Прошло около двух лет с тех пор, как Пятница уехал из Берлина. Во многих городах, местечках и деревнях России побывал Иосиф за это время. Всюду вёл он революционную работу, появляясь под разными фамилиями и кличками. Он был то с бородой, то без бороды, то с усами, то совсем бритым. Только близкие друзья, знавшие хорошо Иосифа Таршиса из Вилькомира, узнавали его по смуглой коже, светлым вдохновенным глазам, крупным белым зубам и порой по невольно прорывавшейся доброй улыбке, озарявшей его молодое лицо.
Стояла осень тысяча девятьсот пятого года. Иосиф жил в Одессе. Город сиял по-весеннему. Небо голубело, и яркое солнце освещало гладь тротуаров. Только на акациях не видно было больше белых цветов, и запоздалый сухой лепесток, словно нехотя, падал на землю, как бы говоря:
«Как хотите, а всё-таки осень…»
По улицам, как всегда, двигались люди. Одни гуляли, другие спешили по делам. Казалось, в эти ясные осенние дни жизнь текла по-обычному.
Но это только казалось.
На табачной фабрике Попова уже с утра чувствовалось: что-то готовится.
Молодой рабочий Пётр Болгарин озабоченно перебеал от одного товарища к другому. Он старался незаметно отозвать их в сторону и, оглядываясь, о чём-то с ними шептался. А в тот самый момент, когда гудок возвестил: пора за работу! - Пётр Болгарин исчез.
Рабочие, мужчины и женщины, сидели склонившись за длинными столами. Они кашляли от удушливой табачной пыли, хватались за грудь. Чаще обычного оборачивались к зелёным мутным оконцам и смотрели во двор.
Кто-то громко крикнул:
- Эй, барабанщик, бей сбор!
Тотчас в конце длинного и узкого помещения раздался звонкий и весёлый голос:
- Иду!
Из угла выскочил худенький мальчик лет пятнадцати. В светлой рваной рубахе, веснушчатый, с рыжей всклокоченной головой, он точно огонь носился по фабрике. Мальчик держал в руках медный круг и молоток. «Барабанщик» старался изо всех сил: медный звон разносился под низкими потолками.
- Смотри, Митька, попадёшься…
- Двум смертям не бывать, - смеялся Митька. Его лицо с крупными веснушками и рыжими ресницами было в этот миг особенно привлекательным.
Рабочие высыпали во двор:
- На митинг!
В воротах фабрики мелькнуло лицо Петра Болгарина. Он привёл с собой какого-то незнакомого человека. - Агитатор пришёл!
- Докладчик!
- Из партии!
Все с любопытством окружили человека среднего роста, со светлыми глазами на смуглом лице, с чёрной бородкой.
- Сюда, товарищ Яков! Сюда!
«Яков» - кличка Пятницы в Одессе. Он привычно, уверенно пробрался сквозь толпу и быстро взобрался на бочку.
- Товарищи!
Рабочие, старые и молодые, скрестили руки на груди И не сводили глаз с Якова. Они слушали его, удивлялись. Откуда он всё знает? Чужой человек, а как будто много лет живёт здесь с ними, работает на табачной фабрике и вдыхает табачную пыль.
- Требуйте восьмичасовой рабочий день! - отчеканивал Яков каждое слово.
На лицах рабочих, серых, усталых, загорелась надежда. Руки, спокойно скрещённые, пришли в движение. Раздались громкие аплодисменты.
Но Яков с высоты своей бочки заметил: в последних рядах что-то неладно - движение, шум. Рабочие обернулись. Замелькали околыши жандармских фуражек…
Митька с самого начала взобрался на дерево. Сейчас оттуда раздался его пронзительный голос:
- Полиция!
Во дворе всё сразу пришло в движение. Пётр Болгарин в один миг очутился подле Якова. Несколько человек подоспели ему на помощь и прикрыли Якова: как бы полиция не запомнила его в лицо…
Но Яков их отстранил:
- Выйдем на улицу!
У ворот шла борьба со сторожами.
- Открыть ворота! - властно потребовал Яков. Толпа рабочих окружила маленькую сторожку у ворот.
Мелькнула красная голова Митьки, он высоко поднял руку, загремел ключами:
- Вот они, у меня!
Точно волна перекатилась по всему двору - рабочие перешли к воротам.
- Скорей открывай!
Ключ звякнул, петли заскрипели, громадные ворота распахнулись перед рабочими.
Яков шёл впереди твёрдыми, уверенными шагами. Он ни разу не обернулся. Он знал: за ним идут.
На улице зазвучала песня. Отдельные возгласы покрывали её:
- Долой самодержавие!
- Да здравствует революция!
- Да здравствует социализм!
Митька усиленно работал локтями. Ему непременно хотелось пробраться к человеку с чёрной бородкой, который бесстрашно шёл впереди всех. Митьку так и тянуло к нему.
Но в тот момент, когда Митька забежал вперёд и пошёл нога в ногу с Яковом, из бокового переулка выскочил казачий отряд.
Казаки стали посреди улицы. Они едва сдерживали горячих коней. Кони ржали, громко фыркали, становились на дыбы…
Яков обернулся, поднял руку.
- За мной! - крикнул он.
Казаки не успели опомниться. Плотная толпа вслед за Яковом прорвалась сквозь цепь.
Откуда-то снизу, словно из-под ног казачьей лошади, вынырнула огненно-рыжая голова Митьки.
- Долой самодержавие! - раздался его звонкий голос.
Яков обернулся к нему:
- А, это ты, барабанщик?
- Я самый! - улыбнулся Митька, и снова точно огоньками зажглись крупные веснушки на лице.
Толпа рабочих-табачников с песнями разлилась по всей улице.