Путешествие по арабским странам

ВСЕ МЕНЯЕТСЯ НА БЕРЕГАХ НИЛА

Книга Максимилиана Шеера, судя по фактам и событиям в ней описанным, посвящена его впечатлениям от поездки на берета Нила в 1956 году. Для меня, прожившего в ОАР шесть лет, многое, о чем пишет автор, знакомо по непосредственным наблюдениям, и я могу свидетельствовать, что у автора острый глаз, что он сумел живо и интересно рассказать о Египте. Но не могу не заметить при этом, что главное из того, о чем говорится в книге, — путешествие во вчерашний день страны. В этом винить автора нельзя: в Объединенной Арабской Республике происходят преобразования, стремительно изменяющие облик страны и условия жизни.

Читая книгу М. Шеера, то и дело встречаешь упоминание о галабии — некогда очень распространенной в Египте длинной, до пят, рубахе. Ее носили и феллахи, и рабочие, и ремесленники, и даже мелкие торговцы. Но немногие из иностранных туристов, встречавшие египтян в галабии, знали, что эта рубаха очень давно стала символом презрения к трудовому люду Египта.

В один из обычных дней, прожитых мною в Египте, маленький фиатик мчал меня к Порт-Саиду. Асфальтовые километры стремительно исчезали где-то позади, и казалось, что вот-вот начнется город. Неожиданно на шоссе выросла фигура полицейского сержанта. Он стоял с высоко поднятой рукой. Остановились. Вместо объяснения причины задержки сержант показал на обочину, где в пыли недвижно лежал человек. Казалось, он умер.

— Если можно, помогите! — попросил полицейский. У фиатика был обычный номер, и сержант не догадывался, что имеет дело с русским журналистом. Иначе, может быть, он не стал бы нас останавливать.

Водитель Дауд напоил лежащего, он тот пришел в себя.

— Извините ради всевышнего! — прерывисто заговорил он, с трудом произнося слова. — Осталось совсем немного, и вот видите, я упал. Но не подумайте, что от голода. Наверное, солнечный удар… Какая жалость, — продолжал он, — теперь меня отправят в полицейский участок. Ах, какая неприятность!

На вопрос, кто он такой, Мансур — так назвался этот человек — ответил:

— Рабочий. Какая у меня специальность? Собственно, никакой. Готов делать что угодно, лишь бы платили хоть несколько пиастров. Последние годы работаю где придется. Вот услыхал, что есть возможность устроиться на Суэцком канале. Говорят, его будут расширять. Поэтому я поспешил в Порт-Саид…

Но до Порта Счастья, как по-арабски называется этот город, Мансур никак не мог добраться. И причиной тому был, конечно, не солнечный удар. Мы довезли беднягу в нашем фиатике до красивого здания администрации канала, но сколько еще мытарств выпало, наверно, на его долю!

Кое-что из нашего разговора изгладилось из моей памяти, но страшная трагедия сотен тысяч таких, как Мансур, запомнилась навсегда. Они тогда не имели ни постоянной работы, ни твердого минимума заработной платы. Как они жили, представить себе невозможно, это надо было видеть собственными глазами.

На Мансуре была обыкновенная полосатая галабия, какую носили «люди улицы», «галаба», как их презрительно называли богачи.

Недавно президент Насер издал специальный закон, запретивший носить галабию. Некоторым он показался странным. «Неужели у президента ОАР нет других дел! Кому какое дело до того, как одеваются египтяне», — рассуждали они. Но для тех, кого коснулся новый закон, его появление — начало новой эпохи. Такой закон стал возможен только благодаря повышению благосостояния населения в результате всей социально-экономической политики египетского правительства. Ведь бедняки Египта — рабочие, ремесленники, мастеровые, феллахи и батраки — не могли носить ничего, кроме галабии. На европейский пиджак и брюки у них не было денег. Галабия стала позорным клеймом трудового люда, презираемого власть имущими только за то, что у него ничего не было за душой.

В свое время галабию навязали египтянам насильно, словно арестантскую одежду. Еще при турках презрение к тому, кто одет в галабию, стало чуть ли не сословной привилегией «пашей» и «беев». Оба эти слова турецкого происхождения, титулы, которые жаловали придворным при дворах египетских хедивов и королей. И вот уже тринадцать лет, как их отменили. Но как еще живучи на берегах Нила насажденные пашами и беями обычаи. Самое страшное заключается в том, что живучи еще и прежние представления об обладателях презренных титулов. Есть еще в стране «эфенди» — так называют всякого, занимающего какой-либо государственный пост. Злые и тупые чиновники в Египте по-настоящему никогда не работали. Чего у них было больше всего, — это презрения к «галабе», стремления все переложить на нее и жить за ее счет.

После начала революции 1952 года, когда власть перешла в руки офицеров, возглавлявших переворот, многим казалось, что для «талибы» наступили мрачные, беспросветные времена. Но уже весной 1954 года, когда сторонники так называемого демократического развития Египта явно на буржуазный, а точнее, на проанглийский лад попытались повернуть революцию вправо, Насер обратился за поддержкой к «галабе» и получил ее. Профсоюзы призвали к всеобщей забастовке, и весь Каир вышел на улицу. Рабочие — «галаба» — заявили, что им не нужна старая, буржуазная демократия с ее продажным парламентом и старыми политическими партиями. И рабочие победили.

Сам ход революции неизбежно заставлял офицеров, пришедших к власти, заниматься вопросами, решение которых так или иначе было связано с судьбами трудящихся. В конце концов в самый решительный момент — после выхода Сирии из ОАР в 1961 году — именно трудящиеся сыграли роль катализатора событий, заставивших страну круто повернуть влево.

Руководители египетской революции прекрасно понимали, что без отечественной промышленности, без сильной национальной экономики революция захлебнется. Бывшие офицеры взялись за создание такой экономики.

Когда в конце 1957 года я приехал в Египет, в стране с населением в 26 миллионов человек было одно-единственное египетское металлургическое предприятие— завод фирмы «Дельта» по переплавке металлолома. В текстильной промышленности преобладали фабрички с числом рабочих менее пятидесяти. Старые хлопкоочистительные фабрики в Александрии являли, да и до сих пор еще являют собой жалкое зрелище. Мануфактуры, на которых рабочих эксплуатировали со средневековой изощренностью, где не соблюдались элементарные правила охраны труда, приносили египетским предпринимателям огромные прибыли.

В июле 1961 года в ОАР была объявлена национализация. В полную и частичную собственность государства — формально за выкуп — перешли банки, страховые общества, крупные промышленные и торговые компании. В настоящее время под контролем государства находятся почти девять десятых основных средств производства.

Новое правительство Египта понимало, что для подлинной экономической независимости ему нужны не просто промышленность или транспорт, а современная промышленность и современный транспорт, что Египту необходимо развивать тяжелую промышленность. В течение последних семи лет в ОАР построено семьсот заводов. Огромную роль в жизни ОАР играет осуществляемое с помощью Советского Союза строительство высотной Асуанской плотины, которая позволит увеличить посевную площадь в Египте в полтора раза, а производство электроэнергии довести до уровня европейских стран.

Фабрики и заводы, которые строились в ОАР, нуждались в рабочих, причем в рабочих квалифицированных. Первый пятилетний план предусматривал их подготовку.

В соглашении об экономическом сотрудничестве между Египтом и Советским Союзом, подписанном в январе 1958 года, было оговорено создание специальных учебных центров для подготовки необходимых специалистов. Фактически речь шла о повышении технического уровня всего египетского рабочего класса.

Сначала египтяне очень слабо представляли себе, как будет выглядеть учебный центр, им казалась странной система практики и даже оценки успеваемости обучающихся. Ведь Советский Союз был первой страной, которая взялась помогать слаборазвитой стране в решении самой острой из всех проблем экономического развития— проблемы подготовки национальных технических кадров.

Интересная деталь — в огромном Каире, население которого давно перевалило за три миллиона человек, насчитывалось более восьми тысяч адвокатов. Совсем иначе дело обстояло с инженерами, особенно с инженерами дефицитных специальностей: их было мало, да и не все они могли работать на новых предприятиях; а о квалифицированных рабочих и говорить нечего.

Когда на строительной площадке Асуанской плотины начались тоннельные и бетонные работы, потребовались бетонщики, монтажники! А где их взять? Пришлось создавать учебные центры прямо на площадке. Советские механизаторы учили своих арабских друзей работе на экскаваторах, кранах, тяжелых самосвалах.

Сколько мне довелось слышать слов благодарности по адресу «русских учителей», ведших себя совсем иначе, чем некоторые иностранные эксперты! Однажды я и сам наблюдал, как работают западные немцы. Один из них трудился всегда в полном одиночестве и не подпускал к себе египтян, а под конец даже попросил накрывать его специальной палаткой. Секрет! Выполнив контракт и не оставив ничего своим египетским коллегам, он отбыл домой.

По инициативе наших специалистов на площадке Асуанской плотины были построены хорошие квартиры и общежития для рабочих, была разработана специальная шкала заработной платы для кадровых рабочих. В Асуане шофер получает по крайней мере в три раза больше, чем на обычной стройке. Многие овладели профессией механика, ранее почти неизвестной в стране.

На строительстве плотины в наиболее трудные дни были заняты больше тридцати тысяч человек, из них не менее двадцати семи тысяч — египтяне. Ныне они стали опорой всего гидростроительства в ОАР. Принято решение использовать их на самых важных работах в Египте, в частности на строительстве высоковольтной линии электропередач между Асуаном и Александрией.

Нил меняет адрес! Вот, пожалуй, суть того, что происходит сейчас в ОАР.

Нил, конечно, останется на своем месте. Даже изменение им русла в районе Асуана на больших географических картах почти неприметно. Но вот «адрес» его вод все-таки меняется.

«Египет — дар Нила». Эту истину первым изрек «отец истории», грек Геродот. С тех пор многое изменилось на берегах великой африканской реки. Но когда приезжему встречается сгорбленный феллах, сидящий у большого архимедова винта — шадуфа, которым он вычерпывает нильскую воду, направляя ее на свое поле, кажется будто бы и не было стремительного бега времени и все здесь осталось таким, каким было во времена фараонов.

Теперь наступила новая эпоха. Суть перемен, происшедших в ОАР за революционные годы, выражает цифра, которую два года назад с гордостью произносили в Каире — семьсот двадцать новых заводов!

В жизни трудящихся произошли большие изменения. На государственных предприятиях введен семичасовой рабочий день, установлен минимум заработной платы, проведен закон об оплачиваемых отпусках и пенсиях.

Рабочие начинают участвовать в управлении. В административных советах предприятий они занимают четыре места из девяти. А ведь лорд Сесиль, один из представителей английских колонизаторов, писал, что египетские феллахи способны только выращивать хлопок для ланкаширских фабрикантов!

Египетские феллахи и теперь собирают превосходный хлопок, не имеющий себе равного в мире. Но если до памятных революционных событий этот хлопок служил лишь источником баснословного обогащения занимавшихся его сбытом помещиков — египтян, левантийцев, итальянцев и греков, то теперь все изменилось.

Нет больше в ОАР помещиков, владеющих латифундиями. Попав однажды в Сохаг, в Верхнем Египте, где находились владения такого помещика — Ахмеда Аббуда, я не мог поверить, что их нельзя обойти пешком. Надо мной тогда подтрунивали мои египетские коллеги.

— Разве их обойдешь? — сказал один из них. — Их можно только объехать, да и то в специальном поезде.

Насчет поезда он, конечно, преувеличил. Но, не сев на дрезину, трудно было попасть в отдаленные части плантаций. По полям была проложена узкоколейка.

Ахмед Аббуд умер в Лондоне в декабре 1963 года. Когда сообщение о его кончине попало в английскую печать, она не сдержалась и аттестовала «льва египетского частного капитала» как большого друга Великобритании. Но как «льва египетского частного капитала» Ахмеда Аббуда не стало значительно раньше. В 1961 году он «пострадал» одним из первых.

Вместе с ним стала исчезать тогда и вся крупная буржуазия ОАР. Если добавить, что национализации подверглась собственность значительной части средней и даже мелкой буржуазии, то картина станет весьма впечатляющей. Те, кто раньше правил страной, располагая для этого колоссальным экономическим и политическим влиянием, сейчас вынуждены довольствоваться правительственными бонами и отобранную собственность. Помещикам же отказано в компенсации.

На берегах Нила существенно подорваны позиции капиталистов. Буржуазия потеряла имущество общей стоимостью в миллиард египетских фунтов. Ее фабрики и заводы согласно временной конституции ОАР составляют основу государственной собственности. Это также торговые предприятия, транспорт, финансы, банковская система, страховое дело и некоторые другие отрасли хозяйства. Они полностью или почти полностью контролируются государством. Оказался неправ лорд Сесиль: феллахи стали прекрасными рабочими, хорошими управляющими.

Помещики могут теперь иметь всего сто федданов[66] земли на семью в пять человек. Купля и продажа земли запрещены. Конечно, еще многое предстоит сделать в сельском хозяйстве ОАР, но то, что уже сделано, показывает, как и здесь меняются производственные отношения. Если в администрации завода или фабрики из девяти четыре места в руководящем совете принадлежат рабочим, то в правление сельского кооператива могут быть избраны только феллахи, которые владеют не более чем пятью федданами земли. Введен новый порядок аренды. Одновременно можно обрабатывать не больше пятидесяти федданов земли.

Посевные площади, которые ОАР получит после ввода в строй первой очереди Асуанской плотины, не попадут в частные руки. На них будут созданы большие товарные государственные хозяйства. Это тронет лед в преобразовании египетской деревни. Нильская вода оросит прежде всего либо клочок феллаха, либо землю, которая принадлежит крупному кооперативу. Воды Нила меняют свой адрес. Если раньше Нил был источником богатств прежде всего для пашей и беев, то теперь он куда щедрее отпускает свои богатства народу. Разумеется, это лишь начало тех свершений, к которым призывает Хартия национальных действий. Есть надежда, что они все воплотятся в жизнь. И тогда египетский феллах навсегда расправит свои плечи и станет в полной мере хозяином своей земли.

Конечно, жизнь народа еще очень трудна. Но рабочие, получившие более или менее прочный минимум заработной платы, и феллахи, имеющие землю, живут лучше, чем раньше. И нет у них прежнего безысходного в своем трагизме убеждения, что на берегах Нила ничто не может измениться. Нет, все меняется там, и имя этим переменам — национально-освободительная революция.

Что поражает сейчас в Каире больше всего? Новая уверенность египтян в будущем. Теперь в ОАР не только говорят о социализме, понимая, что завтрашний день страны неотделим от социализма. Там представляют себе, что его построение — дело не одного дня. Многие внимательно изучают труды классиков марксизма.

«Кто не видел Каира, тот не видел мира…» Это не выдумка журналистов. Слова эти принадлежат Шехерезаде, рассказывавшей сказки «Тысячи и одной ночи». Но сказку трудно отделить от были. Трудно представить себе мир без Каира, без того, что творится в этом своеобразном городе.

Однажды один из иностранных журналистов с искренним изумлением рассказывал, как шофер автомашины, на которой он ехал из Александрии в Каир, очень старательно искал дорогу… в Миср (так по-арабски называется Египет). Но шофер не ошибся. Египтяне частенько называют Каир именем своей страны. Столица для них — самый настоящий барометр всего происходящего на берегах Нила, а иногда и во всем мире.

Когда едешь из каирского международного аэропорта в город, то машина пробегает мимо целого лабиринта военных казарм. Но не они олицетворяют все происходящее в стране. Египет живет революцией. И она тоже началась в Каире. Один из его районов по-старому называют Гелиополис — город Солнца. Некогда он был средоточием пашей и придворных. Сейчас — это обычный район огромного города. Но как символ будущего Египта он прекрасен. Все египтяне хотят жить в городе Солнца, чтобы счастье шло к ним так же щедро, как наше великое светило поливает своими лучами их благодатную землю.

На нильской набережной почти напротив университетского моста высится небоскреб. Некогда кинооператоры из разных стран мира снимали его как символ стремительного прогресса в Египте. Теперь о небоскребе давно забыли, появились другие знамения нового времени.

Внимание туристов привлекает знаменитая каирская кружевная башня — она всем своим рисунком и конфигурацией похожа на лотос.

О лотосе напоминает и колонна, возвышающаяся рядом со зданием университета, вершина которой увенчана лепестками этого распространенного в нильской долине замечательного цветка. Несколько лет назад в его сердцевине горел вечный огонь, зажженный в память героической борьбы каирских студентов против англичан.

Один из мостов, ведущих на остров Роду и дальше в центр города, тоже памятник борьбы против англичан. На нем была расстреляна одна из самых бурных студенческих демонстраций против империализма. Было много убитых и раненых, но жестокая расправа не сломила сопротивления народа, о силе которого говорят и братские могилы героев сражений с колонизаторами в университетском саду.

На тихой улице рядом с площадью Освобождения стоит здание, с незапамятных времен упоминавшееся в египетских газетах. Речь идет о египетском парламенте. В нем до 23 июля 1952 года заседала нижняя палата. Кого было больше среди депутатов парламента — помещиков или адвокатов? Трудно сказать. Голоса покупались оптом, и все зависело от того, кто их оплачивал. Одно бесспорно: парламент всегда защищал толстосумов.

После переворота 1952 года здание парламента надолго опустело. Офицеры решили обойтись без него. Старых депутатов «распустили». На улицах Каира прошли демонстрации, участники которых провозглашали: «Долой парламент!» Только в 1957 году, после первых всеобщих выборов, оно снова ожило. Его заняло Национальное собрание. С тех пор всякое случалось с новым парламентом республики. Менялся состав его депутатов. То они представляли Египет и Сирию, то только Египет. После того как президент Насер объявил о том, что половина мест во всех выборных органах должна принадлежать рабочим и феллахам, состоялись новые всеобщие выборы. Египетская реакция попыталась воспользоваться ими, чтобы завоевать парламент, но безуспешно. В зале заседаний появились новые депутаты — рабочие, феллахи — и даже один депутат — безработный. Общее полевение в стране чувствовалось настолько, что даже откровенно реакционные элементы, сумевшие пробраться в Национальное собрание, были вынуждены маскироваться.

Каир — город молодой и древний. В его летописи скоро будет подведена знаменательная черта. В 1969 году ему исполнится тысяча лет. Когда бываешь где-нибудь в районе знаменитого на всем Востоке мусульманского университета Аль-Азхара, то кажется, что ты попал в само средневековье.

Но это только на первый взгляд. Даже в стенах самого Аль-Азхара, бывшего до самых последних лет цитаделью консерватизма, чувствуется поступь современности. Сам университет стал почти светским учебным заведением. Им теперь распоряжаются не шейхи, а правительство. В университете есть, например, физико-математический факультет. Начали принимать в Аль-Азхар и девушек, чего прежде никогда не бывало.

И в центре Каира, и на его окраинах возводятся новые дома. Они беднее тех, что строятся в таких фешенебельных районах города, как Замалек или Гарден-сити, так как предназначаются для людей простых, для рабочих и служащих. Квартиры в них дешевле, а значит, и доступнее.

Вот уже два года трудящиеся имеют возможность открыто праздновать 1 Мая. Рабочие выходят на улицы, не страшась того, что за появление «в недозволенном месте» будут брошены за решетку.

В небольшом доме на улице Каср-ан-Нил, в самом Центре города, помещался некогда небольшой музей египетского художника Омара Мухтара. То ли время стерло надписи на небольшой мемориальной доске, то ли она и вовсе исчезла, но, проходя по этой улице, с сожалением думаешь, что те, кто должен поддерживать музей, забыли о нем. О самом художнике в Каире напоминать не нужно. Его монумент «Просыпающийся Египет» известен на всем Востоке.

На внушительном пьедестале высится фигура девушки-египтянки в костюме древних обитательниц долины Нила. Рядом сфинкс. Он пробудился ото сна, в котором пребывал сорок пять веков. Таков сюжет скульптуры, автор которой хотел показать, что его народ не намерен терпеть рабство, что день его пробуждения — не за горами. Омар Мухтар изваял монумент в 1911 году, когда над страной еще висела непроглядная ночь унижений и издевательств, но как художник он видел дальше своих современников.

Если накануне первой мировой войны, когда Омар Мухтар изваял свою знаменитую скульптуру, о пробуждении Египта можно было только мечтать, то теперь о нем можно говорить, как о свершившемся факте.

Александрия — второй по величине город ОАР. Она не просто красива. Город поражает своими красками, какой-то особой нежностью. Может быть, в этом «виновато» Средиземное море — одно из самых живописных морей на свете. Именно живописных. Оно не просто живет, но стремительно меняется каждую минуту, и иногда кажется, что оно все рассказывает и рассказывает какую-то свою нескончаемую повесть.

Но, пожалуй, самое примечательное в Александрии — это александрийцы. Еще совсем недавно это был космополитический порт. Кого здесь больше — арабов или итальянцев, армян или греков, — понять было трудно. Каждый иностранец, приезжавший в Александрию, обязательно отыскивал в бесчисленных тавернах и харчевнях своих соотечественников. Александрию даже причисляли к международным притонам.

Но сейчас это подлинно арабский город. Его прежние заморские обитатели отплыли домой, а хозяевами Александрии стали те, кем частенько помыкали иностранцы.

Александрия — прежде всего порт. Недаром многие сравнивают ее с нашей Одессой. Они — города-друзья, хотя и расположены на побережьях разных морей. Для друзей расстояния — не преграда, а Египет — друг Советского Союза.

Египтяне еще хорошо помнят те времена, когда за симпатию к Советскому Союзу на берегах Нила жестоко преследовали. Президент ОАР Гамаль Абдель Насер был первым египетским государственным деятелем, который установил подлинно дружеские отношения с СССР.

Президент Насер производит на редкость интересное впечатление. Для одних он — непонятное пугало, для других — последовательный реформатор. Когда в июле 1961 года Насер подписал первые законы о национализации почти пятисот крупнейших египетских компаний и фирм, их владельцы говорили, что президент «шутит». Ведь Насер наверняка не сумеет справиться с тем, что он отобрал у буржуазии, и будет вынужден вернуть ей национализированные предприятия. Но этого не произошло. Наоборот, национализация продолжалась, и сообщения о ней распространились по всему миру с быстротой молнии. «Насер затеял нечто непонятное», — говорили тогда в Лондоне, Париже и Вашингтоне. И через Международный банк восстановления и развития, Международный валютный фонд английские, американские, французские финансовые воротилы начали подкоп под египетский фунт с целью развалить экономику Египта. Но ОАР платила по долгам не только полностью, но и в срок.

Насер никогда не служил в армии Роммеля, у него нет «железного креста», якобы преподнесенного ему Гитлером, как пишут некоторые иностранные журналисты. Эту небылицу с удовольствием подхватили все те, кому президент ОАР стал поперек горла своей политикой. Они пытаются бросить тень на его прошлое, но им не удается этого сделать.

В 1955 г. Насер заключил соглашения с Советским Союзом и Чехословакией о поставках оружия. С тех пор дружба с Советским Союзом — генеральная линия внешней политики ОАР. Сейчас ни один египтянин, кроме, разумеется, тех, кто всегда охотнее говорил по-французски или по-английски, чем по-арабски, не мыслит будущего своей страны без этой дружбы. Заговорите на эту тему с кем угодно, и в ответ вы обязательно услышите знакомое всем нам слово — «Асуан!» Асуанский гидроузел — символ того, что так крепко связывает наши народы — великий маяк, освещающий путь в ту новую жизнь, начало которой положила египетская революция 1952 года. И нет никакого сомнения, что египтяне эту жизнь построят. Пусть это потребует колоссальных усилий. Но ведь Нил был свидетелем того, как некогда руками рабов строились великие пирамиды. Высящиеся на Гизском плато под Каиром, они поют гимн замечательному искусству рук человеческих.

«Мир боится времени, а время боится пирамид», — говорили еще совсем недавно. Находясь в Египте, я не раз чувствовал, что на берегах Нила наступило новое время. Оно не боится пирамид. С помощью людей оно победит и нищету, и невежество, и болезни, которые пытались увековечить в этой стране колонизаторы.