Они вышли из пассажа, и Петер остановился, удивленно уставившись на противоположный тротуар улицы Фуада.
— Что случилось? — спросил Ахмед.
— Ивонна! — Пробормотал Петер. — А мне она сказала, что на следующий день уезжает.
Ахмед последовал глазами за взглядом Петера:
— Это вот та стройная девушка, которая разговаривает с пожилой дамой с голубоватыми волосами?
Петер кивнул:
— Именно она.
— Бывает, мой милый, — ухмыльнулся Ахмед. — Может быть, ты не в ее вкусе. Откуда она?
— Из США.
Они сошли с тротуара и, оглядываясь направо и налево, быстро пересекли улицу. Ивонна как раз произнесла, улыбаясь, «good-bye»[26] и, повернувшись к большому универмагу, увидела Петера. Их взгляды на мгновение встретились, но каждый сделал вид, что не заметил другого. Какую-то долю секунды оба колебались, как поступить дальше, но неожиданно раздался голос, который произнес по-английски:
— Здравствуйте, мисс Ивонна! Мой друг Петер много рассказывал мне о вас.
Это говорил Ахмед.
Все трое остановились.
— Вот уж неправда, — запротестовал Петер.
— Как поживаете, мистер Линкольн? — спросила Ивонна, улыбаясь.
— Великолепно, дочь революции, — отпарировал Петер, зная, что она его поймет. «Дочерьми революции» называли чопорных дам, духовно близких эпохе, предшествовавшей восемнадцатому веку. — Надеюсь, вы по-прежнему чувствуете себя хорошо в Египте?
— Я не понял ни слова, — обратился Ахмед к Ивонне. — Прошу извинить меня и не думать обо мне плохо.
— Рада была с вами познакомиться, — произнесла Ивонна. — Я иду к Сикурелю за покупками. — И, взглянув поочередно на мужчин, сделала движение по направлению к универмагу.
— Выпьем потом вместе кофе, Ивонна? — сухо спросил Петер, и она так же сухо ответила:
— С удовольствием. Где?
Они договорились встретиться через час в немецком кафе на небольшой площади перед зданием суда. Петер предложил это заведение, так как еще не был там. Когда Петер и Ахмед, пройдя между машинами, стоявшими у тротуара, приблизились к месту встречи, уже начинался вечер. У края тротуара сидели на корточках мужчины, некоторые держали в руках большие трубки. Один из них как раз собирался передать свою трубку другому, когда Петер пристально посмотрел на него. Сидящий на корточках египтянин в свою очередь взглянул на Петера и, улыбаясь, протянул ему трубку. Они прошли мимо.
— Гашиш? — спросил Петер.
— О нет! Просто кальян. За гашиш дают двадцать пять лет тюрьмы.
— И все же он ввозится контрабандно?
— Газеты пишут об этом только в тех случаях, когда контрабандиста удается задержать.
Они вошли в кафе, которое, впрочем, больше походило на столовую. Петер предложил подождать Ивонну у открытого окна. Ахмед уселся с той стороны стола, которая почти не была видна снаружи. Через открытое окно Петер видел небольшой узкий сумрачный двор, переходящий в переулок. По двору шатались мужчины и парни. У самого окна один из них поставил деревянные козлы с вертикальными колышками, на которые были нанизаны хлебцы в форме кренделей. Спереди к козлам был подвешен ящик, в котором навалом лежали булочки из белой муки, похожие на тонкие палочки. Женщина неопрятного вида купила полдюжины таких булочек и унесла их в руках, но вскоре вернулась и 1 |>и из них бросила обратно в ящик. Вместо них она паяла крендели.
Ахмед раскрыл меню.
— Петер, а что такое «gebratene Leder»[27]?
— Ты хочешь сказать «Leber»[28]?
— Здесь написано «Leder».
— Приятного аппетита.
— Спасибо. А вот еще кое-что в этом роде. — Он засмеялся и выглянул в окно. Не видя Ахмеда, какой-то парень предлагал лепешки, напоминавшие черствый омлет. Петер отрицательно покачал головой, но парень продолжал настаивать. Тогда вмешался Ахмед.
— Ля! — сказал он, и парень ушел.
— Волшебное слово, — заметил Петер.
— Попробуй произнеси его, — предложил Ахмед, когда перед окном появился другой торговец. Это был мужчина в галабии, протягивавший иностранцу корзину с плодами манго. Петер охотно взял бы плод, но как-то не решался и, кроме того, не представлял себе, как его здесь есть. Он произнес волшебное слово:
— Ля!
Мужчина не ушел и стал еще больше расхваливать свой товар.
Тогда Ахмед произнес:
— Ля!
И мужчина исчез. Ахмед засмеялся.
— Видишь ли, «ля», означающее «нет», вовсе не волшебное слово. Но эти люди, даже не старые, годами уже продают свой товар на улице и научились безошибочно узнавать иностранцев. В этом отношении Египет не отличается от других стран, живущих за счет туризма. «У иностранца есть деньги, иначе он не приехал бы сюда. Он полон решимости истратить их здесь. Что не смогу выманить я, достанется другим. Почему же мне не насесть на него, пока он не уступит? Даже если я его немного надую, он потеряет меньше, чем я заработаю». Так примерно рассуждает каждый из этих уличных торговцев. Они прекрасные психологи, у них острый глаз и точный слух, и если не сразу при виде иностранца, то после первого же произнесенного им слова, пусть даже французского или английского, они точно определяют, откуда тот приехал. А как только торговец замечает, что с ним разговаривает араб, он понимает, что тут дело не выгорит, и уходит. Вот в чем тайна волшебного слова.
Петер снова выглянул в окно; тотчас же подошел парень, вопросительно взглянул на него и, не сказав ни слова, предложил газету на английском языке. Петер лишь покачал головой и отвернулся. Кто-то тронул его за плечо. Это был все тот же парень, так же он глядел и тем же жестом предлагал газеты, только на этот раз немецкие.
Тут же подошел другой парень с хитрым лицом. Под мышкой и в руках он держал кнуты. Один он протянул Петеру, затем, усмехнувшись с видом заговорщика, взялся за рукоятку и медленно, чтобы усилить впечатление, вытянул из кнута, оказавшегося ножнами, длинный, узкий четырехгранный кинжал. Довольный произведенным впечатлением, он произнес по-английски: «Дешево», всунул кинжал в ножны и украдкой оглянулся, будто делал нечто незаконное, хотя никто не обращал на него ни малейшего внимания. Видимо, это входило в программу продажи.
— Дешево, — повторил он, — только двадцать пять пиастров, четверть фунта только.
У соседнего столика официант в белой куртке разговаривал по-немецки с двумя мужчинами, с которыми он, казалось, был немного знаком.
— Сколько это стоит? — спросил один.
Ахмед и Петер прислушивались к разговору, так как ждали этого же официанта.
— Фунт за бутылку, — небрежно бросил официант.
— Ничего себе, — несколько неуверенно протянул посетитель, — говори делом, сколько?
— Ну ладно, давайте шестьдесят пиастров.
Затем официант подошел к столику Ахмеда и Петера, и они заказали по стакану сока манго.
— Это он, конечно, забавлялся, — сказал Ахмед. — У арабов забава и дело нераздельны. Многие запрашивают высокие цены, но если им сразу платят, они, хоть и довольны, что заработали, не получают от сделки никакого удовольствия. Интересно поторговаться. потребовать фунт за вещь, которая стоит половину, затем сбавить цену до восьмидесяти, семидесяти, шестидесяти и наконец получить за нее пятьдесят пять, то есть пять пиастров сверх ее цены, — вот это сделка, это доставляет радость!
Ахмед говорил с таким оживлением, будто, рассказывая о трюках своих соотечественников, сам испытывал торговый азарт.
Тем временем перед окном появился новый субъект. Он играл свою роль, как актер в детективном фильме. Этому человеку было, наверно, лет тридцать, на нем была не галабия, а коричневый костюм, хотя и сильно поношенный, но еще приличный. Галстук отсутствовал, и верхняя пуговица на светлой полосатой рубашке была расстегнута. Левую руку человек держал в кармане пиджака. Не вынимая ее, очень таинственно, с большой опаской, он поднес карман к глазам Петера и тут только высунул наружу большой и указательный пальцы, между которыми на миг блеснуло кольцо с изумрудом и сверкающими камешками. Затем рука поспешно погрузилась обратно в карман.
— Нашел на улице, — шепнул мужчина, — очень дешево! Десять фунтов!
— Ля!
Карман пиджака снова приблизился к глазам Петера, снова вынырнули пальцы, на этот раз они сжимали ручные часы.
— Четыре фунта, — прошептал мужчина.
— Ля.
— Очень дешево. Три фунта.
— Ля.
— Мне нужны деньги. Два фунта.
Но когда и эта цена не соблазнила покупателя, египтянин, забыв о таинственности, внезапно преобразился в почтенного купца, совершенно открыто вытащил из другого кармана пиджака темные очки и предложил их купить по случаю за три фунта.
— Такие очки ты можешь получить в магазине за двенадцатую часть этой суммы, — спокойно сказал Ахмед, бросил торговцу несколько слов по-арабски, и тот исчез в темноте переулка.
Но вслед за ним к окну приблизился старик в темной галабии и помахал блестящим браслетом цвета серебра:
— Первоклассный браслет для первоклассной дамы.
Для ассортимента он вытащил из-под мышки плоский пакетик в целлофане:
— Первоклассная китайская сумка для первоклассной дамы.
Сверху он положил еще цветные открытки, затем марки и предложил браслет, сумку, открытки и марки, все первоклассное, за смехотворную цену в двадцать пять пиастров.
— Минимум восемнадцать он на этом заработает, — прокомментировал Ахмед.
Петер ничего не купил, и, очевидно, во дворе стало известно, что он только делает вид, будто хочет что-то приобрести, и что к тому же рядом с ним сидит араб. Торговцы больше не показывались у окна. Вместо них в полутемном дворе появился седобородый старик. Он снял со спины шарманку и начал крутить ручку. Из ящика полилась однотонная арабская мелодия. Звуки тамбурина, по которому слабо ударял маленький мальчик, не только не оживляли, а скорее делали ее еще монотоннее. Затем старик заиграл модную западную песенку, а мальчик, протягивая тамбурин, подошел к окну и большими глазами выжидательно посмотрел на иностранца. Петер взглянул на Ахмеда.
— Дай ему пиастр, — сказал тот.
Мальчик взял монету, сунул ее себе в карман, опустил тамбурин и протянул Петеру ручонку.
— Сигарету! — сказал он и показал на старика с шарманкой, который, улыбаясь и кланяясь, заранее благодарил за персональный подарок.
— Час почти прошел, — сказал Ахмед.
— Ты соскучился по Ивонне? — спросил Петер.
— Нет, но любопытно.
Снова потянулся караван торговцев, но Петер почти утратил к ним интерес. Один предлагал графин со стаканом, другой держал в руках птицу, третий продавал нижние сорочки, четвертый — табачные изделия. На него Петер посмотрел пристально — ему показалось, что египтянин слеп на один глаз.
— Трахома, — сказал Ахмед, когда торговец отошел. — Скверная глазная болезнь здешних мест. Переносится мухами. Больные слепнут, если не обращаются к врачу.
— А есть такие, что не обращаются?
— Ну, теперь в этом отношении стало уже гораздо лучше. Но не думаешь же ты, что англичане беспокоились о том, кто здесь болен и кто здоров?
Мимо прошел полицейский в белом костюме с желтым поясом и в белом шлеме. Тучный человек в белой галабии — он не поднимал глаз, и это придавало ему таинственный вид — встретил знакомого, пожал ему руку и тут же что-то зашептал на ухо. Торговцы снова предлагали браслеты, бумажники, ковровые дорожки… мальчишка лет четырнадцати в грязной галабии стоял перед окном, широко раскрыв рот, и маленьким грязным кулаком делал быстрые движения, как бы поднося еду ко рту. Мужчина без обеих рук, сжимавший культями голубоватый листок, опустил его на подоконник. Испуганный Петер не знал, что делать.
— Это лотерейный билет и к тому же очень дорогой, — определил Ахмед и сказал инвалиду несколько приветливых слов. Тот смочил культю слюной, прижал ее к лотерейному билету и забрал его.
Шарманка играла песню о ласковых ночах на Капри.