Путешествие по арабским странам

Бомбардировщики над Каиром

Один из сотрудников министерства пригласил Петера на следующий день посетить репетицию в театре. Они условились встретиться на террасе гостиницы, что на берегу Нила.

Солнце погружалось в листву пальм, окруженное красной дымкой. Было еще совсем светло, но, как только огненный шар исчез, зажглись лампы на террасе, бледным светом засветились уличные фонари, тускло загорелись световые рекламы; светло-голубые, почти бесцветные, повисли на мостах неоновые гирлянды. Скоро наступит темнота, испещренная тысячами ярких искр, у машин, бегущих по улицам и мостам, выкатятся неподвижные белые глаза, а на фоне черного бархата зажгутся ясные звезды.

И только гудеть машины будут так же, как днем.

Внезапно гудки заглушил резкий звук, подобный воплю.

Он то утихал, то нарастал, автомобильные гудки постепенно замирали и наконец смолкли. Теперь в воздухе бушевал только вой сирен.

«Что случилось?» — этот вопрос выражали глаза, жесты, его произносили вслух.

Вопль продолжался. Казалось, он разъедал клетки мозга.

Уличные фонари погасли, гирлянды на мостах не стали видны, машины остановились. Движение прекратилось. И только вой сирен продолжал терзать нервы.

Никто не знал, что означает сигнал тревоги. Газеты сообщали, что накануне израильские войска перешли границу Египта, но утром сопровождавший Петера египтянин сказал ему, что в этом нет ничего трагичного, такие нарушения уже случались и раньше.

Сирены умолкли.

Город внезапно охватила непривычная тишина. Посетители и официанты стояли на террасе отеля и смотрели на небо. Порой кто-нибудь произносил одно-два слова. По тротуару, держась за руки, плелись два подростка в ситцевых галабиях и в чем-то серьезно убеждали друг друга. Молодая красивая женщина в ярком коротком платье с большим вырезом быстрым шагом прошла мимо. У стены набережной стояли два старика, один и брюках и рубашке, другой в галабии. Они то и дело поглядывали на небо. По Нилу вниз по течению шел парусник. Водители роскошных автомобилей, стоявших перед гостиницей, с неподвижными лицами сидели за рулем. У входа в гостиницу гид в парчовой галабии, и белом шарфе поджидал иностранца, который пожелал бы вечером или ночью прогуляться по Каиру.

Откуда-то издалека доносился грохот орудий.

Взгляды, ощупывавшие горизонт, не находили на небе ответа на свой немой вопрос, по люди, по-прежнему не отрываясь, вглядывались в перламутр небесного свода, Вскоре надвинулась ночь, непривычная и странная в своей черноте. Уличные фонари не рассеивали тьму, не горели огни на мостах и рекламы, почти не видно было света в домах. Лишь кое-где висели освещенные квадраты окон, будто специально для того, чтобы оттенить окружающий мрак. Автомобили снова пришли в движение, и их горящие подфарники напоминали глаза хищников в ночных-джунглях.

В темном холле гостиницы мерцало несколько свечей. Петер разглядел египтянина, который ощупью пробирался к нему между рядами кресел.

— Моя машина застряла, — смеясь, произнес он. Пойдемте?

— В темноте? — спросил Петер.

— Поймаем такси.

В непривычной, таинственной темноте, наводившей уныние, под сводами моста непрерывным потоком двигались машины с притушенными фарами, гудя еще сильнее, чем обычно. Такси мчалось по призрачным улицам за машинами-призраками, мимо пешеходов-призраков. Зажглась спичка, промелькнул огонек свечи, остальное время машина шла по каким-то мрачным ущельям, пока не достигла едва различимого в темноте служебного входа в здание оперы.

Внутри было светло. Репетиция еще не началась. Па сцене небольшими группами стояли молодые мужчины и женщины, страстно о чем-то спорившие. При виде иностранца все замолчали. Режиссер заговорил с Пете ром о содержании спектакля, пригласил в кабинет директора и извинился, что из-за тревоги репетиция задержалась.

— Люди немного взволнованны, — вмешался директор.

Разговор велся в официально-корректном тоне. Только когда директор узнал, что его гость прибыл из Германской Демократической Республики, его холодная вежливость сменилась теплой приветливостью и дружелюбием и он начал рассказывать о работе театра.

— В Каир приезжали коллективы художественной самодеятельности из Советского Союза, Венгрии и Китая, по их примеру мы начали изучать пляски и песни своего народа, — сказал он. — В результате мы создали целый спектакль, полный музыки и танцев. Народные напевы обработал молодой талантливый композитор Труппа получила приглашение выступить с этим представлением за границей. В следующую субботу спектакль будет показан правительству, и оно решит, поедет ли труппа за рубеж. Если вам интересно…

— Очень.

— Мы пришлем вам пригласительный билет, — по обещал представитель министерства.

Они пошли в зрительный зал. На сцене уже шла репетиция. Режиссер рассказал Петеру, что по политическим мотивам он долго жил в Тунисе и только недавно вернулся в Египет. Артистов, певцов и танцоров он разыскал в деревнях и на производстве, лишь одна девушка была профессиональной танцовщицей. Все остальные имели специальности, не связанные с искусством, и днем были заняты на работе. Молодой исполнитель главной роли служил в конторе.

Он играл деревенского парня, который должен был жениться на двоюродной сестре, но не устоял против чар русалки. Куда только не заносит его судьба! Следя за перипетиями его жизни, зрители знакомятся с обычаями деревни, с песнями рыбаков у моря, с городской сутолокой. Они видят празднование дня рождения пророка, торговлю сладостями, любуются деревенскими плясками, танцами русалок и — на вечере в деревне — спектаклем кукольного театра со вставным номером на тему о Суэцком канале.

Репетировались сцены из разных действий, артисты декламировали, пели, плясали, работали с куклами. По сцене пронесся целый поток самородных талантов.

— Ну, нравится вам спектакль? — спросил Петера сотрудник министерства, сидевший рядом.

— Посмотрев его, человек, даже ничего не знающий о Египте, не может не полюбить его народ, — ответил Петер.

— О труппе и о спектакле много писали, — сказал египтянин, — ругали его, говорили, что нельзя с такой программой ехать за границу. Поэтому мы и хотим показать ее правительству.

— Быть может, критиков смущает то, что актеры набраны из самодеятельности? — предположил Петер.

— Но вам, значит, нравится?

— Очень. Я бы хотел задать два вопроса. Почему юноша в конце следует за русалкой в воду и погибает?

— Сказка.

— Почти как в «Лорелее» Гейне. Но египетские юноши предпочитают жениться и производить на свет кучу детей.

Египтянин засмеялся.

— А второй вопрос?

— Почему жених и невеста двоюродные брат и сестра?

— Это у нас часто бывает, хотя генетики не советуют родственникам вступать в брак.

— В печати не советуют?

— Нет, не в печати.

— Но спектакль скорее призывает следовать примеру героев, — сказал Петер.

На улице было по-прежнему темно. С террасы на тротуар падал слабый свет.

— Не стоит вам сейчас оставаться на улице одному, — сказал египтянин.

Они возвратились в гостиницу на берегу Нила, что бы вместе поужинать. Прозвучал отбой, но не успели они подняться из-за стола, как снова завыли сирены Огни опять погасли, посетители остались сидеть В темноте. Один продолжал курить сигарету. На него закричали, он погасил ее. Петер и египтянин ощупью пробрались на террасу и молча смотрели на темный город. Наконец раздался отбой. В гостинице зажглись огни, по рекламы так и не загорелись, уличные фонари — тоже, и гирлянды на мостах оставались черными.

Около четырех часов утра жителей Каира разбудил вой сирен, после восьми он повторился. Оба раза над крышами палили зенитки вперемежку с ружейными и пулеметными очередями.

Был последний день октября.

Правительство объявило всеобщую мобилизацию.

Рано утром Петеру позвонил сотрудник отдела по обслуживанию туристов и сообщил, что им не удастся посетить музей восковых фигур: музеи закрыты, школы и университеты тоже. Авиационное сообщение прервано.

Англичане, французы и американцы по указанию своих правительств успели эвакуироваться. Газеты опубликовали сообщение из Бонна о том, что правительство ФРГ тоже дало указание своим дипломатическим миссиям в Каире, Дамаске и Аммане эвакуировать граждан ФРГ из опасных районов Ближнего Востока.

— Какая кровавая комедия! — проговорил Ахмед.

Он сидел с Петером на террасе гостиницы на берегу Нила, откуда хорошо были видны мосты и набережные.

— Сначала израильтяне провоцируют пограничные столкновения с Иорданией, — продолжал он, — пока конфликтом не начинает заниматься Совет Безопасности Израиль утверждает, будто он только отражал нападения Иордании. Затем Израиль объявляет мобилизацию якобы в ответ на создание военного союза Египта, Сирии и Иордании. Но это только предлог. Израиль нападает на Египет, а Англия в это время заявляет, что правительство Израиля заверило английского посла, будто оно не собирается нападать на Иорданию. Теперь Англия и Франция требуют, чтобы Египет прекратил поенные действия на суше, на море и в воздухе, оттянул свои вооруженные силы на расстояние десяти миль от Суэцкого канала и таким образом дал бы возможность Англии и Франции занять ключевые позиции в Порт-Саиде, Исмаилии и Суэце. — Ахмед бросил газету на стол: — Ты видел что-нибудь подобное?!

— Это война, — сказал Петер.

Ахмед кивнул:

— Это война. Все это от начала и до конца наглая игра англичан. Они натравливают Израиль на Египет, а корчат из себя бог весть каких миролюбцев. Подлые лицемеры!

Петер еще не видел Ахмеда таким взволнованным.

— Ты думаешь, они осмелятся? — спросил Петер.

— Не знаю, — тихо ответил Ахмед и посмотрел на Нил. — Если они решатся, прольется много крови. Египтяне горят гневом, можешь мне поверить. Они не отступят. Лучше умереть, чем терпеть англичан!

Снова завыли сирены. По набережной двигались грузовики с солдатами. Ахмед и Петер подошли к перилам террасы. Солдаты стояли и сидели на корточках и кузове машины. Двое стояли за кабиной водителя с винтовками наготове. Ходить по тротуару вдоль берега Пила теперь было запрещено. Там вышагивали часовые с винтовками наперевес и прогоняли прохожих на противоположный тротуар. Какой-то пешеход попытался ослушаться… Дуло винтовки немедленно уперлось ему и грудь, палец часового лег на спусковой крючок. Молодая женщина с младенцем на руках и двухлетним ребенком так испугалась, что с громким криком бросилась бежать и едва не попала под колеса грузовика. Прохожие стали ее успокаивать и отвели в переулок.

Солдаты выглядели решительно и непримиримо. И над всем этим висели звуки винтовочных выстрелов, треск пулеметов и отдаленный грохот орудий.

Петер и Ахмед поехали на такси в Замалек к друзьям Петера. Фары машин были выкрашены в синий цвет. Тревога кончилась, но вскоре вновь раздался душераздирающий вой сирен. Петер и Ахмед сидели на балконе высокого дома на берегу Нила, прислушиваясь к гулу самолетов и к стрельбе зениток. На горизонте вспыхнули белые огни и повисли над Каиром. Жени друга Петера тяжело вздохнула.

— Теперь они понавесили фонарей, — сказала она со страхом и возмущением, вспомнив бомбежки Берлина.

— Что это, мамочка? — спросил трехлетний сынишка.

— Это иллюминация, милый, — солгала она.

И тут раздались взрывы.

На следующее утро газеты сообщили, что англичане и французы пытались высадиться в Порт-Саиде, что прошлой ночью английские реактивные истребители сбросили на Каир, Александрию, Исмаилию, Порт-Санд и Суэц зажигательные и фугасные бомбы; что в Совете Безопасности Англия и Франция наложили вето на решение, осуждавшее нападение Израиля; что Советский Союз предложил Совету Безопасности осудить агрессию Соединенного королевства и Франции, «выразившуюся в бомбардировке египетских населенных пунктов и высадке войск».

Ночью у моста Фуада стояли лагерем египетские солдаты в обмундировании защитного цвета. Они спали, завернувшись в одеяла, прямо на тротуарах. По мосту и по тротуарам ходили патрули. По ту сторону моста солдаты вырыли вдоль берега реки небольшие окопы По городу непрестанно мчались грузовики с войсками. Одна воздушная тревога сменялась другой, с крыш стреляли зенитки. Большие универмаги закрылись, как толь ко зашло солнце; опасаясь тревоги, все хотели попасть домой до наступления темноты. Только некоторые маленькие лавчонки еще оставались открытыми — их хозяева, вероятно, жили в том же доме.

Петер находился в одной такой лавчонке в Замалеке, когда завыли сирены. Дверь на улицу была открыта. Тускло горевшие фонари немедленно погасли. Крики раздирали темноту. «Сигара! Сигара!» — восклицали вокруг. Перед домами, в которых еще бледно светилось одно из окон, одновременно раздавались несколько взволнованных голосов. Улицу лихорадило. Вначале египтяне не понимали, что это означает, когда небо освещается иллюминацией и раздаются выстрелы. Люди пожимали плечами или смеялись, как дети. Но теперь падали бомбы, сеявшие смерть. Хозяин лавки закрыл дверь, но маленькая лампочка продолжала гореть. В дверь загрохотали кулаками, раздались угрозы. Лавочник потушил лампочку и громко произнес:

— Это сосед. Несимпатичный человек.

— Вы египтянин? — спросил Петер. Ему показалось, что крики за дверью звучали враждебно.

— Я родился в Египте, — ответил хозяин и после небольшой паузы добавил: — но я еврей.

Кто знает, что скрывалось за этой сценой? Может быть, «несимпатичный сосед» был фанатиком и ненавидел всех иноверцев. А может быть, он считал себя вправе предполагать, что человек иудейского вероисповедания симпатизирует агрессорам. Кто знает? Через закрытую дверь слышно было, как на улице бранились, затем замолчали, словно прислушиваясь, и снова разразились руганью. В лавке теперь не раздавалось ни звука, тьма была кромешная. Петеру казалось, что наступило одно из тех напряженных мгновений, когда одно слово может вызвать взрыв.

— Мне бы хотелось уйти, — сказал Петер, — если вы можете открыть дверь.

— Конечно, — не задумываясь, ответил хозяин, — но я бы не советовал. Куда вам надо?

Петер назвал улицу.

— Вам придется пересечь улицу 26 Июля, а во время тревоги это запрещено. Но если хотите, попробуйте.

Петер поблагодарил и вышел на тротуар. Было так темно, что он ничего не видел — ни улицы, ни тротуара, и и домов, никого из тех, кто еще недавно кричал, а теперь где-то застыл в безмолвии. Петер посмотрел на звезды; разглядев на фоне неба края крыш, сообразил, и каком направлении ему надо двигаться, и пошел, ногами нащупывая дорогу. Кругом по-прежнему не раздавалось ни звука, но Петер чувствовал всем своим телом, что проходит мимо людей, сидящих на корточках или стоящих, хотя не слышал ни шепота, ни даже кашля. Воздух словно дрожал, насыщенный молчаливой ненавистью к коварным убийцам, которые бороздили небо над Каиром.

Ощупью, шаркая ногами, прислушиваясь, Петер дошел до проезжей части улицы 26 Июля, куда падал слабый свет звезд. Оп услышал бегущие шаги. Две тени очутились перед ним и хриплыми голосами заговорили по-арабски. Петер ответил, тоже по-арабски, что он немец из Восточной Германии, и назвал улицу, на которую хотел попасть. Один взял его за локоть, перевел через дорогу, а на другой стороне предупредил перед началом тротуара, чтобы он не споткнулся о его край и не упал. Затем пожал ему локоть на прощание и ушел, а Петер один продолжал свой путь.