Стиратель

Глава 13

Когда Матвей пришел в себя, он так же валялся в машине на заднем сиденье. Автомобиль стоял.

Нет, не совсем так же: его голова лежала на коленях у Фотины. Одной рукой она гладила его по волосам, почти невесомо, другой проводила то по щеке, то по плечам. Ему было больно, однако боль постепенно угасала. Он все еще не мог разлепить веки, но прикосновения Фотины узнал сразу, по тому, как отзывалось на них все его существо.

– Я при исполнении служебных обязанностей, – проявился ледяной голос Джуда. – И в том, что у меня нет личной жизни, а есть одна сплошная служба, поверь, не только моя вина.

– Вина, конечно, моя, – с горечью отвечала Фотина. – И в том, что ты никого не любишь, виновата я. Даже своих братьев.

– Братья, как тебе прекрасно известно, от меня не хотят ничего, кроме денег, и деньги они от меня получают, бесперебойно. Я не в состоянии заменить им отца, как бы ни старался. А уж тем более мать. Вот уж братьев, Фотина, не стоило и упоминать. В этом контексте. Когда мы говорим о… В связке со словом «любовь». Уж тебе-то…

Джуд замолчал.

– Итак, у вас действительно оказались далеко идущие планы на вечер, – произнесла Фотина после долгой паузы. – Я не ошиблась. Куда ты затащил его на этот раз, что он нарвался на демона?

Сердце у Матвея екнуло. Он никогда еще не слышал, чтобы слово «демон» употребляли всерьез.

– Я его затащил, – насмешливо повторил Джуд. – Может, это он меня затащил.

– Как он может тебя затащить? Тем более когда ты «при исполнении служебных обязанностей»?

– А у меня служебные обязанности сегодня такие, его сопровождать, куда бы ему ни вздумалось полезть.

– И при чем тут Элени?

– Элени, да, – вспомнил Джуд. – Мне надо ей бутылку отнести и кое-что забрать. Как там наш пациент?

– Вроде лучше. Дышит ровнее. Выкарабкается, я уверена. Тебе не все равно?

Молчание показалось Матвею густым, как кисель.

– По большому счету, все равно, – наконец проговорил Джуд. – Я знаком с ним сутки. Если я никого не люблю, даже своих братьев, что мне до незнакомца, с которым я провел один день? Уж в него я точно не влюбился. Но я предпочел бы, чтобы он благополучно уехал к себе домой. Лучше всего, естественно, с женой. Наши желания совпадают, он хочет того же самого, как это ни странно. И все это идеальным образом совпадает также с пожеланиями нашего ведомства. Так что все складывается очень удачно.

– Меня вымораживает, – сказала Фотина, – как ты всегда говоришь: у тебя одновременно получается безжалостно – и искренне. Это меня неизменно поражает.

В ее голосе Матвею послышались слезы.

– О да, – отозвался Джуд. – Расскажи мне о безжалостности, дева. И об искренности пару слов не забудь прибавить.

Рука Фотины, пристроенная на лбу у Матвея, подрагивала. Ему было неловко подслушивать столь интимный разговор, но он, при всем желании, совершенно ничего не мог поделать, чтобы его не слышать.

– Значит, он нарушает равновесие? – сказала Фотина. – На пару с женой?

– Да.

– Я что-то не пойму. А ты ему во всем помогаешь? Когда должен стоять на страже равновесия?

Джуд усмехнулся.

– Я же стою, как видишь.

– Я не понимаю. Ты…

– Я помогаю ему и слежу за тем, что происходит. Я должен был, по-твоему, пустить это на самотек?

– А что происходит? Если полезли демоны…

Матвею тоже очень хотелось узнать ответ на этот вопрос. Он перестал мучиться совестью и затаил дыхание. Джуд отозвался не сразу.

– Если бы мы сами понимали лучше… – тихо проговорил он. – Русские что-то меняют. Здесь и сейчас. В коллаборации с нашими русалками. От русалок не удается добиться толку. Меняется какой-то старый уклад, на котором, как видно, многое завязано. Возможно, это не опасно. Возможно, опасно. Если это касается только русалок и только на дне морском, мы закрываем на это глаза. Это их дело. Если перекраивается весь мир, если это касается людей, мы принимаем меры, это недопустимо.

– К чему ты склоняешься?

– Я… Я не знаю. То, что из щелей, как тараканы, поперли демоны и что у нас сейчас в июле такая погода, знаешь, мне не нравится.

– Ты его защищаешь, – сказала Фотина, тоже понизив голос.

– Как я уже объяснял…

– Но если все зайдет далеко, ты… что ты сделаешь? Ты его остановишь?

Секунда, две, три. Десять.

– Да.

– Ты ему помогаешь, ты его защищаешь, спасаешь, и, если понадобится, ты его убьешь? – звенящим голосом спросила Фотина.

– Почему сразу «убью»? – лениво возразил Джуд.

– Ты его… сотрешь. Ты лишишь его сил и всех эмоций, так? Чтобы ему ничего уже не хотелось менять. Ты страшный человек. Ты страшный человек. Ты… – Она всхлипнула, в этот раз никаких сомнений не было.

Прошло еще несколько секунд.

– Если бы все офицеры, вместо того чтобы обеспечивать безопасность, с первого взгляда влюблялись в незнакомых иностранцев, нашей страны уже давно не было бы на карте, – напомнил Джуд.

– При чем тут «влюблялись»!

– Хорошо, проникались ни на чем не основанным доверием. Так тебе больше нравится? Ты же не можешь слышать слова «любовь» и всех его производных, по крайней мере из моих уст, прости, я забыл.

– При чем тут я!

– Разговор зашел в тупик, – констатировал Джуд. – Ему лучше?

Фотина прижала обе ладони к вискам Матвея и прислушалась.

– Лучше, – уверенно сказала она. – Он вот-вот придет в себя.

– Замечательно. Какие прогнозы?

– Когда он придет в себя, ему наверняка какое-то время будет больно. Ходить, шевелиться вообще, жевать. Я бы не оставляла его на ночь одного.

– Не оставлю.

– Я бы не оставляла, – повторила Фотина.

– О… ты должна с ним остаться, да?

– Думаю, придется на всякий случай остаться. Возможно, не только на ночь.

Они снова немного помолчали. Потом до Матвея донесся смех Джуда, тихий и совсем не веселый.

– Твое дежурство заканчивается в восемь утра, если я не ошибаюсь.

– Не ошибаешься. Но когда есть пациент, состояние которого внушает опасения…

– Опасения внушает не состояние пациента, а жестокость сопровождающего, я понял. Будешь охранять его от меня. Вопреки здравому смыслу и вопреки интересам организации. А то и мира в целом. Прекрасно придумано.

– Я выполняю свой врачебный долг.

– Прекрасно, Фотина, прекрасно. Ладно, оставайся с ним, я пойду к Элени меняться. Впрочем… Ночь мы, наверное, проведем у нее, не сидеть же нам в машине. Сейчас договорюсь, чтобы выделила нам комнату.