Путешествие по арабским странам

Можно ли жить в пустыне?

— Тот, кто сюда переселяется, должен не только ничего не потерять, но даже во многом выиграть, — сказал культорганизатор в учебном центре на новых землях.

Петер Борхард снова был в мудирии Ат-Тахрир — Провинции освобождения, созданной в пустыне.

— Каждый, кто здесь живет, — добавил культорганизатор, — сам того пожелал, причем он не только приехал добровольно, но еще и прошел тщательную проверку.

Они шли по образцовому поселку. Петер видел здоровых детей, красивых женщин, сильных мужчин. Египтянин рассказывал:

— Переселяться сюда разрешалось мужчинам в возрасте от двадцати трех до тридцати лет, уже служившим в армии, обязательно женатым, но имевшим не более одной жены и не более троих детей, жившим в перенаселенной местности и не владевшим имуществом. Короче, «тот, кто сюда переселяется, должен не только ничего не проиграть, но даже во многом выиграть».

Кандидаты, отвечающие всем этим условиям, проходили медицинский осмотр. Больных тут же вычеркивали из списка. У лиц, признанных здоровыми, проверяли умственные способности. При этом не имело решающего значения, сколько лет они посещали школу. Ведь пока в стране хозяйничали англичане и их приспешники, народное образование находилось в жалком состоянии. Главное внимание поэтому уделялось умственному развитию человека после школы. Его образование служило лишь отправной точкой для проверки. Предполагалось, что человек, закончивший школу, должен был преуспеть в своем развитии больше, чем тот, кто посещал только два класса. Даже неграмотные, которым условия жизни не позволили учиться, не вычеркивались автоматически из списков. И для них решающим было умственное развитие, а читать и писать они могли научиться потом. Зато психиатр в продолжительной беседе с желающими переселиться проверял, насколько быстро они реагируют на изменение внешних условий, смогут ли они приспособиться к жизни на новом месте. Наконец выяснялось, что они умеют делать и есть ли у них способности в области механики.

Если результаты испытания оказывались положительными, члены семьи будущих переселенцев тоже проходили медицинский осмотр. Жену, кроме того, проверяли учитель и психиатр. Только в том случае, если все было в порядке, семье разрешалось переселиться в учебный центр. Петер зашел в один из домиков. Гостей встретила приветливо улыбавшаяся хозяйка; муж ее был в поле, она же не работала, так как ждала ребенка. Пройдя мимо низкой цементной ограды, призванной, очевидно, скрыть ничем не украшенный фасад дома, Петер вошел внутрь и оказался в небольшой передней, которая могла служить и жилой комнатой. Отсюда узкий коридор вел в спальню с платяным шкафом, встроенным в специальную нишу, и двумя кроватями под белыми покрывалами — широкой и узкой. В шкафу лежало белье. Вторая спальня была пустой, у молодой четы еще не было детей. В кухне, освещавшейся электричеством, рядом с плитой висела мойка, к ней из глубокого колодца была подведена вода. Рядом находился туалет с душем.

— Все дома на новых землях построены по одному плану, — сказал египтянин.

Задняя дверь из кухни вела во дворик шириной три, длиной десять метров — новоселы могли использовать его по своему усмотрению. Молодая хозяйка раскопала здесь огород. Высокий подсолнух тянулся над тощей, жалкой картофельной ботвой, полегшей на песчаной земле. Три голубя сидели в клетке, а у ограды стояло несколько затянутых проволочной сеткой ящиков для кур.

Петер заметил, что хозяева смотрят на эти дома с гордостью, и они имели полное основание на то. Молодые супруги, как рассказала женщина, приехали из перенаселенной деревни. Родители их жили в глиняных хижинах, состоявших из одной комнаты, без всякой мебели. В родном доме жены спали пять человек, мужа — семь, взрослые и дети — все вповалку. Пол был покрыт сухим тростником, угол, где спали родители, — отделен тростниковой же перегородкой в рост человека.

Проезжая через деревни, Петер и сам видел, как строятся такие хижины.

Строительным материалом, как во времена фараонов, служил речной ил. Его выкладывали на берег, подсушивали, лепили из него кирпичи и складывали их штабелями. Прямоугольные кубики ила лежали на берегу до тех пор, пока под палящим солнцем не становились твердыми. Крышу настилали из пальмовых листьев и сухого коричневатого тростника, его укладывали, не переплетая. Поэтому многие крыши выглядели так, будто в хижине живет лохматый великан, наполовину высунувший голову наружу.

— В учебном центре, — сказал египтянин, — молодые семьи живут шесть месяцев, на это время рассчитана программа обучения. Она включает физическую подготовку, занятия по сельскому хозяйству и скотоводству, овладение специальностью слесаря-инструментальщика, тракториста, шофера и так далее. На досуге у нас смотрят кино, танцуют, играют на народных инструментах, ставят любительские спектакли, устраивают общие беседы. Обсуждаются местные происшествия и национальные проблемы. Женщины занимаются отдельно от мужчин по специальной программе. Они учатся доить коров и разводить кур, готовить, шить, вязать… Им объясняют также, как экономно расходовать заработок и как важна чистота. Особое значение придается уничтожению мух, опасных разносчиков инфекции.

Петер зашел в школу. Две молодые женщины учились писать — здесь не должно было быть неграмотных. В другом классе женщины вышивали, в третьем вязали, дальше — учились мастерить бумажные цветы. Лица у всех были красивые и милые, некоторые казались застенчивыми: быть может, они привыкли к покрывалу и еще стеснялись, ведь в новых поселениях женщины не закрывали лиц. Мужчинам разрешалось носить галабии или нечто вроде формы, состоящей из зеленовато-синих брюк и серой хлопчатобумажной рубашки навыпуск.

У темноволосых смуглых школьников как раз была перемена. Па площадке для игр мальчики и девочки возились около спортивных снарядов. Больше всего им нравилась горка. Ребята визжали от восторга, ничуть не стесняясь иностранца. Не обратил на него внимания и восьмилетии?! мальчик, единственный, кто остался в классной комнате. Он, видимо заупрямившись, сидел на полу, хотя учительница, державшая в руках тонкую тростниковую палку, склонилась над ним и настойчиво уговаривала встать. Петер неодобрительно посмотрел на палку, но учительница, заметив его, выпрямилась и улыбнулась совершенно естественно, будто говоря: «Вы поймете меня». У нее было широкое, крепко сбитое лицо, блестящие глаза, черные волосы. Малыш наконец соблаговолил подняться и медленным, шагом вышел из комнаты, в углу которой стоял шкаф с блестящими музыкальными инструментами.

В детском саду был завтрак. Дети ели бутерброды с салатом. Некоторые детишки стояли в тени дома, а один трехлетний бутуз в светлых ботиночках и темных штанишках, без шапки разгуливал по белому песку двора, задумчиво рассматривал свой бутерброд и, наслаждаясь одиночеством, аппетитно уписывал его за обе щеки. Очаровательные детишки, ухоженные, хорошо и опрятно одетые.

— Откуда в новых поселках учителя? — поинтересовался Петер. Ему охотно ответили.

У учительницы, которую видел Петер, было законченное педагогическое образование, а для работы в новых селениях она прошла еще и специальную подготовку. Старшим учителем деревенской общины считался мусульманский проповедник — шейх. В Египте церковь не отделена от государства, как в других современных странах. Основой воспитания провозглашался принцип: «Что на пользу твоему соседу, на пользу и тебе, что ему во вред — вредит и тебе. Мы все — единое целое, одна большая семья». Можно добавить: патриархальная семья, в которой одни приказывают, другие подчиняются.

Мужчины и женщины молятся раздельно. Разделены и клубы. Но при желании мужчины и женщины могут проводить время вместе.

— Эмансипация женщины в быту поощряется, но не навязывается в нарушение древних традиций, — признал египтянин.

В первые годы после революции мужчины исполняли все роли в любительских спектаклях собственного сочинения, позже в плясках стали выступать уже и женщины. Преодоление «древних традиций» наталкивалось на большие трудности и часто тормозилось религиозным фанатизмом и косностью, но ничто не могло остановить этот процесс.

Гости — к Петеру присоединилась супружеская чета из Александрии — ходили по поселку, пока их не пригласили обедать. В гостиной им прежде всего подали освежающие напитки.

На стене висел большой план освоения пустыни, испещренный каналами, деревнями, городами, промышленными центрами. Пройдет много лет, пока эти два миллиона моргенов[22] земли получат воду. А для этого надо было прежде всего построить Асуанскую плотину, которая позволит регулировать спад вод Нила.

На обед подали бульон, курицу с рисом, баранину с картофелем и морковью, на десерт — ананас и кофе. Возле каждого прибора стоял стакан. Пили воду — чистую дезинфицированную воду. Египтяне пили много и с удовольствием.

— Как вы сами, собственно, попали сюда? — спросил Петер культорганизатора. — Вы агроном?

— Нет, юрист, — засмеялся тот.

— Вот как!

— Юрист и офицер запаса. Кстати, я был противником проекта.

— И поэтому приехали сюда?

— Вот именно! — Он снова засмеялся, показав крупные белые зубы. — Правительство предложило мне этот пост. Я сказал: «Это невозможно! Я противник проекта». Меня спросили: «А вы знакомы с ним?» Я сказал: «Конечно!» Меня спросили: «А вы видели, как он осуществляется?» — «Нет!» — «Тогда поезжайте, а потом решите». Я приехал и остался.

— А чем вы занимаетесь, — спросил Петер, — когда вам не приходится, как сегодня, удовлетворять любопытство посетителей?

— Гости приезжают почти каждый день, — ответил культорганизатор, — со всех концов мира.

— Быть может, мне следует поставить вопрос иначе: каков распорядок дня новоселов?

— В шесть часов утра начинается гимнастика для женщин; тренировка в ходьбе и беге для мужчин, иногда еще они учатся стрелять; и те и другие играют в-волейбол и баскетбол. Обед берут с собой на работу… В четыре часа дня рабочий день кончается. Вечером мы в течение часа обсуждаем вопросы, накопившиеся за день, за этим следует короткая беседа о важнейших политических проблемах страны. Свободное время люди проводят дома или в клубе. С десяти часов вечера — сон. Так примерно проходит день.

— А ночных клубов нет?

— Как же, как же, есть, — культорганизатор заговорщически подмигнул, — открыты ежедневно до десяти часов вечера.

— А чем занимаются посетители?

— Играют в шахматы, беседуют, музицируют, танцуют, играют в любительских спектаклях.

Через шесть месяцев новоселы переезжают в деревню, где им предстоит жить в дальнейшем. В каждой деревне будет триста семей, каждая семья получит по пяти федданов, или примерно по восемь моргенов земли, так что усадьба поселка составит около двух с половиной тысяч моргенов. На каждые двадцать селений будет создан один городской промышленный центр.

— Таковы наши планы, — заключил культорганизатор. — Начало положено. Каждый день осваивается тридцать федданов земли.

— А кому она принадлежит?

— Земля и дома, в которых живут переселенцы, станут их собственностью через двадцать лет, когда они ежегодными взносами погасят их стоимость. Работают они не как мелкие единоличники, а всей деревней, объединившись в кооператив.

— Значит, собственниками земли они станут только через двадцать лет?

— Да.

— А пока?

— Освоение новых земель финансируется правительством. В первые три года оно потратило восемь миллионов египетских фунтов. Оно не только владеет, но и распоряжается всем, что создано на новых землях. Ему принадлежат земля, дома, фабрики, электростанции и водокачки.

— Это значит, что рабочие живут здесь как бы в большом государственном кооперативе?

— Да.

— А на какие средства они живут?

— Они получают заработную плату. Мужчины — двадцать пиастров в день, не меньше, женщины — не менее десяти пиастров.

— А почему женщины получают меньше мужчин?

— Женщины используются на более легких работах и работают шесть часов, а не восемь.

Они закончили пить кофе, и египтяне из Александрии сели в машину и уехали.

— У них молочно-животноводческая ферма, — объяснил культорганизатор. — Они приезжали посмотреть, нельзя ли у нас что-нибудь позаимствовать. Так мы помогаем друг другу.

Утром, когда приехал Петер, улицы деревни были почти безлюдны. Сейчас, после окончания рабочего дня, центр поселка буквально кишел мужчинами в галабиях и костюмах, в головных уборах и без них. Одни толпились перед, большим продовольственным магазином или булочной, другие стояли внутри. В пекарне, изделиями которой торговала булочная, гостю с гордостью показали механическую тестомешалку. Люди стояли и перед чистой парикмахерской, заходили на почту, помещавшуюся в современном здании, в аптеку, окружали киоски, торгующие безалкогольными напитками. На тротуарах, словно белые хохлатые птицы на жердочке, сидели мужчины в галабиях и национальных головных уборах и, казалось, отдыхали под яростными лучами солнца.

В зубной амбулатории с современным оборудованием молодая женщина-врач уже закончила прием, но в больнице, рассчитанной на тридцать коек, рабочий день продолжался. Когда Петер вошел, один из врачей как раз диктовал медицинской сестре истории болезни принятых в тот день пациентов. На приеме побывало около ста больных из числа новоселов и еще сто жителей Дельты Нила. Главный врач рассказал, что большинство больных жалуются на травмы, шистозоматоз и амёбную дизентерию.

— Почему больные из Дельты идут сюда в такую даль?

— Медицинское обслуживание у нас бесплатное.

— Вы, значит, не ограждаете поселенцев от окружающих жителей?

— Напротив, мы предлагаем им посещать свои прежние деревни и рассказывать, как они живут. Феллахи приходят, осматривают селение, многие хотят тут же остаться. Это, конечно, не разрешается. Отбор ведь очень строгий. Но таким образом мы оказываем влияние на старые деревни. Мы создаем образец нового египетского общества.

— А если поселенцам не понравится, они могут вернуться в свою деревню или уехать в другое место?

— Немедленно, — ответил врач.

— Такие случаи были?

— Пока ни одного. Все остаются, хотя работа тяжелая. Но мы помогаем им выбраться из нужды и показываем, какой может и должна стать наша страна.

— Вы воспитываете крестьян-воинов?

— Кто готов отдать за свою страну жизнь, — ответил врач, — тот хорошо трудится на ее земле. Мы показываем пример всей стране. Мы освобождаем себя своим трудом. Поэтому эти новые земли и называются «Провинцией освобождения».

И, как бы продолжая свою мысль, добавил:

— Мы уже освободили Суэцкий канал, и он останется египетским.

Он произнес это очень серьезно, затем несколько мгновений молча смотрел на собеседника и улыбнулся, полный силы и оптимизма.