Путешествие по арабским странам

Корабли ждут лоцманов

На дорожных столбах стояли арабские цифры. Большинство из них ничуть не походило на те, которые в Европе называют арабскими. Схожи единица, девятка, зато наш ноль, только заостренный кверху, обозначает у арабов пятерку, а точка — ноль. Арабы явно не желают утруждаться ради «нулей»: поставили точку — и ладно!

Чтобы отвлечься от однообразия пустыни, Петер читал цифры. Они выглядят так:

Через несколько часов рядом с шоссе показался оазис, где среди пальм возвышались гостиница и мечеть.

На дорожном столбе стояло 67 — ровно половина расстояния между Каиром и Суэцем.

— Оазис создан искусственным путем, — сказал водитель-египтянин.

Затем опять потянулась холмистая пустыня, прорезанная черной лентой шоссе, по которому в обоих направлениях мчались автоцистерны и тяжелые грузовики: нефтепровод, недавно проложенный правительством от Суэца до Каира, пока еще не мог обеспечить столицу необходимым ей количеством горючего.

То и дело на глаза попадались бараки, почти всегда пустые. Часто это были лишь глиняные стены без крыши, с пустыми оконными и дверными проемами.

— Посты, прежде английские, теперь египетские, — гордо заявил водитель-египтянин. На нем был темный костюм с ярким галстуком и красная феска с черной кисточкой.

Два ряда тесно прижавшихся друг к другу квадратных глиняных хибарок образовывали узкую улицу с горбатыми тротуарами, которая кишела людьми. Это въезд в Суэц. На тротуарах возле домиков и на самой мостовой бурлила жизнь. Группы мужчин в галабиях, поджав ноги, сидели кружком на земле, болтали, наблюдали прохожих или просто дремали. Рядом играли или уверенно сновали в толчее дети в длинных светлых, часто грязных рубахах. Женщины с монашескими лицами, обрамленными черными платками или целиком закрытыми покрывалами, суровые и безмолвные, пробирались сквозь толпу, почти все с грудными младенцами на руках и ведя за собой малышей постарше. Мясник подвешивал к потолку своей лавки несколько ободранных бараньих туш. Розовое мясо было буквально усеяно красными печатями. Торговцы стояли рядом с лотками, зазывая покупателей или торгуясь. Что вы желаете купить? Консервы или сигареты? Кока-кола или гуталин? Ткани или расчески? Одежду или ювелирные изделия? Сорочки или носовые платки? Сандалии или зубную пасту? Амулеты, пуговицы для брюк или синие бусы? Одного взгляда достаточно, чтобы убедиться: здесь есть все.

Как только машина миновала предместье, картина резко изменилась. По обеим сторонам широких улиц стояли высокие современные дома, а над ними вздымалось высотное здание. Торговля отступила с тротуаров и скрылась в магазинах. На улицах наравне с галабиями появились костюмы.

Это Суэц.

А еще дальше, за незастроенным участком земли, — малоизвестный населенный пункт Тауфик. Этот городок с его белыми домами, пальмами, эвкалиптами и цветущими акациями производит впечатление сказочного. Раньше здесь находился центр администрации Суэцкого канала, извлекавшей из его эксплуатации тридцать пять миллионов английских фунтов в год. В этот го-род-рай египтяне до недавнего времени могли попасть лишь в качестве слуг или чернорабочих.

Здесь кончается Суэцкий канал[7].

Танкер прорезал сверкающие голубые волны Красного моря, трехцветный флаг слегка трепетал на ветру. Капитан получил от судовладельца радиограмму с указанием привести «Изокордию» в Тауфик пятнадцатого в шесть часов утра.

— Совершенно непонятно, — сказал капитан.

Всем, кто плавал в этих водах, было известно, что судно, прибывшее позже пяти часов утра, не может в тот же день пройти через канал. Если огромный танкер с двадцатью тремя тысячами тонн неочищенной нефти приползет в порт с опозданием на целый час, он останется в заливе до следующего утра. Тут уж ничего не поделаешь. Хотя они легко могли бы прибыть вовремя, капитану теперь придется уменьшить скорость, чтобы оттянуть час прихода, а затем целые сутки торчать перед входом в канал.

— Разве это не безумие!

Капитан приказал радировать, что он может прибыть до пяти часов. Радист покачал головой. Он уже восьмой раз проделывал этот рейс, но еще ни разу не сходил на берег. «Если мы задержимся, можно будет пойти в город, — подумал радист, — но старику это, видимо, безразлично».

Ответ судовладельца показался капитану еще более непонятным. Хозяин продолжал настаивать на шести часах, но, «конечно, — говорилось в радиограмме, — следует сообщить администрации, что танкер тем не менее желал бы пятнадцатого утром присоединиться к каравану судов, проходящих через канал».

Капитан приказал дать соответствующую радиограмму администрации канала. Задумываться над странным указанием судовладельца ему казалось бесполезным, тем более что он не сомневался в получении отказа.

Но тут произошло нечто неожиданное. Администрация канала ответила в ту же ночь и не по-французски, как обычно, а по-английски: «Yes you will join this morning convoy stop pilot will board you in time»[8].

Ровно в шесть часов утра «Изокордия» прибыла в северную бухту Суэцкого залива и стала на якорь. Голубоватая вода светилась, солнце стояло уже высоко. На фоне лазурного безоблачного неба резко выделялись обнаженные контуры гор. Капитан с мостика разглядывал в бинокль еще спокойную бухту.

На всех кораблях был поднят полоскавшийся на ветру флаг Египта — зеленый с белым полумесяцем и тремя белыми звездами — и маленький желто-синий флажок, сигнализировавший: «Нужен лоцман». Итак, еще ни на одном корабле не было лоцмана.

«Много им сегодня потребуется людей», — подумал капитан. Обычно через канал проходило десять, от силы пятнадцать кораблей. Теперь же, капитан сосчитал, в бухте стояло двадцать четыре корабля. Тем удивительнее казалось, что египтяне все-таки приняли запоздавший танкер.

Капитан повернулся к берегу. В домах, в которых, как он знал, живут лоцманы, у окон стояли люди и тоже смотрели в бинокли на залив. Ничего особенного как будто, но капитан обратил на это внимание. Отведя бинокль чуть в сторону, он заметил на берегу необычайное скопление людей, стоявших на одном месте или расхаживавших кто в одиночку, а кто группами. Многие из них тоже наблюдали в бинокли за бухтой.

Здесь, по-видимому, назревали какие-то события.

Люди расположились на обрамленной деревьями прибрежной улице, где стояло белое здание, в котором раньше располагалось отделение администрации Суэцкого канала. Она, наверно, и сейчас там находилась, хотя состояла теперь из египтян. Между стволами деревьев можно было ясно различить в бинокль широкие входные ворота. Охраны не было видно, но зато хорошо просматривались маленький садик и каменная лестница, ведшая через зарешеченную галерею непосредственно в кабинет директора. Так по крайней мере было некоторое время назад, когда, проезжая в качестве пассажира зону канала, капитан навестил своего земляка. Капитан скорее угадывал, чем различал дверь. На галерее тоже толпились люди.

Значит, там действительно что-то происходило.

Капитан опустил бинокль. Он попросил стоявшего поблизости помощника понаблюдать за берегом и дать ему знать, если случится что-нибудь важное, а сам отправился в каюту. Ему необходимо было подкрепиться чашкой кофе с коньяком.

Среди тех, кого французский капитан рассматривал в бинокль, не различая, впрочем, лиц, был норвежский лоцман Хендрик Бьёрнстон. Он стоял перед белым зданием администрации, беседуя со шведским журналистом Иоганссеном.

— Значит, сегодня никто не поведет суда? — спросил швед.

Бьёрнстон покачал головой и произнес одно лишь слово:

— Никто.

— Ни один иностранец?

Норвежец в ответ только пожал плечами.

— Но здесь уже скопилось двадцать кораблей, — продолжал швед, пытаясь вызвать лоцмана на разговор.

— Двадцать пять, — холодно ответил тот.

— Что же, так они и будут стоять?

— Завтра, быть может, их будет уже сорок, — невозмутимо заметил лоцман.

— Но у египтян ведь тоже есть лоцманы!

Норвежец усмехнулся. Видя, что и швед молчит, он сказал:

— Человек шесть, не больше.

— Вы считаете, значит, — возобновил разговор швед, — что в Суэцком заливе ежедневно будет оставаться по двадцати судов, и все из-за того, что иностранные лоцманы отказываются работать.

— Возможно, — сказал норвежец.

— И в Порт-Саиде тоже?

Норвежец только пожал плечами.

— За неделю, значит, здесь скопится больше ста судов и больше ста — в Порт-Саиде?

Норвежец молчал.

— А дальше что? — настаивал швед.

Норвежский лоцман будто проснулся.

— А дальше снова возьмет на себя управление прежняя администрация Суэцкого канала, и тогда будет порядок.

Швед испытующе посмотрел на своего собеседника, стараясь понять, верит ли он в то, что говорит. Лицо лоцмана было непроницаемым.

— И тогда мы все опять приступим к работе! — оказал он наконец.

— А если египтяне сами справятся?

Норвежец засмеялся и сделал презрительный жест.

— А если не справятся, — не унимался швед, — они могут попросту заставить суда ждать в Суэцком заливе или даже в Красном море.

— Ха! — воскликнул норвежец, как будто он только этого вопроса и ждал, — Тогда мы, старые лоцманы, поднимемся на палубы судов и под прикрытием английских и французских военных кораблей проведем суда через канал.

То, что неразговорчивый норвежец разразился целым потоком слов, наводило на мысль, что слова эти чужие.

— Но это было бы вопиющим нарушением суверенных прав Египта, — сказал швед.

Лоцман снова пожал плечами.

— Что бы сделали англичане, — настаивал швед, — если бы иностранные военные корабли попытались силой прорваться в Темзу? Или французы, если бы подобное случилось на Сене?

— Начали бы военные действия.

— Здесь, на Суэцком канале, тоже?

— Возможно.

— Не думаю.

— Все консулы так говорят, — возразил теперь лоцман. — Все. Английский, французский и остальные тоже. Если окажется, что египтяне не могут справиться на канале без нас, что ж, тогда придется вмешаться. И что тогда начнется!

— Война?..

— Поэтому мы и отправили домой наши семьи.

— Поэтому?

— Ну, египтяне ведь могут попросту перерезать всех иностранных женщин и детей…

— Это тоже говорят консулы? — спросил швед.

— Конечно.

В это же время под деревьями перед зданием администрации прогуливались двое французов. Они познакомились несколько недель назад на террасе гостиницы Бель-Аир в Суэце и сегодня утром случайно встретились здесь. Один из них был корреспондентом парижской газеты в Каире. Пресс-атташе французского посольства посоветовал ему полюбопытствовать пятнадцатого числа, как караван судов пройдет через канал. Вот он и приехал накануне вечером в Суэц. Другой француз был лоцманом, жил здесь уже три года и сегодня утром пришел к заливу посмотреть, что произойдет. Он знал, что в этот день суда не пройдут через канал. Знал он также, что и в Порт-Саиде в это утро лоцманы будут бастовать.

— Сегодня все решится, — сказал он.

— А когда вы сами узнали о бойкоте? — спросил корреспондент Жюльен.

— Официально вчера.

— А неофициально?

— Там это решили десятого, а потом сведения постепенно просочились.

— Где решили?

— Ну, там.

— Кто рекомендовал вам, французским лоцманам, сегодня утром не приступать к работе? — настаивал Жюльен.

Лоцман засмеялся.

— Это неплохо сказано.

— Что? — спросил Жюльен.

— «Рекомендовал»!

— Почему?

— Eh bien, mon vieux[9]. Это вы знаете не хуже меня. Такое не рекомендуют. Такое предписывают.

— Кто? — быстро спросил Жюльен.

— Наш консул.

— Послушайте, не может же консул приказывать работать вам или нет. Это вы сами решаете.

— Думаешь! — сказал лоцман вызывающе, растянув «penses-tu»[10], чтобы придать ему больше веса. — Это все гораздо хитрее. Сначала, несколько недель назад, консул приказал нам отправить домой женщин и детей из-за опасности войны. Ну, это его дело. Это он мог приказать…

— Приказать-то он мог, — прервал его Жюльен, — по выполнять приказ или нет — зависело от вас.

Загорелый человек лет тридцати, проходя мимо, кинул: «Bonjour»[11]. Они ответили на приветствие.

— Посмотрите на этого парня, — сказал лоцман. — Он из Бреста. Упрямый бретонец поссорился с женой из-за того, что она не хотела ехать. Но и его консул обломал.

— Но как же так! — в голосе Жюльена слышалась досада.

— Comment, comment[12]! Вот тебе и как! Сначала консул сказал: «Отправьте вашу жену домой, будет война». Тот ответил: «Моя жена не верит в войну и в любом случае хочет быть со мной». Тогда консул спросил: «Сколько осталось до конца вашего контракта? Пять месяцев. И вы хотите остаться? Да? Тогда отправьте лучше свою жену домой».

— А с консулом ему не хотелось ссориться, так, что ли?

— Конечно, так.

— И тогда он поссорился с женой, да?

— Но она же не хотела ехать. Говорит, не позволяй себя запугивать, не участвуй в этой войне нервов, я останусь.

Оба помолчали.

— И все же она уехала! — заметил наконец Жюльен.

— И не говорите! С тех пор Роже, так зовут парня, зверем на всех смотрит. Она ему ни разу не написала.

Они прошлись до каменного льва, оскалившегося у входа в Суэцкий канал, и повернули назад.

— А ваша семья где? — спросил Жюльен.

— Моя жена с обоими сорванцами поехала в Нант к своим родителям. Там уже задули холодные ветры. Мы здесь потеем, а они мерзнут. Особенно ребята! Стоит детям пожить здесь несколько лет, как они совершенно отвыкают от европейской осени.

— А теперь, — с добродушной насмешкой сказал корреспондент, — вы хотите поехать вслед за ними, чтобы насладиться прохладным европейским климатом?

— Я вовсе не хочу, — возразил лоцман.

— Но вы участвуете в забастовке, и притом в политической.

— Политическая она или нет, что я могу сделать? Вы из «Юманите», вам легко говорить. Думаете, мне это нравится? Но если я бастую, прежняя администрация гарантирует мне жалованье на три года вперед.

— Гарантирует письменно? — спросил Жюльен.

— Нет, не письменно. Но что же делать?!

— Держаться египтян и приступить к работе!

— А если вернется старая администрация, — вспылил лоцман, — я вылечу и ни один судовладелец не даст мне работы. Они ведь все связаны между собой.

— А если канал останется у египтян, вы тоже лишитесь вашей прекрасной должности.

— Все это не так просто, — недовольно проворчал лоцман.

— Как ни крути, риск всегда будет. Уж такова жизнь, — сказал Жюльен.

В это же время в небольшом кабинете внутри белого здания раздался телефонный звонок…

Через открытую дверь комнаты были видны зарешеченная галерея, сад с деревьями, усыпанными ярко-красными цветами, широкая улица, обсаженная пальмами, а за ней — сверкающий на солнце Суэцкий канал. Помещение было полно людей. Большинство мужчин в ожидании стояли в комнате или на галерее, несколько женщин сидели в широких кожаных креслах.

— Дамы и господа, — громким голосом произнес человек за письменным столом, кончив говорить по телефону, — у меня для вас сюрприз.

С галереи все протиснулись в комнату.

— Несколько часов назад я получил следующую радиограмму: «Arrive Suez 6 heures priere aviser si convoi matinee 15 merci — commandant[13]. Судно уже здесь.

— Что он сказал? — спросил кто-то в коридоре, а другой быстро крикнул ему:

— Судно прибыло в шесть, хочет сегодня же уйти!

— От кого радиограмма? — спросил чей-то голос по-французски.

— От капитана большого танкера «Изокордия» водоизмещением двадцать три тысячи тонн, — ответил человек за письменным столом по-английски.

— А вы сможете сегодня дать им лоцмана? — Спрашивавший явно был англичанином.

— В этом и заключается сюрприз, — ответил человек за письменным столом, — и для вас, мистер Ромм, судя по вашему вопросу, он представляет особый интерес: мы дадим «Изокордии» лоцмана.

Теперь зашумели со всех сторон:

— На якоре уже стоят двадцать четыре корабля!

— Ни на одном пока нет лоцмана!

— Еще и «Изокордия»?

— Из иностранных лоцманов ни один не вышел на работу, — уточнил мистер Ромм, корреспондент консервативной лондонской газеты.

— Это верно, полковник?! — крикнули из коридора.

— А почему иностранные лоцманы не вышли, мистер Ромм? — спросил человек за письменным столом.

— Наверно, не хотят.

— А кто приказал им не хотеть?

— Никто, я думаю.

— Вы уверены? — поинтересовался женский голос, но Ромм не ответил, и женщина продолжала: — Это не секрет, что лоцманам было приказано сегодня не работать.

— Ерунда! — воскликнул английский корреспондент.

— Хорошо, мистер Ромм, — произнес человек за письменным столом, — я сейчас позвоню английскому лоцману — он работает здесь семь с лишним лет— и спрошу его.

— Мистер Диксон, — сказал он в телефонную трубку, — почему вы сегодня не вышли на работу?

— Пожалуйста, не спрашивайте, — грустно ответил англичанин.

— Вы еще можете прийти, — сказал египтянин, — мы будем работать с вами, как будто ничего не случилось.

— Почему вы говорите со мной, сэр? — взмолился лоцман. — Мне и так тяжело. Я люблю свою работу, но мы получили указание от консула.

Его голос осекся.

Египтянин посмотрел на лицо английского корреспондента, выражавшее недоверие, окинул взором напряженные лица мужчин и женщин в комнате и в проеме двери.

— Вы не верите, мистер Ромм, что я говорил с мистером Диксоном? Пожалуйста, позвоните сами.

Корреспондент не мог отказаться.

— Телеграфируйте вашей газете о том, что вы слышали, — сказал египтянин.

Англичанин был в нерешительности.

— Я оплачу телеграмму из собственного кармана. Англичанин молчал.

— Уважаемые дамы и господа! — обратился тогда египтянин ко всем присутствующим. — Что могло побудить лоцманов добровольно рисковать прекрасной работой? Они жили со своими семьями — это для моряка редкое счастье, — у каждого был отдельный дом. Ежегодно они пользовались двухмесячным отпуском и бесплатным проездом для всей семьи до любого пункта. Они получали от трехсот до трехсот пятидесяти фунтов в месяц и, кроме того, дополнительно от десяти до двадцати четырех фунтов за каждое проведенное судно. У нас есть лоцманы, зарабатывающие от восьмисот до девятисот фунтов. И для этого им достаточно провести двадцать кораблей в месяц.

Большинство корреспондентов усердно строчили в своих блокнотах.

— Добровольно ни один капитан не откажется от такого места, — продолжал египтянин. — Почему же иностранные лоцманы сегодня утром не явились на работу? Вы знаете теперь: потому, что так им приказали их консулы. Но вы не знаете того, что я сейчас вам скажу. Новая египетская администрация Суэцкого канала до сих пор официально не извещена о том, что иностранные лоцманы в полночь приостановили работу. События должны были застигнуть нас сегодня утром врасплох. Сюда направили необычно много кораблей — двадцать пять, и столько же — в Порт-Саид. В эту ночь еще и «Изокордии» было приказано затребовать лоцмана. Предполагалось, что, обрадованные большим числом кораблей, мы распределим между ними иностранных лоцманов, станем ждать — а ни один из них не явится на работу. Таков был план.

Человек поднялся из-за письменного стола.

— Внезапность — решающее условие успеха, — сказал он и улыбнулся. — Господа хотели нанести нам внезапный удар. Но мы решили ответить им тем же. А теперь давайте выйдем на улицу, иначе мы можем пропустить интересное зрелище.

Все высыпали из комнаты. Многие пересекли улицу и добежали до самого берега канала, где толпы людей безмолвно и напряженно всматривались в залив. А между тем все знали, что иностранные лоцманы не поведут корабли. Что же могло там происходить?

На одних кораблях желто-синий флажок: «Нужен лоцман» — уже был спущен и заменен бело-красным: «Лоцман на борту», на других как раз в это время меняли флажки. Вот еще на одном судне расцвел бело-красный флажок, и еще, и еще…

— Двадцать пять! — воскликнул наконец шведский журналист Иоганссен. — Все лоцманы на борту.

Первое судно каравана пришло в движение. Это был английский танкер, он приближался на большой скорости, оставляя за собой борозду белой пены. Когда он вошел в канал и поравнялся с белым зданием и с теснившимися на набережной людьми, они, к удивлению своему, увидели, что весь экипаж корабля выстроился вдоль поручней и машет тем, кто стоит на берегу. Прошел второй танкер, на этот раз французский, и снова то же самое. Никогда раньше такого не бывало, даже старожилы не могли припомнить ничего подобного.

— Они радуются, — сияя, сказал Жюльен своему французскому другу — лоцману, — что бойкот провалился.

Тот почесал в затылке:

— Никак не пойму, где это они взяли столько лоцманов.

— Я счастлив, что живу в такое время, — сказал египтянин, сидевший прежде в кабинете за письменным столом, окружившим его корреспондентам и лоцманам. — Мы присутствуем при возрождении нашей нации.

— Если только с этим караваном ничего не случится! — проворчал норвежский лоцман Бьёрнстон.