Вернувшись в Сирию, Петер нашел телеграмму из Каира от Ахмеда: «Прибуду Дамаск сюрпризом». Сюрпризом была Ивонна — она хотела присутствовать на процессе заговорщиков. Ахмеда привели в Дамаск дела, связанные с каким-то строительным проектом.
Перед вылетом из Каира Ивонна съездила в освобожденный Порт-Саид. На обочинах шоссе вдоль канала Исмаилия еще лежали остатки сгоревших машин, больше ничто не напоминало о недавних событиях. Но повсюду чувствовалось, что страна пережила войну.
Исмаилия не изменилась. Только Суэцкий канал еще бездействовал и в здании администрации, где раньше ключом била жизнь, зияли пустые комнаты. Ивонне пришлось долго обивать пороги разных учреждений, пока она нашла служащего, который мог ей помочь.
— Я сведу вас с моим знакомым, который во время осады оставался в Порт-Саиде.
Знакомый оказался человеком среднего роста, коренастым, подвижным, полным энергии. Может быть, офицер в отставке, который оставался в Порт-Саиде с особым поручением.
— Через полчаса я еду в Порт-Саид, — сказал он. — Если хотите, я вам там кое-что покажу.
В Порт-Саиде они встретились в кафе и поехали мимо развалин домов на аэродром. Он находился между Средиземным морем и озером Манзала, на такой узкой полосе земли, что в одном месте она обрывалась, и между водоемами образовывался проток, через который был переброшен мост.
— Это единственное место, где озеро и Средиземное море сообщаются между собой, — сказал египтянин. — По ту сторону моста видна бывшая радиолокационная станция. Ее разбомбили. — Он показал на аэродром: — Здесь началась наземная война. В шесть часов пятнадцать минут приземлилась первая партия английских парашютистов. Четыреста человек. Мы ждали их и ликвидировали. Это произошло быстро. Мы применили три новейшие русские ракетные установки, выпускающие тридцать две ракеты в секунду.
— В секунду?
— Да. В половине одиннадцатого нахлынула вторая волна. На этот раз англичане сначала подвергли аэродром опустошительной бомбардировке. Мы понесли большие потери. Когда они приземлились, их поддержала штурмовая авиация.
На краю аэродрома находилось кладбище. Между могилами стояла группа людей. Ивонна и египтянин перешагнули через низкую ограду и подошли ближе. Один человек копал землю между могильными плитами.
— Он ищет своего брата, — объяснил кто-то.
Возле кладбищенской ограды были разбиты палатки. В них жили женщины с детьми, чьи дома были разрушены.
— На этом кладбище погибли три тысячи наших людей, — сказал египтянин.
От Средиземного моря кладбище отделяли только дорога и очень узкая полоска песка. Волны лениво растекались белой пеной по полотому берегу. Подошел автобус. Из него вышли девочки, ученицы старших классов. Некоторые из них остановились перед памятником, трогательным в своей простоте: у края дороги кто-то врыл в песок ствол деревца высотой в рост человека и толщиной в руку, а на него повесил каску. Здесь был похоронен неизвестный солдат.
— Теперь мы возвратимся в город по той самой дороге, по которой шли англичане при поддержке и под прикрытием штурмовой авиации. В трех километрах от Порт-Саида находится насосная станция. Английские десантники заняли ее. Затем они позвонили губернатору города и предложили ему капитулировать или явиться для переговоров. Он отказался. Тогда они выключили воду и начали бомбить город, а нам нечем было заливать пожары. Большой район города сгорел дотла. Это были кварталы бедноты.
Они ехали вдоль берега, мимо леса торчащих из земли обнаженных железных столбов.
— Здесь стояли бунгало. Они все сгорели. А видите вот тот новый восьмиэтажный дом?
— Вижу.
— Там я жил, но меня выселили. Англичане отдали все двадцать пять квартир с обстановкой военным корреспондентам. А когда англичане убрались, дом был пуст.
Естественно, — сказала Ивонна. — И вы опять заняли свою квартиру.
— Вы меня не поняли. Я сказал: дом был пуст. Англичане вывезли всю мебель.
— Невероятно!
— Но факт…
— Трофеи?
— Трофеи могущественной Англии.
Ивонна не совсем поверила египтянину, но промолчала.
— Вой там был павильон над морем — кафе. Оно сгорело.
Они подъехали к порту. Там, где Суэцкий канал впадает в Средиземное море, водоем отделен от дороги низкой оградой и высокой проволочной сеткой. В одном месте ограда и сетка были снесены.
— Здесь высадились танковые части.
— А потом? — спросила Ивонна.
— Потом они пошли вверх по улице, вдоль моря.
— С флагами? — спросила Ивонна.
— Вы слышали об этом?
— Да. Но расскажите.
— А.вы что знаете?
— Сначала расскажите, что известно вам, — настаивала Ивонна. Я сравню это с тем, что слышала.
— Хорошо, — согласился египтянин. — Если хотите, я вас еще познакомлю с одним из моих друзей. Он видел танки собственными глазами. Так вот. Накануне высадки англичан по городу проехал джип с громкоговорителями, возвещавшим, что на следующий день прибудет армия-освободительница. Джип исчез. Но весть разнеслась по городу с быстротой молнии. Утром в этом месте высадились танковые части с красными флагами. Все решили, что это советские танки, и восторженно приветствовали их. Потом раздались первые выстрелы, и люди бросились врассыпную.
Он замолчал и вопросительно посмотрел на Ивонну.
— То же самое рассказывали беженцы, — сказала Ивонна, — мне и другим. В разных городах.
Было уже за полдень, и египтянин извинился. Он хотел навестить свою мать. Если Ивонна хочет, они могут встретиться еще раз попозже…
Ивонна пообедала в ресторане и решила пройтись по широким торговым улицам. Одни магазины были забиты досками, другие открыты. На стеклах витрин виднелись заклеенные бумагой пробоины и трещины. Ивонна обратила внимание на большую сильно поврежденную витрину. За стеклом лежали кожаные сумки, совершенно целые. Ивонне захотелось узнать, пострадал ли этот магазин. Она перешагнула через порог, но остановилась при виде трех пожилых мужчин, которые в углу комнаты пили кофе.
Ивонна извинилась и объяснила цель своего визита. Мужчины продолжали сидеть; один из них сказал: — Здесь-то что! В других местах можно увидеть куда больше.
— Где? — спросила Ивонна.
— В моем доме, например, — сказал другой, маленький тучный человек. — Дом был занят журналистами. А теперь он пуст.
Ивонна не поверила своим ушам.
— Большой белый дом у моря?
— Да, — угрюмо ответил человек.
— Вы его владелец?
— Да. А что?
— Я слышала об этом, — сказала Ивонна. — Разрешите узнать вашу фамилию?
— Гуд, — так же угрюмо сообщил толстяк.
— Вас действительно интересует, что сделали англичане? — спросил третий.
— Действительно.
— Тогда пойдемте. Это недалеко. Рядом.
Они остановились перед магазином, забитым досками.
— Видите название фирмы?
— «Шими и братья».
— Мой сосед. Его нет в живых. — Он повозился над досками и оторвал несколько штук. — В городе ведь было введено осадное положение. Англичанами, разумеется. Вечером никто не имел права появляться на улицах. Шими забил витрины, а дверь припер большой доской. Часов в десять вечера ветер опрокинул ее. Шими жил над магазином. Услышав шум, он спустился вниз, увидел, что доска упала, и наклонился, чтобы поднять ее. В этот миг с противоположного тротуара грянули выстрелы. Там стояли англичане. На следующее утро у двери нашли труп, а магазин выглядел как сейчас.
Он снял доски и вместе с Ивонной вошел в магазин.
— Здесь было товаров на тридцать тысяч фунтов, — сказал он.
Большой магазин был пуст. На полу валялись пустые коробки. Кукла прижалась рукой к витрине ювелирных изделий. От колец, ожерелий и других драгоценностей остались только картонные и шелковые футляры. В углу лежала шкурка лисы, забытая или не замеченная грабителями.
— Чем он торговал? — спросила Ивонна.
— Всем, что покупали иностранцы. Драгоценностями, готовым платьем, мехами, кожаными сумками. Я не могу назвать вам воров. Знают только, что никто из египтян не имел права появляться на улице.
— А еще подобные случаи были? — спросила Ивонна.
Египтянин показал ей еще несколько разграбленных магазинов.
— Они похитили плоды моего труда за тридцать два года, — заявил Ахмед Бедр.
В одном из ограбленных магазинов как единственная память валялся растрепанный экземпляр книжки без обложки. Название гласило: «The Secret of the Soul»[64].
Итак, они снова встретились в Дамаске, два друга и женщина, с которой их свел случай. Они вместе поужинали в большом отеле, где за последние месяцы почти не было иностранцев, и выпили бутылку красного ксараха.
— Надо пить вино страны, — сказал Ахмед благодушно, — особенно если пьешь так редко, как я. Знаете, откуда происходит ксарах? — спросил он Ивонну.
Из местности, где берут свое начало река, на которой стоит Дамаск, — Нахр-Барада и самая большая река Сирии — Оронт.
— Вы имеете в виду впадину Бекаа, — сказала Ивонна.
— Да, Бекаа. Долину солнца между горами Ливана и Антиливана. Там растет xcapax. Ваше здоровье!
— Я пью, — воскликнул Петер, — за греческий город солнца в долине Бекаа — Гелиополь, и за римский храм Бахуса в Баальбеке, и за бога солнца финикийцев — Балаата, и за всех, кто любит солнце, и свет, и ксарах! Ваше здоровье!
— Аминь, — сказала Ивонна.
Они засмеялись и опустошили свои рюмки.
Скажи, пожалуйста, — снова начал Ахмед, — что тебе больше всего нравится в Сирии?
— Люди, — ответил Петер.
Особенно женщины, — пошутила Ивонна.
Петер улыбнулся:
— Я не намерен недооценивать прекрасный пол, но я имел в виду характер людей, их манеру держаться…
— Что тебе в них нравится? — прервал Ахмед.
— Сразу заметно, что это жители гор, народ земледельцев. Мужчины сильные, гордые, темпераментные; женщины, насколько их можно рассмотреть — ведь очень многие еще носят тонкое покрывало, — женщины здоровые, держат себя естественно, многие красивы.
— Что я говорила! — Ивонна засмеялась.
Ахмед остался серьезным.
— Хороший «вакуум», правда?
— Опять вы начинаете! — запротестовала Ивонна.
Нет, нет, — возразил Ахмед. — Вы ведь даже не дали мне рта раскрыть. Я только хотел узнать мнение Петера, если разрешите.
— Могу вам сказать заранее.
— Так разрешите?
— Пожалуйста.
— Послушай, — сказал Ахмед, — ты знаешь, мисс Перран была против нападения на Египет, а теперь тем более, после того как она побывала в освобожденном Порт-Саиде. Но с так называемой теорией вакуума, выдвинутой ее правительством, она кокетничает. Ты понимаешь это?
— Дело в том, что она все-таки миллионерша. Когда пишет, — сказал Петер.
— Идиотизм! — бросила Ивонна.
— Благодарю, — сказал Петер.
— Англичане и французы на Востоке проиграли, — заявила Ивонна. — Но Восток пока еще не может стоять на собственных ногах.
Вам не кажется, Ивонна, — прервал ее Петер, — что точно так же англичане говорили об Америке, когда она требовала независимости? Ваша аргументация устарела почти на двести лет.
Тон Ивонны стал холодным.
— Пожалуйста, не перебивайте, если хотите со мной спорить. Англо-французское влияние заменим либо мы, либо коммунисты. А я не коммунистка.
Петер не обратил внимания на ее холодный тон.
— Я бы хотел, чтобы и в самом деле все сводилось к этой альтернативе, — сказал он. — Но ведь в жизни все гораздо сложнее. Почти все арабы — крестьяне, рабочие, интеллигенция, буржуазия — требуют прежде всего национальной независимости. Они не нуждаются в опекунах. Они не являются «вакуумом», как выразился ваш президент. Это живые, очень живые люди. И лишь когда они добьются национальной независимости, они станут требовать решения социальных проблем.
— Коммунизм? — спросила Ивонна.
— Это дело самих арабов, но отнюдь не американцев или кото бы то ни было еще.
— Но национальные проблемы переплетаются с социальными, — сказала Ивонна более деловито, почти примирительно. — Этого вы не можете не понимать.
— Это я понимаю, — сказал Петер. — По сути дела требование национальной независимости является одновременно и социальным требованием. Вспомните Египет. Пока англичанам принадлежало в стране решающее слово, они препятствовали проведению земельной реформы, закрывали путь к индустриализации, присваивали вместе с французами основную часть доходов от Суэцкого канала. Национальная зависимость влекла за собой нищету народа.
— Существует ведь и слой богатых арабов, — возразила Ивонна, — которые требуют независимости, чтобы положить себе в карман прежние доходы иностранцев.
— Совершенно верно, — согласился Ахмед. — Больше того, среди арабов есть люди, которые являются пламенными националистами из корыстных целей.
— Вот именно.
Ахмед уверенно продолжал:
— В движении арабских стран за независимость имеются два различных течения — социально-национальное и националистически-шовинистическое. Только социальное течение приведет к подлинной независимости. (Националистическое легко смыкается с империализмом.
— Об этом стоит подумать, — равнодушно сказала Ивонна. — В теории многое выглядит прекрасно.
— Подумайте об Ираке и об «Ирак петролеум компани», которой владеют самые мощные нефтяные концерны США, Англии и Франции. Они поддерживают богатых землевладельцев — шейхов, закабаляющих нищих феллахов. Подумайте о Сирии, которой постоянные угрозы извне, заговоры и интервенции не дают возможности развиваться. А что в это время делает ваше правительство, прикрываясь разговорами о свободе?
Так как Ивонна молчала, ответил Ахмед:
— Оно покупает политических деятелей и королей.
— Оно входит в сговор с еще сохранившимися феодальными мумиями Востока против народов, — дополнил Петер. — И все это якобы во имя свободы. Вы ведь не можете одобрять этого, Ивонна?
— Но я не одобряю и коммунизма, — сказала она упрямо.
— Коммунизм во всяком случае еще не украл у арабов ни одного пиастра, — возразил Ахмед сухо. — Те, кто крадет в наших странах, крадут во имя западной свободы.
— Тем не менее у вас коммунистическая партия запрещена.
— У нас все партии запрещены, — уклончиво ответил Ахмед.
— На вашем месте, — съязвила Ивонна, — я бы сказала: «Невинные расплачиваются за виновных».
— Быть может, я так и говорю, — решился Ахмед. — Быть может, многие говорят или думают, что им, да и всей стране жилось бы лучше, если бы вместе с коммунистической партией и другими прогрессивными организациями они имели возможность открыто высказывать свои требования. Быть может, они бы даже хотели сказать, что ни Египет и ни одна другая страна не могли бы добиться свободы без помощи социалистических стран.
— Тем удивительнее, — прервала Ивонна, — что коммунистическая партия запрещена[65]. Не правда ли?
— Нет, — спокойно возразил Ахмед. — Революция в Египте направлена против феодализма и империализма. Буржуазия настаивает на своих привилегиях в отношении феллахов и рабочих. Но ничто не стоит на месте. Борьба часто замирает, но никогда не прекращается. Кто угрожает независимости извне, тот тормозит борьбу или задерживает победу.
— Значит, мы, — Ивонна язвительно подчеркивала слова, — мы виноваты в том, что вы преследуете коммунистов.
— Вы сами, — крикнул Петер, — сидели сегодня в зале суда, видели заговорщиков и разложенные в зале восемьсот западногерманских винтовок и думали, как мы: «Деньги из Англии и Ирака; заговорщики в Бейруте, Дамаске, Багдаде, Лондоне; стремление сохранить прошлое при помощи оружия из западных стран; из этого оружия собирались стрелять; его собирались пустить здесь в ход в то время, когда по Порт-Саиду носился призрак смерти; при его помощи собирались убивать коммунистов или просто прогрессивно настроенных людей, демократов, борцов за мир, врагов империализма, убить будущее… И в Порт-Саиде и здесь это делалось по приказу Англии и Франции… Завтра, послезавтра могут возникнуть новые заговоры и… претвориться в жизнь». Вы сегодня осудили эту политику так же четко, как и мы.
— Конечно. Таково мое мнение.
— Но ваше правительство, Ивонна, предписав своим гражданам выехать из стран Ближнего Востока, открыто признало, что знает о предстоящей войне. Оно могло поднять тревогу, но не сделало этого. Оно стремилось получить «наследство»: нефть, влияние, опорные пункты. Неужели вы не видите этого?
— Вижу, вижу, — недовольно сказала Ивонна и отпила глоток вина.
— Видеть правду легче, чем писать о ней, — заметил Ахмед.
— Писать правду легче, чем печатать ее, — в бешенстве сказала Ивонна. Затем она улыбнулась, сделав вид, что пошутила, и ушла.
Петер и Ахмед решили пройтись по Дамаску. Ахмед взял Петера под руку. Они шли и молчали. Город, поднимавшийся вверх по крутому склону горы, был подобен сверкающему в ночи раскрытому огненному вееру. В реке Нахр-Барада тускло отсвечивали гирлянды фонарей.
— На Востоке уже светлеет, — сказал Ахмед. — Часто еще будут пытаться накинуть нам на голову покрывало, зажать рот, отбросить назад, во тьму. Мракобесы несли нам страдания, несут их еще и теперь. Свет, много света мы добудем себе сами. А друзья нам помогут.