр.

Отец схватил петуха за голову и поднес лезвие к его шее.

В следующую секунду он перерезал ему горло.

Кровь брызнула мне в лицо и залила отцовские руки.

Я — сын своего отца.

Дядя Сонг закрыл коробку и покинул сцену.

Отец бросил мертвого петуха мне под ноги.

Время пришло.

Вот для чего я тренировался всю жизнь.

На боку висела Парящая Драгоценность, заткнутая в ножны.

В заднем кармане плотно сидел деревянный кинжал от Шанель.

В руке я сжимал пистолет.

Я — сила.

Отец провел кровавую линию на моем лбу.

Я — власть.

Он шагнул в сторону и взревел:

— Начинайте!

Я — победа.

Я рванул к тридцати шести мужчинам, подняв перед собой пистолет.

Первым делом надо убрать громилу с шипастым железным шаром.

Если он падет, остальные забеспокоятся.

Я направил на него ствол и нажал на курок.

Выстрела не было.

Что?!

Я не сбавляя шагу, взглянул на оружие и снова нажал.

Только щелчок.

Пустой?! Они дали мне разряженный пистолет?!

Это реально жестокое обращение с детьми!

— Время умирать, маленький император.

Громила замахнулся массивным шаром и отправил его прямо мне в голову.

Я едва увернулся, резко нырнув в сторону.

В голове всплыли слова дяди Сонга:

«Твое первое убийство должно быть совершено из этого.»

Громила снова пустил шар в ход. Он чертовски хорошо владел этой штукой и почти достал меня вторым замахом.

Черт.

— Он мой! — какой-то парень снес голову другому. — Убирайся с дороги!

Пока не беспокойся о нем. Сконцентрируйся на том, кто перед тобой.

Я начал разбирать пистолет на ходу.

За несколько секунд я оттянул затвор, снял его с рамки и выбил пружину.

Кто-то ударил меня в спину.

Другой вонзил нож в плечо.

Еще один попытался полоснуть по ноге.

Я отпрыгнул, увернулся, развернулся и уклонился от следующего противника.

Тем временем мой главный враг снова замахнулся этим чертовым шаром с шипами.

Черт. Черт.

Держа в руках разобранный пистолет, я перекувыркнулся назад.

Шар едва не размозжил мне череп.

Вместо этого он врезался в пол, оставляя в сцене глубокую вмятину.

Кто-то ударил меня по руке.

Соберись!

Я сделал шаг вперед, крепко сжал в руках затвор от пистолета и прыгнул прямо на громилу в тот момент, когда он снова замахнулся шаром.

Сдохни!

Я вогнал затвор пистолета ему в один глаз, а ствол — в другой.

Мужик завопил и уронил свое оружие.

Толпа взорвалась радостными криками.

Я сделал это!

Двое схватили меня за ноги.

Я рухнул на землю.

Они потащили меня прочь.

В толпе раздался женский крик:

— Боже, помоги ему!

Тетя Мин?

Я извивался, пытаясь вырваться.

Одна нога освободилась.

Парящая Драгоценность оказалась у меня в руке за считанные секунды.

Раз — меч вспорол руку одному.

Два — клинок вонзился в сердце другого.

Как только он рухнул, я отрубил голову еще одному.

Кулак в лицо.

Откуда он вообще взялся?!

Я моргнул и махнул мечом вслепую, разрезая все, что было передо мной.

Рублю. Колю. Режу. Кромсаю.

Так прошел час.

Кровь фонтанами.

Я двигался быстро, лавируя среди сражающихся, едва касаясь земли.

Когда надо — использовал их тела как ступени, прыгал с одной спины на другую, рубил руки, сносил головы, вгонял клинок в сердца, выковыривал глаза острием.

Противники вопили от ужаса.

Несколько человек бросились наутек.

Но Синие Фонари отца перекрыли выход и загнали беглецов обратно, позволяя мне добить их.

Через какое-то время сцена превратилась в озеро крови и трупов.

Мы скользили и падали, пытаясь сохранить равновесие.

Мы дрались, чтобы выжить.

Мы сражались насмерть.

Я последовал совету Ромео — убивать по одному.

— Почти все! — голос Шанель прорезал шум толпы. — Остался один, Ли! Давай!

Правда? Только...один?

Кровь стекала по лицу. Что-то попало в правый глаз, жгло, но у меня не было времени вытирать. Сердце громыхало в груди.

Я проанализировал свое состояние:

Ребра, скорее всего, треснули. Левая рука — возможно, сломана. Если нет, то жестко вывихнута. Боль адская. Пальцы левой руки почти не шевелились. Дышать было тяжело, будто легкое пробито или смято. Но я знал, что это все в голове.

Боль любит драму. Она шлет тревожные сигналы в мозг.

Я — сила.

Кровь пропитала рубашку и штаны.

Я — власть.

Волосы липли к шее и голове.

От меня разило смертью.

Ища последнего, я спотыкался о оторванные руки и ноги. Многие стонали от боли, корчась на земле. Я добивал их клинком и шел дальше.

Я — победа.

И вот я нашел последнего.

Я едва держал меч в руках.

Едва стоял на ногах.

Я… почти закончил.

Он всхлипывал, стоя на коленях, сложив руки в молитве.

— Пожалуйста, пощади меня! Я не хочу больше драться. Я хочу жить! У меня есть сын, такой же, как ты. Ему столько же лет.

Он отец. Может… я не должен его убивать?

Изможденный, я шагнул к нему и посмотрел на отца.

Он стоял сбоку сцены, рядом с дядей, друзьями.

Его лицо не выражало ничего.

Ни радости. Ни облегчения.

Я не знал, разочарован он или доволен.

— Не убивай меня! — мой последний враг подполз ближе. — Не оставляй моего сына сиротой!

Я снова посмотрел на отца.

Мне его убить?

Отец поднял руку к горлу и быстро провел ребром ладони, словно лезвием.

Я сглотнул, развернулся к мужчине и поднял Парящую Драгоценность в воздух.

— Пожалуйста! Пожалуйста!

Я снес ему голову. Она с глухим стуком упала на пол. Следом рухнуло тело.

А теперь — голова Дракона.

Перед тем как двинуться вперед, я заметил деревянный кинжал, который мне подарила Шанель. Он плавал в луже крови. Я наклонился и схватил его.

Отец рявкнул:

— Соберись, Лэй!

— Ладно.

Запихнув окровавленный кинжал в карман, я вернулся к главной цели этого вечера.

Я прихрамывая пошел к голове Дракона. Хотелось ползти. Честно говоря, меня бы вполне устроила срочная госпитализация.

Спустя несколько минут я держал в избитых, дрожащих руках тяжелую голову. Наверняка она была из чистого золота — так тянула вниз.

Последний штрих.

Выжатый и искалеченный, я наконец повернулся к молчаливым зрителям. Многие таращились на меня с круглыми глазами и отвисшими челюстями.

Тетя Мин стояла одна. Обе ее сабли были обнажены. Четверо мужчин удерживали ее — судя по всему, она несколько раз пыталась прыгнуть на сцену.

Я люблю тебя, тетя Мин.

Но я слишком устал, чтобы подойти к краю сцены. Всего-то десять шагов, но казалось, что их десять тысяч. Я вытер кровь с глаз. Грудь вздымалась слишком быстро. Меня бросало в жар, словно в лихорадке.

Но я обязан был сделать еще один шаг. Я не мог подвести.

Я…

Я заставил себя сделать шаг. Потом еще один.

Я устал.

Как-то я добрался до края сцены. Казалось, прошел целый час.

И в тот момент, когда я оказался там, зал взорвался. Люди вскочили со своих мест, крича и выкрикивая мое имя.

Я поднял голову Дракона вверх, мысленно застонал от боли. Левая рука едва разгибалась, и держать ее было пыткой.

Но стоило голове Дракона взметнуться над моей, как все разом опустились на колени.

Целое море синих одежд склонилось передо мной.

Я сделал это. Теперь идите, скажите маме! Мне нужна она.

Никакие овации не могли заменить ее теплые объятия, ее лицо, полное любви. Я жаждал увидеть гордость в ее глазах.

Справа от меня кто-то двинулся.

Я не знал, кто это. Знал только, что если опущу руки, голова Дракона рухнет… и я следом. Боль пронизывала все тело.

А потом ноги отказали.

Мир поплыл. Я потерял равновесие. Голова закружилась, но прежде чем я рухнул на пол, меня поймали чьи-то сильные руки.

Человек поднял меня на руки.

Кто… это?..

Я был настолько выбит из сил, что не мог даже открыть глаза.

— Лэй! — толпа ревела и хлопала в ладоши. — Лэй!

Я слабо пробормотал тому, кто меня держал:

— С-спасибо…

Голос ответил:

— Я горжусь тобой, сын.

Отец!

Он поцеловал меня в лоб.

— Я так горжусь.

Глупая улыбка расползлась по моему разбитому лицу.

— Отдохни, Лэй.

И я провалился в холодную тьму, согретый только любовью отца.