Выдался на редкость жаркий день. Яков едва передвигал ноги, вытирая пот с лица. Он сегодня целый день бегал по городу.
Только что Яков был на чаеразвесочной фабрике Высоцкого. Ему удалось убедить рабочих: одних митингов мало, пора объявить забастовку. А там всем вместе выйти на улицу, на большую демонстрацию.
Яков спешил на шпагатную фабрику. Надо ещё побывать у красильщиков и прачечников, у сапожников и портных.
Яков зорко всматривался в большое красное каменное здание шпагатной фабрики. Была бы только удача!
И вот настал день. Город словно не хотел просыпаться. Встречал дневной свет как бы с закрытыми глазами: ставни прикрыты, плотно закрыты окна и двери. На фабриках тихо, не слышно стука машин.
Только вода ещё послушно текла из крана да горел свет. В больницах люди работали в белых халатах. Чуть приоткрыты двери булочных…
Всё остальное замерло.
На вокзале - пусто. Не слышно свистка паровоза. Поезда не приходят и не уходят. Билетная касса закрыла свой глазок. Телеграфиста нет на месте, и аппарат его умолк.
Точно уснул огромный город. Волны лениво плескались в затихшем порту, будто хотели выспросить, что означал этот странный покой.
Один день спал странным, тревожным сном город, и второй… На третий люди словно проснулись и вспомнили:
- Пора! На сегодня назначена демонстрация.
Со всех сторон люди бежали на главную улицу - Дерибасовскую. В самый конец её, поближе к морю, к углу Херсонской.
Отсюда пойдёт демонстрация.
Товарищ Яков был здесь. Он руководил демонстрацией. К нему подбегали со всех сторон за указаниями. А сам он тихо и незаметно переходил от одной группы рабочих к другой.
Люди были наготове. Они выстроились рядами. Яков подал знак. Точно,-морской прилив и отлив, толпа двигалась в одну сторону и возвращалась по другой стороне.
- Долой царя!
- Долой самодержавие!
Как на гребне громадной волны качались паруса - красные флаги.
Но вдруг шествие остановилось.
Огненно-красная голова Митьки пригнулась к земле, он закричал пронзительным голосом:
- Товарищи, тут раскинута проволока!
Проволока стелилась по земле, как капкан, расставленный для зверей. Митька запутался в ней ногами. Он покраснел, размахивал руками…
- Это они нарочно сделали…
Митька барахтался в проволоке, как в западне. Он поранил руки, рвал проволоку зубами. Кровавая полоска легла у рта.
- Спа-сай-тесь! - кричали сзади. - Казаки!
Казацкие нагайки засвистели в воздухе.
Митька вырвался наконец. Рядом с ним бежали товарищи.
Казаки наседали, они старались загнать всех в боковую улицу, к большому серому зданию.
Митька видел - Яков побежал к конке, за ним ещё бежали люди. Митька бросился к Якову - он хотел быть рядом с ним.
Когда он подбежал, Яков с рабочими опрокидывали вагон.
Люди, точно муравьи, облепили конку со всех сторон.
Громадная махина вагона звенела, кряхтела, но никак не опрокидывалась. Потом сразу грохнуло что-то на всю улицу, и вагон, как раненый зверь, поднял вверх лапы-колёса.
Конка легла поперёк рельсов.
Старик рабочий, с длинной седой бородой, бросился к ограде сада и стал выламывать решётку. Ему помогали. Решётка наконец подалась, обдала всех известковой пылью и повисла в воздухе.
Раздался стук топора - рубили телеграфный столб; он заскрипел и повалился, как дерево.
У опрокинутого вагона сваливали доски, брёвна, булыжники. Несколько рабочих ухватились за проезжавшую телегу, быстро выпрягли лошадь и перевёрнутую телегу поставили рядом с конкой.
Вокруг вагона быстро выросла баррикада с решёткой от сада на самом верху. Баррикада высилась посреди улицы и чуть подрагивала: готовилась к бою.
Кругом трещали выстрелы - казаки подбирались к баррикаде. Выстрелы гремели всё чаще и ближе. Яков с рабочими укрепляли баррикаду,
- Давай сюда доску!
- Положи бревно поперёк!
- Где проволока? Нужно связать!
Яков схватил булыжник, размахнулся и попал казачьей лошади в ногу. Она взвилась на дыбы, сбросив всадника.
- Подавайте сюда камни! - кричал на самом верху баррикады Митька.
Он едва держался за железную решётку. Его огненно-рыжие волосы развевались по ветру, падали космами на глаза. Кровавый рубец точно перечеркнул лицо.
- Сюда камни! Скорей! - надрывался Митька. Рабочие выкапывали из мостовой булыжники, передавали товарищам на баррикаду.
Булыжники, большие, увесистые, носились,- как мячи, по воздуху. А Митькины камни с самого верха летели дальше всех. Его пронзительный голос прорывался сквозь шум:
- До-лой са-мо-дер-жа-вие…
Но вдруг Митька покачнулся. Неужто решётка не выдержала, сорвалась?
Митька повалился на бок и скатился, как мешок, с решётки мимо столба на доску, зацепился порванной рубашкой за конку и упал прямо на мостовую.
В Митькиной голове чернела маленькая дырочка. Митькины волосы точно припечатались к камням мостовой…