Путешествие по арабским странам

Свадебное путешествие на ковре-самолете

Жил в Дельте феллах Таха. Родители предназначили ему в жены Амину. Он видел только ее черные одежды, ее черное покрывало и ничего больше, но однажды он pазглядел, как она ходит, и ее походка показалась ему прекрасной. Приближался день свадьбы, но родители Тахи жили тесно, а собственной хижины он не имел, и строить ее ему было некогда, ибо весь день он работал в поле. Тогда Таха вечерами стал приносить из капала ил и при свете луны лепить из него кирпичи, которые солнце высушивало так, что они становились твердыми, чуть ли не как базальт. Когда догорал день и небо покрывалось звездами, он за околицей строил свою хижину. В день отдыха он также отправился к своему недостроенному дому и увидел двух проходивших мимо женщин. Одна из них повернула к нему на мгновение свое закрытое покрывалом лицо и тут же отвернулась. Но он заметил, какая походка у женщины, узнал ее и тихо крикнул ей вслед: «Амина!» Но она не повернулась.

Наступил день свадьбы. Родители закололи барана, зажарили его, затем смешали куски мяса и жир с рисом и устроили угощение для всей деревни. Когда же пришла ночь, Таха с Аминой, закрытой покрывалом, удалились в свою хижину, у которой еще не было крыши. Прямо над ними с неба светила луна, и ее серебро струилось по хижине, по прекрасному бархатному липу Амины и по ее белому телу.

Они лежали на мягком одеяле, а одеяло лежало на ковре, оплетенном из тростника, и Таха говорил Амине, как он ее любит и как бы ему хотелось в этот великий день совершить с ней большое путешествие к показать ей все, что он видел сам, когда, будучи солдатом египетской армии, летал на самолете. И пока он говорил, а она, счастливая, слушала, им показалось, будто ковер под ними медленно поднимается над хижиной и, словно ковер-самолет, летит высоко над Дельтой.

— Видишь, — сказал Таха, — мы летим теперь под самыми звездами рядом с челноком месяца, а там, далеко внизу, лежит наш Египет, как цветок. Ты видишь, Амина? На севере — синяя шапка Средиземного моря, она ослепительно блестит под лучами солнца, справа и слева — огромные пустыни, покрытые белым и желтым песком, а в середине — ярко-зеленая страна, напиваемая Египтом, такая же зеленая, как луг возле и. иней хижины.

Ты чувствуешь, Амина, что мы поднимаемся еще выше? Теперь ты видишь Дельту Нила от Каира до самого моря, она похожа на распустившийся цветок, по краям его лежат города Александрия и Порт-Саид. Чаше водяной лилии подобна наша Дельта. А теперь-ты чувствуешь, моя Амина? — мы летим на нашем чудо-ковре, Каир уже остался позади, быстро оглядись, а затем посмотри вперед: к югу от Каира простерлась зеленая долина Нила шириной лишь в четыре часа пути, подобная изогнувшемуся большой дугой стеблю цветка. Он достигает границы и корнями уходит в Судан. Длинным стеблем и открытой чашей цветка наша страна напоминает водяную лилию в море пустыни.

— Я вижу, любимый мой.

— Рада ли ты, Амина?

— Где ты — там радость, любимый.

— Взгляни теперь направо, любимая, там еще один оазис, как маленькая водяная лилия в море пустыни, тоже увенчанный синей шапкой озера. Шапка эта — Биркет-Карун, а оазис называется Эль-Файюмом. Знаешь, что рассказывают люди? Четыре тысячи лет тому назад там не было оазиса, не было озера, был один песок. Фараон, знавший, что египтяне умеют сооружать огромные пирамиды и другие памятники мертвым, пожелал построить памятник для живых. «Если копать землю в пустыне вблизи узкой долины Нила, — сказал он себе, — то можно найти воду», и по его велению руками народа — великого строителя — была проложена в пустыне большая долина и появилось большое озеро — его назвали Мерис, а возле озера возник оазис — теперь он называется Эль-Файюм. Он соединен каналом с Нилом и насчитывает много, много деревень. Но позже озеро Мерис высохло, и люди говорят, что теперешняя синяя шапка Эль-Файюма — озеро Карун — это то, что осталось от древнего Мериса. Видишь, Амина, может быть, древние египтяне еще четыре тысячи лет тому назад создали новый оазис, как мы — «Провинцию освобождения».

— Может быть, — прошептала Амина и поцеловала его.

Он молчал, и неуправляемый ковер-самолет летел под серебряным месяцем и под близкими звездами.

— Где мы? — спросил он наконец.

— У нас, — прошептала она.

Он засмеялся, счастливый, и сказал шутливо:

— Мы все еще летим над Эль-Файюмом.

— Хороший край, — она тихо засмеялась.

— Плодородный, — добавил он преувеличенно серьезно, и оба улыбнулись.

— А как зовут его создателя? — спросила она. — Надо же знать его имя!

— Ты имеешь в виду имя фараона?

— Да.

Этого уже никто точно не знает. Одни говорят, будто его звали Аменемхет и жил он четыре тысячи лет тому назад. Греки почти за две тысячи лет до нас утверждали, что его звали Мерис и что этот легендарный царь правил в глубокой древности. В Эль-Файюме найдены старинные драгоценные ткани.

— О мой любимый, — промолвила Амина и обняла его еще крепче. — Я тоже хочу когда-нибудь одеться в драгоценные ткани.

— Тебе холодно, любимая? — спросил он нежно.

— Нет, но мне хочется иметь такую ткань, и носить я их буду только для тебя.

— Я знаю, дорогая!

— Благодарю тебя, любимый, — произнесла она мягко, но решительно, — за все твои добрые и красивые слова. Но давай снова полетим в Дельту, там есть красивые ткани, не черные, траурные, какие у нас принято носить, а белые и яркие, из белого золота. Полетим в Дельту, любимый.

— Позже, моя голубка, — сказал Таха, — позже, быть может. Во время нашего свадебного путешествия тебе, наверное, хотелось бы увидеть Верхний Нил?

— Как хочешь, дорогой муж.

— Видишь, Амина, мы снова летим над узкой долинами Нила. Там внизу лежит Бени-Хассан с его скалистыми могилами. Им больше четырех тысяч лет.

— Оставь могилы, любимый, не то мне станет холодно.

— Завернись в одеяло, Амина! Впрочем, стой, вот уже Эль-Амарна, а человек, который там похоронен, ввел у древних египтян культ Солнца. Теперь тебе теплю, Амина?

— Я буду думать, что одета в драгоценную ткань и что она согревает меня.

— Сейчас, сейчас, моя голубка. Взгляни только разок на храмы древних знаменитых Фив, в которых поклонялись богу плодородия.

Амина прижалась к мужу и шепнула ему на ухо:

— И поэтому ты полетел со мной сюда?

— Я люблю тебя, — сказал он.

— Я люблю тебя одного, — ответила она.

И они мчались сквозь ветер, и ковер-самолет дрожал от их объятий и поцелуев, а пролетая снова над Дельтой, где светились в ночи окна больших фабрик, они спустились и взяли ткань, сияющую белизной; и снова они лежали в своей хижине, и ни одна звезда не могла бы сказать: луна ли освещает Амину, или ее тело окутано белым золотом Дельты.