Глава 33

Этот самый момент

Лэй

Где-то глубоко внутри меня шла жестокая война.

Я разрывался между желанием и верностью.

Между прошлым и настоящим.

Шанель не отпускала меня. Обет любить ее все еще отзывался эхом в самом сердце.

А тем временем в моих руках была Моник — мокрая, соблазнительная, чертовски теплая. Она заставляла меня смеяться, улыбаться, дарила ту редкую для меня тишину внутри.

И все же я не мог игнорировать присутствие Шанель. Она была моей настоящей навязчивой идеей, доказательство тому лежало всего в нескольких метрах от ручья, у которого я целовал Моник: тело Шанель, спрятанное в палатке.

Разве я не должен сейчас стоять на коленях рядом с ней, умоляя о прощении?

Было ли это неправильно — хотеть другую?

Искать утешение, тепло, желание в чужих объятиях?

Бремя моей девственности тяжело давило на сознание. Она была символом моей любви к Шанель. Несостоявшейся. Обещанием, которое я так и не смог сдержать.

Отдать ее Моник казалось предательством. Нарушением нашей священной связи.

Но Моник была гораздо больше, чем просто объект моего вожделения.

Она была маяком надежды в бушующем море моего отчаяния. Живым, дышащим доказательством того, что даже перед лицом безысходности мир продолжает двигаться вперед.

Ее смех напоминал о радости. Ее страхи говорили о нашей общей человеческой природе. А ее сострадание показало мне, насколько сильной может быть настоящая дружба.

Каждый раз, глядя на Моник, я видел не только ее завораживающую красоту, но и пульсирующую внутри нее силу жизни.

Быть с ней, отдаться пламени страсти, казалось мне шансом начать все заново. Снова впустить в себя яркость этого мира.

И теперь... в воде мы целовались, полностью отдаваясь нарастающему между нами притяжению.

Это было что-то глубокое.

Ошеломляющее.

До болезненного личное.

Стоило ее мягким, теплым ладоням обхватить мой член, как меня накрыло волной удовольствия, я тихо застонал.

По венам побежали раскаленные искры. Каждая нервная клетка вспыхнула.

Я жадно ловил ее язык губами, наслаждаясь вкусом.

А она осторожно гладила меня, дразнила, трогала с нетерпеливым любопытством, будто открывала меня заново.

Черт.

Она скользнула рукой вниз, сжала головку.

Я продолжал целовать ее и застонал, как сумасшедший.

Прежде чем я осознал, что делаю, мои пальцы скользнули к ее киске, лаская пульсирующий клитор.

Моник вздрогнула всем телом, ее губы оторвались от моих, и она застонала в предвкушении:

— Ох... да ну тебя, Лэй. Это безумие.

Я посмотрел на нее, едва справляясь с желанием.

— Если бы у меня были яйца, они бы уже посинели от нетерпения., — надулась она. — Перестань меня дразнить.

Я не смог сдержать усмешку:

— Ты правда думаешь, что я тебя дразню?

— Не знаю, — выдохнула она, — но если ты надеешься, что я буду спокойно лежать с тобой в постели этой ночью и не попытаюсь тебя изнасиловать — ты глубоко заблуждаешься.

Она что, правда не понимает, как сильно я ее хочу?

Мне до безумия хотелось погрузиться в нее.

Я жаждал, чтобы наши тела стали единым целым.

Может быть, именно она — та женщина, ради которой я наконец отпущу все, что столько лет хранил для Шанель.

Я прижался губами к шее Моник, провел языком по ее мокрой коже, оставляя за собой дорожку огня.

Руки скользнули ниже и сжали ее бедра.

Каждое движение, медленное, настойчивое, было обещанием того, что я готов ей дать, стоит ей только позволить.

Все ее тело дрожало в моих руках.

— Ох, блядь... — вырвалось у нее.

Мой член налился тяжестью и требовал свободы. Я хотел только одного, вонзиться в нее, почувствовать, как ее тугое, горячее лоно сжимает меня.

И снова в голове вспыхнула та самая битва.

Отдать ли Моник свою девственность?

Или это будет предательством по отношению к Шанель?

Я чувствовал, как бедра Моник трутся о мои, и ответ стал очевидным.

Дело было не в Шанель.

И не во мне.

Все было о нас.

Моник и я.

Жаркое желание, грозящее сжечь нас дотла, больше нельзя было сдерживать.

Мы оба были готовы.

Я облизнул губы, наслаждаясь ее вкусом на языке.

— Дразню тебя? Может, стоит отнести тебя в кровать и прояснить это недоразумение?

Она задрожала.

— Пожалуйста, Хозяин горы.

Взрыв адреналина и дикого влечения подстегнул меня — я подхватил Моник на руки, быстро доплыл с ней до берега и вытащил ее из прохладной воды.

Она рассмеялась, обвила руками мою шею и прижалась ко мне:

— Почему ты такой быстрый, Лэй?

Я поцеловал ее в лоб:

— Потому что я ужасно тебя хочу.

И это была чистая правда.

Нарастающая связь между нами была слишком сильной, чтобы ее можно было отрицать, с каждой секундой она становилась все глубже.

Сердце колотилось в груди так, будто готово было вырваться наружу.

Под солнцем ее мокрая, темная кожа блестела, маня и сводя с ума.

По мне пробежала сладкая дрожь.

В своем нетерпении я даже не стал останавливаться у разбросанной на берегу одежды.

Моник округлила глаза:

— Лэй, мы же не можем шляться по лагерю голыми.

— Времени нет.

Она снова засмеялась:

— Надеюсь, Чен нас не увидит. Он точно упадет в обморок.

— Не волнуйся, ты же знаешь — я быстрый.

Не сводя с нее взгляда, я понес ее к нашей палатке.

Кожу будто искрила дрожь возбуждения, конечно, это все она.

Как только мы добрались до палатки, я стремительно обогнул ее, втащил нас внутрь и осторожно опустил Моник на кровать.

— Черт, — выдохнула она. — Ты и правда быстрый.

— Когда дело касается того, чтобы побыть с тобой наедине, я унесу нас хоть на край света, — сказал я, пожирая взглядом ее обнаженное тело, наслаждаясь каждой чертовой деталью.

Наша палатка, мягко освещенная редкими фонарями, казалась отдельным миром, где не существовало ничего кроме нас двоих.

Теплый, ласковый свет играл на ее темной коже, заставляя ее светиться изнутри.

В моих снах ее соски были цвета темного шоколада.

И сейчас они были прямо передо мной, воплощая мою фантазию и вызывающе направляясь в мою сторону.

Такая чертовски притягательная.

Она была настоящим произведением искусства.

Искушающим коктейлем, который я мечтал вкусить.

Я был полностью заворожен.

Каждый изгиб ее тела подчеркивался игрой света и тени, будто сама ночь рисовала ее силуэт своими тонкими пальцами.

Медленно я опустился рядом с Моник, осознавая, что вступаю на совершенно незнакомую территорию.

Никогда раньше я не переживал ничего подобного.

Обычно я просто приказывал Чену прислать мой гарем.

Девять, иногда тринадцать женщин окружали меня в постели, готовые на все, лишь бы довести меня до оргазма.

Для большинства мужчин это было бы влажной мечтой, но для меня — обычной ночью.

Ночью без страсти. Без настоящей связи. Без... любви.

Просто секс.

Влажная киска.

Твердые соски.

И мой член, выбрасывающий сперму.

Как только я кончал кому-то на лицо или грудь, они уходили, а я оставался лежать в постели один.

Но этот момент с Моник...

Этот обжигающий, раскаленный момент... мое сердце трепетало в ожидании, кожа горела, и, черт возьми, я ощущал эту ярость чувств до самого нутра.

Все было иначе.

Особенным.

Наполненным новой страстью, которую я никогда раньше не испытывал.

Я растворился в этом мгновении.

Здесь границы реальности стирались, и больше ничего не имело значения.

Черт с ним, с этим миром, я знал точно: мог бы остаться здесь с Моник навсегда, забыв о всех своих заботах и проблемах.

Я вглядывался в ее карие глаза — темные, глубокие омуты, которые сами звали меня прыгнуть в них.

И я прыгнул.

Я целовал Моник с жадной, безудержной страстью.

Наши языки сплетались, губы сливались в поцелуе, полном дикого желания, внутри меня вспыхивали взрывы искр.

Обнаженные, мы переплелись друг с другом, тая в этом слиянии.

Воздух вокруг нас наполнился ее ароматом, горячим коктейлем предвкушения и желания.

Так опьяняюще.

Аромат был сильнее любого афродизиака, разжигая огонь в моей крови еще сильнее.

Я водил руками по ее телу, исследуя каждую линию, каждый дюйм ее кожи, будто открывая ее заново.

Мои губы скользнули к ее шее и начали выстраивать раскаленную дорожку поцелуев, спускаясь к ее груди.

Этот момент... был настоящим раем на земле.

Мой член пульсировал в сладкой агонии.

Я обхватил ее грудь ладонями, ощущая, как тяжело и нежно она ложится в мои руки, а затем взял сосок в зубы и принялся дразнить его легкими, игривыми движениями языка.

— Ох... — выдохнула Моник.

Я делал с ней все то, о чем мечтал с того самого момента, как впервые увидел ее во сне.

Взял поочередно каждый сосок в рот, нежно покусывая, затем облизывая, пока они не затвердели под моими ласками.

Мои пальцы продолжали исследовать ее тело: одной рукой я дразнил грудь, а другой скользнул по ее плоскому животу вниз, к заветному теплу между ее бедер.

Стон Моник заполнил воздух.

Она извивалась подо мной, выгибая бедра навстречу, словно умоляя дать ей еще больше наслаждения.

Мое сердце грохотало в груди.

Цунами желания захлестнуло меня с головой, но я не останавливался, я продолжал ласкать ее соски, одновременно исследуя пальцами ее горячее, влажное лоно.

Никогда в жизни я не чувствовал ничего более теплого, более скользкого, более тугого.

Это было нечто невообразимое.

Запредельное.

К черту мой гарем. Вот чего я хочу. Вот что мне, блядь, действительно нужно в жизни. Моник... в моей постели. Каждую гребаную ночь.

Я скользнул губами вниз, к ложбинке между ее грудями, и глубоко вдохнул ее аромат.

Из горла вырвался темный, низкий стон.

Моник застонала от удовольствия, когда я вновь прижался губами к ее соску, дразня другой рукой.

Мне придется держать ее рядом с собой дольше, чем мы договаривались.

Потеряв голову, уже окончательно подсев на нее, я оторвался от ее губ и выскользнул пальцами из ее лона.

Она затрепетала в моих руках:

— Б-боже, Лэй...

Мне чертовски нравилось слышать свое имя на ее губах.

— Тебе нравится?

— Да... — выдохнула она, запыхавшись. — Но... мне все время кажется, что сейчас кто-то постучит и прервет нас.

— Этот кто-то умрет.

Она хихикнула:

— Прекрати.

— Я не шучу, — проговорил я, скользнув взглядом по ее телу. — Я хочу попробовать каждый дюйм тебя на вкус.

Ее тело вновь дрогнуло.

— Я девственник, — я снова посмотрел ей в глаза, — но кое-чему научился у своего гарема.

Она широко распахнула глаза:

— Серьезно?

— Более чем.

— Чему именно?

Я нежно провел ладонью по изгибу ее бедра:

— Было бы скучно просто рассказать.

Она прикусила нижнюю губу.

— Лучше я тебе это покажу.

— О да... — прошептала она.

Я начал медленно спускаться вниз по ее телу, оставляя за собой дорожку мягких поцелуев.

По ее шее.

По округлым линиям груди.

Моник застонала.

Жадно, с наслаждением, я задержался на ее плоском животе, усыпая кожу поцелуями.

Она вся задрожала от удовольствия.

И тогда я продолжил путь, опускаясь все ниже, пока не остановился у нежной выпуклости ее лона.

Пальцы Моник вплелись в мои волосы.

Срань небесная. Она такая мокрая.

Я с наслаждением любовался ее гладкой, аккуратно выбритой киской.

В теплом свете ее щелочка поблескивала влажным соблазном. Клитор выглядывал из складок, как спелый плод, готовый к моим губам.

Мой член дернулся.

Я осторожно раздвинул ее лепестки пальцами, обнажая мягкую, влажную плоть.

Пальцы чуть подрагивали, когда я прикоснулся к ней.

Я хотел только одного, потеряться в ее наслаждении, почувствовать, как она дрожит под моей лаской, как ее дыхание сбивается, когда я начну ее пробовать.

В эти дни Моник принесла в мою жизнь столько покоя. Столько света среди моей тьмы.

Она заслуживала только самого чистого, безудержного блаженства. И я был намерен подарить его ей.

Медленно, не отрывая взгляда, я положил руку на ее бедро.

Ее кожа была теплой, гладкой, а мышцы под моими пальцами трепетали.

Я поднял взгляд на Моник и заметил, что она внимательно за мной наблюдает.

Ухмыльнувшись, я произнес:

— В боевых искусствах приемы часто называют в честь стихий, животных или других явлений природы.

Она раскрыла рот от удивления, явно не понимая, куда я клоню:

— О-кей...

— Эти названия помогают создать яркий образ техники в действии. — Я положил палец на ее клитор и начал мягко водить по нему, едва касаясь.

Моник выгнулась, тяжело дыша:

— О-о, черт...

— Такие имена еще выполняют и обучающую роль, — продолжил я, скользнув пальцем ниже, в ее влажное, горячее лоно, погружаясь в ее нежный рай.

Все мое тело звенело от нарастающего безумия.

Но как-то мне удалось удержаться.

— Связывая прием с определенным образом или понятием, легче запомнить нужные движения и передать дух стиля.

— О-о...

Я вытащил палец и облизал с него ее влагу.

Сума сойти. На вкус она была просто божественна.

Я вынул палец изо рта и пристально посмотрел на нее:

— Ты понимаешь?

Грудь Моник тяжело вздымалась. Ее голос был едва слышен:

— Я-я не совсем понимаю, к чему ты ведешь... но я вся твоя.

Я криво улыбнулся, чуть прищурившись:

— Существует древний трактат под названием «Раскрытие Великолепных Цветов».

— О-кей...

— Этот текст посвящен искусству чувственности.

Она моргнула:

— Ого.

— Я хочу показать тебе то, чему меня обучили девушки из моего гарема.

— Я...я согласна на все.

— Тогда начнем.

Я зарылся лицом между ее ног, глубоко вдохнул ее аромат, и начал Танец Пламени Дракона.

Загрузка...