За окном кабины Шалы стали попадаться не только высокие холмы, уже больше похожие на горы, но и топи между ними, в оврагах. За холмами царила ранняя весна, снег сошел, и теперь талые воды заполнили все низины. Склоны покрывала едва заметная зеленая поросль, еще редкая и тонкая, как дымка.
Ника сидела на постели, обхватив себя за колени, и смотрела в окно. «Из Затона мало кто возвращается». И вот они уже покинули Холщово, последний обжитой город Пограничья, и двигаются вглубь этой странной реальности.
По бокам грунтовки, отсыпанной щебнем, уже не попадалось ни одиноких домиков фермеров, ни следов цивилизации, а на самой дороге было тихо и пустынно. Ни других зэфок, ни машин.
Последним мелькнул аккуратный каменный домик, от которого на километры разносился вкусный аромат. Позади здания, в пристройке, работала частная пекарня. И пока Макс спускался вниз, чтобы купить хлеба, Ника все думала: а не сюда ли возит муку тот мельник, которому они помогли с дамбой?
Еды в их запасах было предостаточно, но аромат свежеиспеченного хлеба сводил с ума, и пришлось сделать остановку и лишнюю покупку.
Садовник ушла глубокой ночью, оставив им кошелек с местными деньгами в качестве оплаты расходов на путешествие. Так что теперь можно было не занимать деньги у Кости, а самой покупать себе вкусности.
Ника ехала, глядела в окно и по кусочку откусывала от багета, смакуя насыщенный вкус хлеба. Даже в детстве или в дорогой крафтовой пекарне он не был таким вкусным. И вроде бы — какая малость, а такая радость, как говорила Майя.
Ника глянула на белокурую девушку, сидевшую на выдвижном диванчике у стены и неотрывно смотревшую на дорогу. После общения с Садовником, Майя молчала. Было видно, что она подавлена, но, как Ника ни пыталась, на разговор ее вывести не удалось.
Одно дело понимать, что ты долго бегала неразумной тварью по Лесу. Уже тяжело. Но совсем другое — узнать, почему именно вокруг нет ничего знакомого. Что пока ты охотилась в Лесу, весь твой мир был уничтожен. Все, кого знала, погибли. Ни одного знакомого места, ни единой близкой души. Майя не хотела это обсуждать, просто молчала, глядя на дорогу, и о чем-то думала. Так что Ника оставила ее в покое и погрузилась в собственные размышления.
В дальнем пути думалось о какой-то ерунде. Например о том, что, когда Ника в последний раз была в цивилизации, ей даже в голову не пришло зарядить телефон. Что ее смартфон уже который день валялся забытым в рюкзаке, не только из-за отсутствия связи, но и вообще — оставленный за ненадобностью. Как и очень многое из того, что когда-то имело смысл.
Удобную и продуманную рабочую обувь ей уже не хотелось сменить на брендовые кроссовки или туфли на каблуке. Стало плевать на растрепанные волосы, без утюжка теперь торчащие во все стороны непослушными кудрями.
Все старое казалось лишним, бессмысленным. Да и зачем оно все, если есть вот этот мир за окном. Ника стала понимать, о чем говорила Катя с волны операторов зэфок. Про «оказалось слишком глубоко».
Первые дни в Аркании пришлось привыкать к насыщенности, что ли. К обилию текстур и фактур, к тому, насколько глубже, многограннее и сложнее реальность вокруг, по сравнению со Старым миром.
Но чем дольше милая Шала несла их на своей спине вдаль по неизведанным дорогам, тем глубже становилось все вокруг.
Весеннее небо было бездонным, а бесконечные холмы по бокам от тракта казались нарисованными маслом. Такие фактурные, рельефные. Такие настоящие.
Ника знала, с чем это сравнить. В далеком детстве они жили бедно, вроде бы девяностые уже прошли, но вплоть до десятых годов жилось тяжело. И в их доме был только черно-белый телевизор, старый такой, выпуклый. Лишь когда Нике исполнилось шесть лет, родители взяли в кредит новый. Более плоский, хотя и большой, а самое главное — цветной. И Ника не могла от него оторваться, пораженная до глубины души.
Она сидела часами, смотрела все подряд, даже новости и какие-то непонятные передачи, просто завороженная цветными, глубокими картинками, что сменяли друг друга.
Наверное, к такому надо просто привыкнуть. Адаптировался же ее мозг сначала к цветному телевизору, потом и к 3D фильмам, смартфонам, компьютерам. И это уже не оказывало такого гипнотического эффекта.
Но пока хотелось выйти наружу, трогать кору деревьев, гладить эту пушистую коротенькую зеленую «шерстку» холмов, смотреть, как плывут облака в лужах.
— О чем задумалась? — спросил Макс, присаживаясь на край кровати и бесцеремонно откусывая кусок от багета, который Ника все еще держала в руках. Девушка рассмеялась и отодвинула хлеб подальше.
— Ты от кота заразился? Это его коронный номер — сделать неожиданный кусь и отобрать часть еды.
Макс улыбался и жевал, а Ника вдруг поняла, что он сделал это специально. Хотел развеселить ее, рассмешить, озадачить. А еще, что это хороший показатель — Конь оттаял. Исчезла изматывающая собранность, напряженность, зато появились спокойствие и даже некоторое ребячество.
Ника в двух словах пересказала свои мысли, отчего Макс некоторое время пристально смотрел в окно, словно ранее не замечал этот переход к еще более глубокой реальности.
— Знаешь, какое у меня ощущение? Как будто наложили на фото фильтр, — заметил он, неосознанно хмурясь. — И добавили детальности. Только не на компе, а прямо на сам мир. Но ты права, надо быть готовыми к тому, что в Затоне… нам придется еще адаптироваться.
— Реальность тут ни при чем, — вдруг заметил Костя, до этого момента молча качавшийся в гамаке и читавший книгу. — Это в вас дело.
Макс и Ника с интересом посмотрели на оператора зэфки, ожидая продолжения мысли или хотя бы пояснений.
— Куски Аркании раскиданы по Старому миру: заходи, живи, иди в Пограничье. За углом, прямо у дома, где старый клен, в закутке промзоны, куда ходят курить сотрудники склада. Повсюду. Это не реальность меняется, это вы начинаете ее видеть.
Костя отложил книгу, вылез из цепких объятий гамака и пошел наливать себе кофе из термоса.
— Я Арку давно видел, еще до того, как попал к Пристани. И был один момент. Я, когда только переехал в новый город, снимал коммуналку в рабочем районе. Отвратное место: панельки с обшарпанными коридорами, все обоссанное, грязное, соседи почти все алкоголики и наркоманы. Там местные спивались целыми поколениями, а нормальные люди бежали, как только удавалось накопить денег на новое жилье. И вся округа отвратная, даже частный сектор. Я тоже быстро сбежал, переехал. В то время как раз уже начал зарабатывать хорошо в рейсах, не хотелось даже в редкие дни, когда выходные, находиться в таком месте. И, видимо, тогда же стал погружаться в Арканию. Через два года я по делам заехал в тот район… и завис. А вы меня поймите — я эти места хорошо знал, видел постоянно, все облазил. И внезапно я увидел все по-новому: район был красивым, до одури. Документы тогда забрал и пошел гулять, заходил во все дворики, прошелся по рощице на окраине…
Костя на миг замолчал, отпивая кофе из кружки, подумал и добавил еще ложку сахара, медленно помешивая.
— А знаете, что самое жуткое было? Когда я понял, что район-то не изменился! Не то чтобы там новые дома построили или территорию облагородили. Да даже капремонта старых панелек не было — как стояли серыми гробами, так и стоят. Ничего не поменялось, все на своих местах, каждое дерево и ларек. Но все вокруг стало другим, хотя и осталось прежним.
Костя пожал плечами, закрутил крышку на термокружке и вернулся в гамак к оставленной книге и мягкому покрывалу.
— Тогда я и понял, что ты можешь настолько далеко уйти в Арканию, насколько сам готов.
— Красота в глазах смотрящего, как говорится, — заметил Макс и снова глянул в окно. — Но подобная новость меня радует. Значит, мы готовы к той работе, что на нас возложена. Я сомневался, если честно. Потому что все, с кем мы общались, говорили, что в Пограничье уже годами околачиваются и не уходят. А мы даже недели еще не провели, а нужно идти глубже.
За окном маячила одна из голов Шалы, которая с преданностью смотрела на хозяина и слушала человеческие разговоры. Кто знает, что из сказанного она понимала, но явно была крайне заинтересована, лупоглазо моргая и внимая.
Костя чуть махнул книгой, которую держал в руках, и снисходительно улыбнулся попутчикам.
— Многие не уходят, не потому что не могут. Многие не хотят пока. Кто-то ждет, что к Пристани выйдет их близкий, что любимые, оставшиеся в Старом мире, найдут сюда дорогу. Некоторые восстанавливаются и оправляются от ран, набираются сил для долгого пути. Кто-то же видит смысл в том, чтобы оставаться в Пограничье.
— А ты? — внимательно глядя на оператора, спросил Макс.
— Последнее. Я видел все это, когда вытаскивали Гошу. Но у меня другая цель. Я помогаю ходокам, как Лина, которая остается, чтобы следить за Пристанью. Как Наташа-вербовщица — та и вовсе имеет право и возможность ходить обратно в Старый мир. Я вот учу тех, кто хочет стать оператором зэфок, вожу ходоков, помогаю, где требуется. Мы верстовые столбы для путников, ориентиры, поддержка. Наши дороги от нас никуда не убегут, но чем больше мы сделаем хорошего и нужного сейчас, тем лучше.
Костя чуть улыбнулся и снова погрузился в чтение, иногда попивая кофе из термокружки и покачиваясь в объятьях гамака.
— Слышу треск, — едва слышно, на самое ухо Максу шепнула Ника. — Это уже явно твои стереотипы трещат по швам.
Конь отодвинулся от девушки и максимально ехидно на нее посмотрел, заставив начать хихикать, прикрываясь багетом. Но Макс понял, что да, права девочка, и он уже минуту сидел и смотрел на Костю пристально и задумчиво, благо, парень полностью был увлечен книгой и не замечал.
Макс подхватил с пола котенка и поднес его к багету. Рыжий мгновенно сориентировался, принюхиваясь крошечным носом, и тут же вцепился зубами в хлеб, откусывая изрядный кусок. Ника же отодвинулась к стене, спрятала свою еду, картинно зашипела и легонько стукнула Макса рукой с растопыренными пальцами по коленке.
— Ш-ш-ш! Мое! Хватит тырить у меня! Если вы свое съели за один присест — это ваши проблемы!
Рыжий котенок был отпущен на волю и тут же убежал куда-то в угол, есть сворованный кусок хлеба. А Макс широко улыбнулся и понял, что надо бы вернуться на свою постель. И как-то держать дистанцию. Потому что из-за такого неформального общения он и сам не заметил, что сидит вплотную к Нике. А она, Конь был уверен, даже не поняла, что ее рука так и осталась лежать на его колене.
Видимо, да, не замечает. Завороженно смотрит в окно, на то, как приближаются горы на горизонте, как они становятся все ближе и выше, а холмы вокруг уже попадаются с каменными выступами и отвесными склонами, где видны выходы породы.
Макс с трудом, преодолевая внутреннее сопротивление, отодвинулся и ушел к себе на кровать, еще пару минут ощущая на колене теплое фантомное прикосновение.
Сплав-мост, о котором они слышали ранее, оказался по левому борту, так что Макс даже успел разглядеть его в окно. Дорога шла через заболоченную местность, где река, текущая с гор, разливалась и заполоняла все вокруг. Только грунтовка шла по насыпи, отчего казалось, что они едут по мосту через водный простор.
Судя по всему, это была большая долина у подножия гор. Холмы остались позади, а впереди, за бликующей под солнцем рекой, высился бурый по зиме каменный кряж.
Горная река, втекавшая в долину, была не просто полноводной и опасной. Она оказалась гигантской, ее русло — шириной с поле. Макс никогда не видел таких огромных горных рек, почти равнинных по ширине, как Волга или Дон. При этом она была бурной и несла свои воды средь огромных каменных валунов, пенясь на порогах.
Сам сплав-мост — нечто напоминающее понтоны, сделанные из огромных древесных стволов — и вправду выглядел ненадежно. По-крайне мере, Макс на него даже на куда более легком тигре опасался бы сунуться, не то что на огромной Шале.
Так что, повинуясь совету мельника, они поехали по берегу реки, уже без дороги. Когтистые лапы зэфки чуть буксовали на каменистой отмели, на многие метры тянувшейся во все стороны от русла. Иногда даже приходилось переправляться через небольшие рукава реки, поднимая в воздух сотни брызг.
Макс немного напрягся. Пересеченная местность вдали от цивилизации. Местами, где горный поток был зажат каменными утесами, Шале приходилось уходить от берега в сторону небольшого лесочка. Благо тот был мал для того, чтобы попасть к его старшему сородичу — так, тонкая полоса деревьев между болотами и каменистой отмелью.
При подобных маневрах Шала раздвигала грудью и лапами деревья, словно кусты, а ветки царапали и скрежетали по металлу кабины.
Макс глянул вниз, где с утеса открывался вид на ревущий поток внизу. Горные реки — страшная сила, первобытная, невероятная. Воды разбивались бурлящими волнами о валуны, несли с собой стволы деревьев-великанов. Казалось, даже горам не устоять перед их натиском.
Макс неоднозначно хмыкнул, неотрывно глядя в окно и попивая свой чай. Странная идея — делать понтонный мост на такой реке. Хотя кто знает Арканию, тут все было не тем, чем кажется на первый взгляд.
Ника еще полчаса назад закрепила на кухне все, что могло упасть от тряски и резких наклонов, но все равно периодически, когда зэфка поднималась на крутой склон или перепрыгивала через протоку, падали предметы и бытовые вещицы. Макс вставал, убирал их на свои места и пытался при этом сам не упасть от качки.
На очередном каменном утесе стала видна другая долина, где река разливалась широко, разделяясь на десятки рукавов, проток и отдельных ручейков. Там сила потока дробилась и уменьшалась, и течение становилось более спокойным.
— Кажется, нам сюда, — чуть дрогнувшим голосом проговорил Костя, а Макс кивнул Майе на свою постель и занял ее место в пассажирском кресле.
Кажется, сейчас будет напряженный момент, Коню лучше контролировать ситуацию. Он только обернулся назад, чтобы предупредить девочек, а Ника уже хваталась за поручни, сразу сориентировавшись.
— Понеслась, — тихо проговорил Макс, вцепляясь в деревянные подлокотники кресла.
И через секунду Шала перепрыгнула через первую протоку. Получилось не очень удачно — камни оказались на удивление сыпучими, и нужно было сильнее отталкиваться, чтобы прыгать.
— Может вброд? — спросил Макс, когда зэфка замерла у очередного рукава в нерешительности. — Дно видно.
Костя несколько мгновений размышлял, затем велел Шале идти пешком, медленно и без прыжков.
Это оказалось более действенным, и даже когти на лапах зэфки не погрузились в воду полностью. Значит, человеку там было бы чуть выше колена, подумал Макс. Пристально оглядел бликующие протоки, лежавшие впереди, и указал рукой:
— Туда, там шире разливается, будет также мелко, — скомандовал он, а Шала, казалось, сама услышала и пошла куда следует.
Так и перебирались, высматривали наиболее мелкое место и переходили вброд, иногда приходилось долго идти по очередному островку, отсыпанному камнями, принесенными рекой. Плутали в лабиринте бликующих полос воды и белеющих каменных насыпей, обходили особо крупные валуны и снова поднимали тучи брызг, переходя протоки.
Не будь эта река такой огромной, Шала бы смогла ее просто перешагнуть. Но тут один рукав был с полноценную реку Старого мира, а само русло с островками шло на многие километры.
Лесок на другой стороне медленно, но верно приближался, и все больше рукавов оставалось позади. Пока впереди не показалась последняя протока.
— Черт, тормози! — скомандовал Макс, а Шала послушно остановилась. — Садись, плюшка, надо нам выйти и осмотреться.
— Да ладно, она сможет, — заметил Костя, но в его голосе не было уверенности, так что Конь проигнорировал это и пошел к выходу. Открыл дверь и стал спускаться вниз. Аккуратно спрыгнул на камни, зашуршавшие под его сапогами, и снова выругался.
Шала сидела на небольшом островке перед последней протокой. И как назло именно эта часть реки была самой глубокой и бурной. Но плохо еще и то, что берег напротив высился отвесной скалой. Даже если прыгать — то едва ли зэфке хватит разгона, чтобы запрыгнуть на крутой холм.
Макс походил по берегу реки, порассматривал поток, бурливший у самых ног, почти касаясь рабочих ботинок. В половодье вода была мутноватой, грязной, но дно все же видно. Глубоко, тут не камни на дне, а голая и крепкая порода, которую вымыла река. Возможно, даже по шею человеку будет. Вроде бы для зэфки — ерунда, по колено, что называется, но с таким сильным течением… Человеку, например, даже чуть выше щиколотки хватит, чтобы быть унесенным горной рекой. Одно неверное движение, чуть оступишься… и вынырнешь в метрах десяти ниже по течению, если вынырнешь.
Полоса камней за протокой была узкой, Шала не поместится, даже если очень прицельно прыгнет — ударится грудью о скалу берега.
Макс снова выругался, задумчиво потрепал рукой короткие волосы на голове и полез обратно по веревочной лестнице. Только не стал залезать в саму кабину, а, увидев идущие рядом с дверью скобы, направился выше. Встал на рифленую металлическую крышу и огляделся в круговую, пытаясь найти и проложить другой маршрут. Вскоре из-за края показалась голова Кости, благо, она хранила молчание.
— Возвращаемся на две протоки обратно, — произнес Конь после пары минут размышлений. — Вон туда, на тот большой остров. И движемся против течения. Смотри, там дальше уже нет такого отвесного берега. Вброд нельзя, рискованно. Придется прыгать. Но нужно чтобы, во-первых, было место для разгона. А во-вторых — для торможения, уже на другой стороне.
— Может, попробуем все-таки? — тихо спросил Костя.
Макс тяжело вздохнул. Жаль, у них тут не армейское подразделение и члены команды могут задавать дурацкие вопросы и делиться ценным мнением. В данном случае, это только отнимало время. Скоро уже закат, а в темноте в горах гулять — дурное дело. Надо было остаться ночевать у болот, но кто же знал, что переправа займет столько времени. Обычно, Шале на такое расстояние требовалось минут десять, а не два часа.
— У тебя был опыт переправы или хотя бы купания в горных реках? — устало спросил Макс. — А у меня есть. Я начинал свою карьеру во второй чеченской кампании, и видел, как горные реки сносят БТРы в половодье. Такие протоки очень коварны, а эта река поистине огромна. Так что едем туда, где безопаснее.
Костя нахмурившись огляделся по сторонам и юркнул в кабину, а Макс следом за ним. Закрыл за собой дверь с металлическим щелчком и вернулся в пассажирское кресло, пристегивая ремни безопасности. На миг перехватил обеспокоенный взгляд Ники и ободряюще ей подмигнул, силясь успокоить без слов, одним своим уверенным видом. Обычно это помогало, даже если никакой уверенности сам Конь не испытывал на самом деле. Но экипажу это знать не обязательно.
— Давай, хорошая, поищем место для переправы получше, — ласково обратился Макс с лупоглазой мордочке, маячившей за окном кабины.
Пересечь две протоки в обратном направлении не заняло много времени, но Макс все равно начинал нервничать. Сейчас зима, солнце и так садится рано, а в горах и вовсе имеет обыкновение прятаться резко, словно фонарь выключили. Оно еще пока светило, но уже висело у самой кромки пиков на другой стороне реки.
Некоторое время постояли на островке в задумчивости. Макс потер подбородок, даже не отметив, что снова отросла борода. Его смущала эта авантюра. Чуйка подсказывала, что лучшим вариантом будет повернуть назад и поискать другую переправу. Но время поджимало. Скоро закат — только и успеют до темноты оказаться на другом берегу и отойти подальше от реки, в поисках места для ночлега. Тут нет дорог, единственная осталась у сплав-моста, и до нее еще надо спуститься.
— Она, правда, сможет, — заметил Костя, считав сомнения Макса.
— Ну давайте рискнем. Других вариантов нет, — отозвался Конь и внутренне напрягся. — Держитесь крепче!
Шала отошла назад, почти к самой воде, так, чтобы было место для разгона. Немного потопталась на месте, осмотрелась обеими головами по сторонам и оезко рванула вперед. Макс вцепился в подлокотники, глядя на то, как стремительно приближается противоположный берег, более пологий и ровный.
Зэфка оттолкнулась задними лапами, сильно и мощно, памятуя о том, что камни сыпучие и гасят движение. На миг словно замерла в полете, преодолевая водную преграду. И через секунду приземлилась на другой стороне.
Вдруг ее задние лапы поехали, Шала стала заваливаться набок и закричала от боли, а вместе с ней и ее пассажиры.