Путешествие по арабским странам

Почему ты приехал и Египет?

Около семи часов утра на пятом этаже гостиницы распахнулась балконная дверь. По сравнению с вечером с улицы, вливавшейся неподалеку в главный проспект, доносилось мало шума. Над домами повисло окруженное дымкой жгучее солнце. Как и в гостинице, все окна шестиэтажного дома, стоявшего напротив, выходили на балконы. На некоторых из них, завернувшись в одеяла, еще спали люди, в комнате слишком жарко, а может быть, не хватает места. Женщины в небрежно накинутых халатах, шаркая туфлями, расхаживали из комнаты на балкон и обратно.

Петер Борхард постоял на балконе, затем позавтракал и вышел из дому. С широкой улицы через переулок был виден канал. Магазины, витрины которых были убраны в расчете на иностранцев, уже торговали. Их владельцы стояли в дверях или на тротуаре, всем своим видом выражая готовность обслужить покупателей. Они предлагали сувениры, бумажники, коврики, кофе, платки и украшения. Другие лавки, торгующие бельем или готовым платьем, ничем не отличались от европейских. Мирно прогуливающиеся мужчины с ящиками для щеток становились назойливыми, если иностранец не сразу соглашался быть облагодетельствованным ими и лично убедиться в том, каких высот они достигли в искусстве чистки обуви.

Улица выходила к Средиземному морю, ослеплявшему своей яркой синевой. На углу ее стояла огромная гостиница, на сваях над морем расположилось кафе, к которому вели сходни. Вдоль пляжа тянулись многочисленные легкие постройки на высоких ножках — дачи богатых любителей купания.

На террасе кафе, отдав свои туфли во власть чистильщика, сидела Ивонна. Петер уселся рядом. Немедленно перед ним появился чистильщик, постучал щеткой по деревянному ящику и жестом предложил иностранцу поставить ногу на железную подставку. Петер повиновался. Затем он вместе с Ивонной отправился в порт, чтобы узнать, где находятся вновь прибывшие иностранные лоцманы. Египтянин в белом костюме проводил их в комнату отдыха.

Жара уже стояла невыносимая. В помещении с кондиционированием воздуха, обставленном круглыми столиками и креслами, громко играло радио. Иностранные капитаны, поспешившие сюда после того, как лоцманы объявили бойкот, сидели по двое и по трое, что-то читали или писали, дремали в дыму сигарет или беседовали.

— У нас здесь есть американец, — сказал лоцман-египтянин в белом костюме.

Мистер Эстелль сидел за столиком один. Лицо его было иссечено мелкими морщинами, нос, словно положенная поперек вершина горы, выдавался намного впереди впалых щек, хладнокровные глаза глядели добродушно. Он сообщил, что ему сорок девять лет.

— Чем вы занимались в Штатах? — спросила Ивонна своего земляка.

— Я был капитаном, у меня жена и семилетняя дочь. Я не хотел оставлять их одних, да и корабля мне уже не давали. Пришлось стать рабочим на верфи.

— Где?

— В Нью-Йорке.

— А теперь?

— Я, собственно говоря, слишком стар для лоцмана. Но в египетском посольстве в Вашингтоне мне оказали, что меня возьмут, и оплатили билет на самолет. Если я сдам экзамен и получу «job»[21], я вызову сюда жену и дочь. Здесь я смогу зарабатывать больше и буду жить с семьей.

— А как отнеслись к вашей поездке в государственном департаменте?

— Не запретили, но заявили, что я еду на свой страх и риск.

— Ясно? — спросил Петер, когда они отошли от стола американца. — Здесь он заработает больше, а работать будет меньше. Поэтому он приехал.

— Вам не хватает, наверно, изъявлений пламенной симпатии? — усмехнулась Ивонна.

Петер пропустил это замечание мимо ушей и спросил египтянина, сможет ли американец, если он останется здесь, устроить свою дочь учиться.

— Это очень просто, — ответил тот. — В Порт-Саиде есть школы, где обучение ведется на английском и французском языках.

Они оглянулись. Комната была заполнена людьми.

— Вон там польские лоцманы, — показал египтянин.

— Я бы хотел с ними поговорить, — попросил Петер.

Американка пошла с ним. Они приблизились к столу, за которым сидели четверо мужчин изучавших по тетрадке морские знаки и правила движения по каналу.

— Почему вы приехали сюда? — без обиняков начал Петер.

Моряки с усмешкой переглянулись, потом один не спеша, степенно произнес:

— По двум причинам. Во-первых, конечно, чтобы помочь египтянам, и, во-вторых, чтобы иметь возможность жить со своими семьями.

Петер вопросительно взглянул на Ивонну:

— Это звучит уже несколько иначе, не так ли?

Петер и Ивонна поехали по широким улицам «европейского города», вдоль которых стояли современные дома, и миновали «арабский город», поразивший их своей сутолокой, нищетой и грязью. У обитателей деревянных хибарок и бараков, одетых в светлые, часто грязные галабии, была такая гордая осанка и такая величественная походка, будто они принцы крови, расхаживающие по роскошным залам.

Дальше шоссе вело в Исмаилию.

Слева от дороги сверкал Суэцкий канал, справа вдалеке дремал узкий канал с пресной водой цвета глины. Наступил полдень. Петер и Ивонна перегнали шведское судно, шедшее с севера, затем английское и норвежское. Голландский корабль «Нордзее» тянул на буксире две баржи из ГДР. Корабли шли с интервалом двести-триста метров. Изредка между ними проскальзывала моторка, пересекавшая канал. На берегу возле большой лодки возились рабочие; промелькнула землечерпалка; позади остались небольшое грузовое судно, не спеша бороздившее воду, и железнодорожный состав, который шел рядом с шоссе. В узком канале — он долго тянулся параллельно Суэцкому — рабочие, стоя по пояс в илистой воде, серпами срезали камыш. Их товарищи, тоже с серпами в руках, под палящим солнцем шагали по шоссе к своим жилищам. Большой участок дороги заново засыпали гравием и трамбовали катками.

— Странно, — сказала Ивонна. — Океанские пароходы на канале, современные поезда в пустыне, асфальтированное шоссе — все рядом, и тут же — серпами срезают тростник для крыш.

Они проехали через небольшую деревню. Осел, запряженный в маленькую повозку, пил из лужи. На повозке, держа поводья, сидел мужчина в белой галабии. У покрытых растрепанным камышом глиняных хижин плели корзины. В тени дерева кружком сидели на корточках мужчины. Один читал вслух арабскую газету, остальные, видимо, были безграмотными. У края дороги красовался огромный рекламный щит, расхваливавший «свежие американские сигареты», а английские и арабские надписи «а полуразрушенных ларьках призывали утолять жажду кока-колой.

— Посмотрите, — сказал Петер, — рядом с телеграфными столбами и мачтами высоковольтных линий в пустыне стоят палатки. Двадцатый век бок о бок с тысячелетним прошлым.

— Я могу, сэр, говорить с вами о деловой стороне управления каналом. Политика не в моей компетенции, — ответил директор правления Суэцкого канала Петеру.

Его и Ивонну шоссе внезапно вывело из пустыни на широкую улицу, обсаженную пальмами, эвкалиптами и цветущими акациями. Это была Исмаилия! Теперь они сидели в кабинете директора правления канала — генерал-майора египетской армии в отставке.

— Когда двадцать шестого июля пятьдесят шестого года канал перешел к нам, — продолжал он, — некоторые иностранцы посмеивались, считая, что из-за отсутствия технического персонала египтяне не сумеют управлять каналом. Но мы справились. Я скажу даже, что наши египетские техники не хуже тех, что служили в Компании Суэца, хотя и среди них были весьма квалифицированные работники. В общем, мы привыкли меньше говорить и больше делать, доказывать свою правоту фактами. А факты нельзя долго отрицать.

— О каких фактах вы говорите? — спросила Ивонна.

— Когда мы — я и мои сотрудники — взяли на себя управление каналом, в зоне канала работало около ста шестидесяти лоцманов. Некоторые находились в отпуске. Прежде здесь никогда не было больше ста шестидесяти пяти лоцманов. У нас же к середине октября будет двести пять обученных лоцманов.

— А лоцманы, новые и старые, ладят между собой? — опросил Петер.

— Что вы имеете в виду?

— Среди них не бывает трений?

— Мы, египтяне, — сказал шеф, — миролюбивый народ и хорошо относимся к людям. Например: вы мне нравитесь, мадам, и хотя, может быть, мне не нравится политика вашего правительства, это здесь значения не имеет. Старые египетские лоцманы обучают новых. Лоцман работает не в коллективе, а индивидуально. Он один берет на себя управление кораблем, он, и никто другой, проводит корабль по каналу, и отвечает он только перед администрацией канала. А на досуге лоцманы могут встречаться с кем угодно, заводить любы? знакомства. К тому же, их объединяет то, что все они говорят по-английски или по-французски.

Петер разглядывал директора, пока тот говорил. На нем были темные штатские брюки и традиционная белая рубашка с отложным воротником, на фоне которой его лицо овальной формы и коротко остриженные волосы казались особенно темными. Держался он с непринужденной сдержанностью, глаза его смотрели проницательно и спокойно. Он бегло говорил по-английски с оксфордским произношением — бесспорный признак того, что этот человек жил в Англии и учился у своих врагов.

Петер поддержал разговор о лоцманах.

— Когда мы беседовали с вашим помощником, к нему явился голландский корреспондент и сообщил, будто многие из новых лоцманов, приехавших из Западной Германии, уехали обратно и отсоветовали тридцати своим соотечественникам вербоваться сюда из-за якобы невыносимых условий.

— Здесь был один-единственный немецкий лоцман с Кильского канала, — тем же спокойным тоном ответил директор, — он не остался из-за того, что плохо переносил климат, — директор показал на грудь. — Он уехал. Мы никого не удерживаем. Потом я читал в газетах, что он предостерегал других от поездки в Египет. Это все. Но могу вам сообщить, что у нас здесь еще три лоцмана с Кильского канала, одиннадцать других немецких лоцманов и еще четыре должны прибыть из ГДР.

— Американцы еще не приступили к работе? — поинтересовалась Ивонна.

— Еще нет. Первыми после объявления лоцманами бойкота приехали советские моряки.

— Верно ли, что именно вы наладили навигацию после затруднений пятнадцатого сентября? — спросила американка.

— Трудности начались раньше, двадцать шестого июля.

— Какие трудности?

Генерал в штатском улыбнулся уголками рта.

— Некоторые мои технические указания не были выполнены. Но я узнал об этом. Тогда я повторил свои распоряжения непосредственно тем, кто должен был их выполнить, а нерадивым служащим сказал: «Я как раз проходил мимо и уже распорядился на месте. Вы, очевидно, забыли передать мои поручения. Всего хорошего».

Петера восхитил этот гибкий способ улаживать недоразумения.

— Тем не менее, — сказал египтянин, — мы ни одного человека не выгнали. Закон запрещает увольнять тех, кто работает в зоне, канала.

— Более того, — (вмешалась Ивонна, — по закону каждый, кто после национализации оставил работу, мог быть посажен в тюрьму.

Генерал снова улыбнулся уголками рта, но промолчал.

— Скорее всего, — продолжала Ивонна, — те, кто составлял законы, хотели предотвратить осложнения на канале, которые могли бы привести к конфликту.

— Западные лоцманы сговорились бросить работу, — сказал теперь генерал. — Ни одного из них мы не преследовали по закону. Все они спокойно уехали домой.

— А преднамеренные проступки служащих вы тоже оставили без последствий?

— Этих людей мне было жаль. Я ведь знал, что они действуют не по доброй воле, а выполняют приказания некоторых иностранцев.

Петер спросил, где директор научился управлять каналом и регулировать навигацию.

— Я — солдат. Как бывший офицер генерального штаба, я должен уметь планировать. Мы привыкли обставлять планы, считаясь с возможностью худшего. Взяв в свои руки канал, мы также планировали в расчете на худшее. Кроме того, я инженер.

— Так что вы хорошо знаете канал?

Египтянин снова улыбнулся:

— Никто не может похвастать тем, что знает канал до конца. Я все еще учусь.

— Но вы знаете канал, насколько это возможно?

— Мне кажется, да. Ведь я инженер.

Ивонна спросила, верно ли, что он служил инженером на нефтеразработках.

— Не на разработках, — ответил тот. — До того как я пришел на канал, в моем ведении находилась вся добыча нефти в Египте.

— И «Шелл» тоже?

— Вся добыча нефти в Египте.

— Вы, значит, строили и нефтепровод между Суэцем и Каиром?

— Это был один из наших проектов.

— А сколько времени продолжалось строительство?

— С января пятьдесят пятого года до июня пятьдесят шестого. Этими проектами предусматривалось также строительство новых нефтеперегонных заводов.

— Благодарю вас.

— Нефть бесспорно сыграет еще большую роль в борьбе за независимость. Я имею в виду арабскую нефть, — заявил Петер.

Египтянин взглянул на него своими блестящими глазами и промолчал.

— Я заметил, — невозмутимо продолжал Петер, — что египтяне, с которыми мне приходилось встречаться; страстно любят свою родину. Чем вы это объясняете?

— В тысяча девятьсот девятнадцатом году, когда кончилась первая мировая война, мы были юношами. И мы видели, что наши старшие братья подвергаются тому, что мы называем колониальным гнетом. Мы видели, как британские солдаты убивали египтян только за то, что они требовали национальной независимости.

Нечто подобное они слышали уже в Суэце.

— В университете, — добавил директор, — мы поняли, что губернаторам короля, властвующей династии и некоторым господам из администрации безразлично, будет наша страна свободна или нет. Но мы, египтяне, народ свободолюбивый, мы хотим, чтобы вся страна в целом и каждый человек в отдельности были свободны.

Он помолчал.

— Мы хотим, — сказал он, — чтобы по каналу свободно могли проходить суда всех стран. Но канал— часть Египта, и Египет может быть свободен только в том случае, если он управляет каналом.