Пятница

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

Тоскливо тянулись тюремные дни. За окнами прошла южная весна. За весной пришло южное лето со своей истомой и жаркими днями, когда долгий день переходил в душный вечер. В один такой жаркий июльский день в камеру привели арестованного.

Это был человек с открытым, приветливым лицом и очень приятным голосом. Он, как и когда-то Шварц, долго не мог найти себе место в камере. Наверное, и ему каждый угол казался грязным, тёмным, неуютным. Ну где тут расположиться?

Наконец арестованный решил остановиться на каком-то маленьком уголке, который показался ему чище других, недалеко от окна. Он перенёс туда свои жалкие пожитки, устроился…

Дело шло к вечеру, уже темнело. К новому арестованному подсел один из товарищей, за ним второй, третий… На это никто не обратил внимания. Так бывало, ничего особенного в этом не видели. Арестованные хотят познакомиться, поговорить со свежим человеком, пришедшим с воли.

Но вот Шварц заметил, что к кучке товарищей с новым арестованным подсел Бауман, за ним Литвинов. Что бы это означало?

Шварцу тоже захотелось подсесть к ним, но его удерживала привычная осторожность, так ему свойственная, строгое требование конспирации. До ушей Шварца донёсся тихий шёпот, и то, что он услышал, заставило его внимательно прислушаться.

- Вот видите, - сказал тихо новый товарищ, - как получилось. Можно сказать, нежданно-негаданно. Я об этом часто думал, работая на границе. И тогда, когда переправлял «Искру», и когда сам с ней ездил. Как ни делалось всё осторожно - а я очень осторожный человек, - но когда за тобой следят на каждом шагу…

Новый товарищ говорил спокойно, медленно, как человек, который отдыхает в кругу близких людей, отдыхает так, как давно не отдыхал. Потом он умолк, и все вокруг него молчали. Но тут кто-то опять тихо спросил:

- А всё-таки как ты попался?

- Ну как? Схватили меня на границе с чемоданом. А он, конечно, с двойным дном, и в нём была спрятана «Искра». Ну, и конец! Как видите, к вам угодил.

Бауман и Литвинов были, как и вся молодёжь в этой камере, политическими заключёнными. Было в этих молодых людях нечто, что отличало их от остальных.

Арестованные чувствовали: Бауман и Литвинов - самые образованные люди в их среде. К ним можно обратиться с вопросом, за советом. Они заботились об арестованных, передавали им опыт подпольной работы. Время в тюрьме не должно было пропадать даром.

Когда Шварц заметил, что Бауман и Литвинов, один за другим, как бы сговорившись, подсели к новому арестованному, Иосиф ещё больше заинтересовался им.

Шварц сидел на полу; он обнял руками колени, чёрная голова его склонилась на грудь. Ещё один искровец попался. И он, Иосиф, последнее время работал на границе, и он переправлял «Искру» через товарищей или сам перевозил её. Стало быть, этот арестованный - его ближайший товарищ по работе! Только он работал за границей, а Иосиф, под кличкой «Цыган», близко у границы, в России. Вот и вся разница.

Но новый арестованный сильно отличается не только от Иосифа, но и от всех остальных в камере своим возрастом. Он намного старше каждого из них. Значит, он богаче опытом и знаниями, которые он приобрёл на партийной работе.

Иосиф поднял голову, посмотрел на товарища. При заходящих лучах солнца едва уловимо обозначился его высокий лоб, прядь волос, свисающая на глаза,

«Нет, это ужасно! - подумал Шварц. - Ещё один искровец попался!» Иосифу стало жарко. Он сбросил пиджак, забегал по камере, сжал голову руками, и у него вырвался подавленный вздох. «Искры» явно не хватает для всей страны. «Искру» так трудно переправлять… Каждая перевозка «Искры» связана со столькими опасностями. На эту работу взяты самые верные товарищи. И вдруг провал! Потеря каждого из искровцев и потеря самой «Искры» - это несчастье для партийной работы.

Иосиф невольно представил себе «Искру» - эту тоненькую, на папиросной бумаге, газету. Наверху жирными буквами: «Искра», справа - надпись мелкими буквами: «Из искры возгорится пламя!»… А слева - «Российская социал-демократическая рабочая партия».

Иосиф решает: ему непременно надо поговорить с новым товарищем. Они же работали сообща и теперь очутились вместе, хотя и без любимого дела. Кто знает, может, он и с «Цыганом» имел дело?

Иосиф дождался вечера. Тусклая лампочка едва освещала камеру. Углы тонули в полумраке. Шварц отозвал нового арестованного в один из дальних углов и осторожно спросил:

- Товарищ, я слышал, вы говорили об отправке литературы из-за границы. А знаете вы тех товарищей, которые приезжали за ней на границу?

Новый товарищ наклонил голову. Как же ему не знать! Но…

- Видите ли, с ними я мало имел дела. Чаще всего я посылал на имя одного человека…

Шварц с нетерпением ожидал, назовёт ли он его имя.

Новый товарищ долго и внимательно вглядывался в Иосифа, как-то загадочно улыбаясь, как будто уяснял для себя какой-то вопрос, и наконец медлительно произнёс:

- Мы его звали… «Цыган».

Шварц посмотрел на своего собеседника широко раскрытыми глазами.

- А когда он у вас в последний раз принял литературу?

Собеседник чуть поморщил лоб: он вспоминал и наконец точно назвал число.

У Шварца перехватило дыхание.

- Я и есть «Цыган».

Арестованный ласково взглянул в Иосины светлые сияющие глаза.

- А я - Блюменфельд.

И они крепко пожали друг другу руки.