Страна потерянных дорог

Глава 26

Ника шла по темным и туманным улицам Затона, улыбалась и ничего не могла с собой поделать. Почти все время Макс держал ее за руку, и это теплое сильное прикосновение разом прогоняло все тревоги и страхи. Он шел чуть впереди, оберегая девушку от возможных угроз, и цепко осматривал улочки вокруг.

Город был пуст и тих: все жители попрятались в своих домах от неведомой угрозы.

Ника улыбнулась шире, вспоминая, как в детстве думала, что не только игрушки оживают по ночам, когда не видишь. Но еще это касается статуй и манекенов в магазинах. Что все они живут тайной жизнью, а днем просто делают вид, что не могут двигаться.

Но то, как жители Затона прячутся, а идущая рядом Майя едва сдерживается от того, чтобы перейти с быстрого шага на бег, говорило о том, что местные статуи могут быть опасными. И совсем не такими милыми, как это виделось Нике в детстве.

Когда их отряд вышел на площадь, Макс неохотно отпустил ее руку и стал оглядываться по сторонам. Ника же чуть прошла вперед, рассматривая монументальное, но красивое здание с башенками и резными шпилями. Света от фонарей вполне хватало, чтобы оглядеть всю круглую площадь разом, а густой туман лишь смягчал линии и прятал мелкие детали.

— Кажется, нам сюда, — тихо заметила Ника, указывая на большое четырехэтажное здание, высившееся над ними.

По крайней мере, это было самое крупное строение из всех, что попадались ранее. Интересно, они не зря пошли сразу к Шаману, а не в отель? Может не особо вежливо завалиться в гости к незнакомцу на ночевку и ужин. Хотя кто знает, в Аркании немного другие обычаи и привычки…

Кто-то больно схватил Нику за руку и резко дернул, разворачивая к себе. Девушка вскрикнула от внезапной боли, но тут же испуганно замолчала, когда увидела нападавшего.

Статуя тихо подкралась сзади, пока они рассматривали площадь.

Ника чувствовала на своих плечах твердый холодный захват. Жесткие, каменные пальцы крепко держали ее за плечи, впиваясь в мышцы. Статуя угрожающе нависла над девушкой, приблизив к ней свое серое, безжизненное лицо. Кожа нападавшего вся была в тонкой сеточке трещин. Пустые глазницы и каменный холод, идущий от этого существа, вселяли почти суеверный ужас.

Если бы он не двигался, то действительно походил бы на обычную статую, древнюю и чуть неухоженную. Судя по всему мужчина, в каком-то сложном наряде с кружевным воротником и такими же манжетами.

Сердце учащенно билось, руки под каменными пальцами болели, а странный трепет в груди не давал дышать. Последнее не было ощущениями Ники — это котенок во внутреннем кармане куртки тоже перепугался и начал дрожать. Только бы малыша не задело…

Боковым зрением Ника видела, как к ней рванул Макс, но Майя очень быстро преградила ему дорогу, поспешно выпалив:

— Нельзя нападать на статуи!

Ника постаралась не дышать и не двигаться, статуя напротив тоже замерла, правда, не ослабляла каменный захват на плечах. Снова будут синяки, а ведь прошлые еще даже не сошли! Главное, чтобы кость не сломал… От боли хотелось кричать, но страх вынуждал девушку прикусывать губу и молчать.

Если нельзя нападать, нельзя убежать, что тогда, черт возьми, делать⁈ Молча терпеть боль Ника долго не сможет, а как стряхнуть с себя захват каменных пальцев, она не имела представления. Ника-то и с обычным мужчиной не справится в драке, а уж с паранормальной ожившей скульптурой — так и подавно.

Но тут в поле зрения появилась Майя, которая заглянула в лицо статуе и вежливо проговорила:

— Расскажи свою историю!

Каменный мужчина тут же разжал пальцы, державшие Нику, и повернулся к Майе. От быстрых движений с него начала сыпаться серая пыль.

Ника едва сдержала стон и, согнувшись от боли, отшатнулась подальше. Но, кажется, каменный человек уже потерял к ней всякий интерес. Он стоял, распрямившись и расправив плечи, оглядывая слушателей перед ним пустыми глазницами.

Затем с гордостью проговорил, извергая облачка пыли:

— Меня зовут Корен, я спас в горах при обвале сорок два человека, — говорил он, а от звуков его голоса по спине Ники ползли мурашки. Странный, чужеродный голос, не живой и не мертвый, словно грохот камней при оползне складывался в слова.

Макс тут же оказался рядом, бережно обнимая Нику и защищая своим телом от нового возможного нападения. Но каменный человек не двигался и лишь рассказывал свою историю.

Он все говорил и говорил, о том, как по одному вытаскивал людей из-под завала, как у него кончилась вода и еда, как он сломал руку, но продолжал спасательную операцию.

Сначала Нику начал разбирать неуместный смех, наверное, от стресса и боли. Забавно же — ее поймал монстр из другого мира, чтобы рассказать историю своей жизни. Девушка знавала таких людей. Чаще всего они были пожилыми и одинокими, с ними никто не разговаривал, никто никогда не слушал. И если проявить хоть каплю сочувствия или интереса, они могли часами рассказывать о себе, о событиях прошлого, беспрерывно и грустно.

Но статуя напротив все говорила, и этот чужеродный, страшный голос постепенно завораживал Нику, и смеяться больше не хотелось.

Он поведал о том, как еще будучи живым, он ломал ногти, пытаясь разбирать завал, как кашлял от пыли, которая набилась в легкие. Физически не мог продолжать, но и остановиться тоже не мог. Ведь под горным обвалом оказался его родной сын.

Часами он пытался отыскать пропавшего мальчика, но раз за разом натыкался на других людей. Вытаскивал каждого, кого находил, оказывал первую помощь и продолжал копать, оттаскивать обломки.

Когда мужчина спас сорок два человека, сорок третьим оказался его сын. Но к тому моменту мальчик уже был мертв.

Ника стояла, держась за ноющее плечо, и едва могла дышать. От ужаса происходящего, но еще больше от острой тоски, что слышалась в голосе статуи. Вроде бы такой чужеродный, жуткий голос… и настолько легко узнаваемая страшная боль потери.

Каменный мужчина сделал небольшую паузу, а затем тихо проговорил:

— Сорок три человека оказались под завалами в долине Имерганд, я спас сорок два из них.

Воцарилась тишина. Туман стелился по ночной площади, обнимал старинные здания, гладил и завивался у стволов деревьев. Ника смотрела только на оживший памятник, лишь краем глаза замечая, что рядом точно также замер Макс с ножом в руке.

— Мы чтим твой подвиг! — дрогнувшим голосом отозвалась Майя, тоже пораженная историей статуи.

Мужчина постоял еще какое-то время, глядя пустыми глазницами прямо перед собой. Затем покачнулся и ушел к клумбе. Осторожно и тяжело залез на куб, встал в полный рост, а затем замер, снова став всего лишь каменной статуей посреди площади.

Ника чувствовала, как трясутся ее руки и бешено колотится сердце. Рядом, не менее ошарашенный Макс медленно спрятал клинок в ножны и позволил себе облегченно выдохнуть. Затем обернулся к Нике и порывисто ее обнял, на миг прижав к себе и поцеловав в висок. Через мгновение он чуть отстранился и бережно повел девушку ко входной двери самого большого здания.

— Хватит с нас прогулок! — тихо и резко заметил он. Затем глянул на Майю и едва заметно благодарно кинул. Кто знает, что случилось бы, если он все-таки кинулся бы на статую с ножом в руках.

Ника устало шла к дому, но все равно смотрела вбок, туда, где на каменном кубе замер человек, который спас столько людей, но так и не смог помочь собственному ребенку.

Макс аккуратно подвел девушку к ступеням, ведущим в подъезд, и помог подняться. После пережитого стресса, Ника ощущала лишь слабость. Руки и ноги тряслись от адреналина, а плечи саднило от травм.

Входная дверь оказалась не заперта, лишь металлическая пружина звякнула и закрыла ее за спинами ребят. Ходоки медленно пошли по узкому коридору, который шел метров шесть, а потом начиналось большое открытое пространство. В нем стояли диваны и кресла, накрытые узорными накидками, а на большом столике лежали стопками книги. Ажурные лампы светили по стенам, а у одного из кресел даже горел торшер с тканевым абажуром.

По противоположной от входа стене шли высокие и узкие окна, за которыми маячил туманный лес. На подоконниках и даже в кашпо по стенам стояли комнатные цветы — странные розовые лианы, зеленый папоротник, какие-то россыпи мелких голубых цветочков.

В обе стороны от зоны отдыха отходили узкие коридоры, по которым шли двери в квартиры из лакированного натурального дерева с коваными цифрами.

Макс устало подошел к широкому дивану, кинул рюкзак на пол и почти рухнул на мягкую сидушку. Ника стянула с себя куртку с шапкой и тоже плюхнулась рядом, переводя дух и пытаясь морально отойти от произошедшего. Ощущение безопасного укрытия окутало девушку. Почти физически чувствовалась аура жилого дома, где не может случиться ничего плохого.

— Что это было? — устало спросил Макс у Майи, когда немного пришел в себя. Он чуть неуверенно достал из рюкзака термос с чаем и дал сначала напиться девушкам.

Майя какое-то время молчала, задумчиво теребя тонкими пальцами прядь белоснежных волос. Кажется, произошедшее произвело на нее глубокое впечатление, отчего она сидела, задумчиво глядя в одну точку.

— Эти статуи когда-то были людьми. Ходили по дорогам, проживали свою судьбу. Но иногда… очень редко, с человеком происходит что-то настолько страшное, болезненное или плохое, что он не может больше двигаться дальше. Он замирает, погружается в случившееся, зацикливается на этом. И тогда он становится статуей.

— Те, кто, грубо говоря, застрял в своей травме? — с интересом спросил Макс, чуть наклоняясь вперед.

— Можно и так сказать, — кивнула Майя. — Это не всегда травма, иногда даже что-то хорошее, важное. Но оно оказывается слишком важным. Настолько, что для человека больше нет смысла двигаться вперед.

Майя некоторое время помолчала, понемногу расслабляясь в тепле и тишине жилого дома. Кажется, горячий чай и минута покоя помогла ей побороть волнение и успокоиться.

— Один из ученых Цитадели совершил великое открытие. Он долгие годы работал над выдающимся проектом и, наконец, его завершил. И превратился в статую, что стояла у нас в южном дворике. Потому что просто не увидел смысла в других своих работах. Зачем продолжать, ведь самое важное он уже совершил…

— Или как сегодняшний мужик, — дополнил Макс. — Человек, который не смог пережить тот факт, что спас всех, кроме собственного сына…

— Да, — согласилась Майя, чуть приходя в себя и оглядывая окружающую обстановку. — Это редкость, но статуями иногда становятся. Фактически каменеют, застревают в прошлом и уже не могут двигаться дальше. И тогда они ходят по ночам и рассказывают тем, кого поймают, свои истории. Только так, на короткое время, получив слушателей, они могут обрести покой. Их истории звучат, о них помнят.

Ника понимала, о чем идет речь. Знала слишком много людей, которые так и не смогли оставить прошлое в прошлом, бесконечно рассказывая о случившемся, не в силах ни забыть, ни смириться. И да, это могло быть не только что-то плохое, но и некий момент триумфа.

Одно событие затмевало всю жизнь, прошлую и будущую.

— Гиперфиксация в ее физическом проявлении, — чуть дрогнувшим голосом проговорил Макс.

— А почему их боятся люди? Как я понимаю, они не наносят вреда, — спросила Ника, устало откидываясь на спинку дивана. Но тут же потерла свои поврежденные плечи, где ее схватила статуя. Хотя если подумать, то такие травмы мог оставить и пьяный неадекват в темной подворотне.

Майя молчала, думая над ответом.

В холле было тепло и хорошо, пахло книгами и готовящейся едой, а за огромными окнами виден только Лес, утопающий в густом тумане. Хотелось не просто глотнуть чая из термоса, а переодеться в домашнее, налить горячий напиток в старую фарфоровую кружку, забраться с ногами на диван и читать в теплом свете торшера.

Ника вдруг поняла, что немного устала от путешествия. Раньше у нее даже отпуска не было дольше, чем на четыре дня. Хотелось отдохнуть, хотя бы временно, от потрясений и приключений. И не в последнюю очередь — от травм.

Макс сидел рядом, тоже немного уставший, еще и было видно, что он явно переволновался за нее. Ника усилием воли отогнала от себя мысли о поцелуе и попыталась смотреть только на Майю, сидевшую в кресле напротив. Будет еще время подумать и поговорить с Максом как следует. Он прав, ну какие тут поцелуи или общение, когда вокруг все время кто-то находится и они ни на минуту не остаются одни? Им же не пятнадцать лет, чтобы прилюдно обниматься.

Но все же… при мыслях о туманной дороге к Затону, о том, как Макс быстро прильнул к ней, поцеловал… в сердце разливалось тепло.

— Люди боятся не самих статуй, а того, что они символизируют, о чем напоминают, — отозвалась Майя после недолгого раздумья. — О том, что нельзя замирать в прошлом, нужно двигаться дальше, продолжать жить. И если ты рассказал свою историю, сделал все, что хотел, то следует уйти и найти новый путь, новую судьбу.

Майя какое-то время смотрела на свои ладони, затем тихо вздохнула:

— В Аркании есть два самых страшных греха. Не рассказывать свою историю и, наоборот, зациклиться только на ней. И статуи служат вечным напоминанием о том, что будет, если ты не справишься.

— А как же насилие? Разве это не грех?

Майя чуть ехидно улыбнулась Максу.

— Оно просто тут не предусмотрено и недопустимо.

Макс позволил себе лишь неоднозначно хмыкнуть, но озвучивать сомнения и возражения не стал. Будет еще время для философских диспутов, а сейчас минутный отдых окончен. Мужчина хлопнул себя по колену и решительно встал с дивана:

— Пошли, найдем Шамана. Иначе скоро уже будет поздно стучаться во все двери и люди уснут.

— Скажи, — проговорила Ника, с трудом выкарабкиваясь из уютного плена кресла. — А как же просто статуи? Скульптуры?

Майя с непониманием уставилась на девушку.

— В нашем мире есть искусство, люди рисуют картины, а еще они делают статуи — лепят, вырезают из камня там…

— Это кощунство, — нахмурившись, отозвалась Майя. — Если статуя изображает живое существо, то это ужасно!

— Ладно, понятно. Нет, не особо понятно, но Макс прав: надо шевелиться, — заметила Ника, подхватывая рюкзак с паркетного пола. Затем глянула на Коня: — Давай теперь я. Все-таки даже в Аркании людей может смутить здоровый мужик с ножом на поясе, который ломится посреди ночи к ним домой!

Макс только тепло улыбнулся и сделал галантный жест рукой, пропуская девушку вперед. Ника поборола невесть откуда взявшееся стеснение и стала стучаться во все двери по очереди. За первыми тремя было тихо и никто не отозвался, а вот на четвертой повезло. Им открыл юный паренек в футболке с мультяшной зверофурой.

— Мама еще на работе, — заметил он, с интересом рассматривая визитеров.

— Нет, солнышко, мы ищем Шамана. Не знаешь, в какой квартире он живет? — ласково проговорила Ника.

Ребенок просиял, улыбаясь до самых ушей, шустро натянул на босые ноги сандалии и выскочил в коридор, закрывая за собой дверь.

— Пойдемте проведу, а то заблудитесь! Вы не с той стороны подошли, он из третьего подъезда.

— На улице холодно, — начала было Ника, но ребенок только махнул рукой.

— Не, по дому пойдем, не отставайте! — проговорил паренек и быстро пошел вперед.

Он вел их то длинными петляющими коридорами, то старинными каменными лестницами, где перила были увиты декоративными лианами, а витражные окна бликовали под светом уличных фонарей.

— Вы ходоки, да? Я сразу понял! К нам редко выходят в это время года — по весне Данка разливается, затапливает всю округу, еще и болотные огни подходят к самой дороге и пугают прохожих, — тараторил мальчик, пока они сворачивали в очередной коридор. — Так что пути есть местные, а из Пограничья совсем не добраться. Как вы смогли?

— У нас друг на зэфке, мы шли по бездорожью, — ответила с улыбкой Ника.

— Ух ты! Я хочу стать оператором, когда вырасту! Моя мама ветеринар, лечит и простых животных, и зверофуры.

— Значит, она как раз сейчас занимается нашей Шалой, которая поранила лапу при переправе, — с теплой улыбкой отозвался Макс.

— А! Тогда понятно, раньше утра ее можно не ждать. Я так и понял, что срочная работа на ТО, иначе она к шести уже дома обычно. А Шала сильно пострадала? А какая она? Одна голова или две? Груз большой поднять может? Вы же военный, да? А из какой страны? У нас тут обычно из России приходят, и почему-то из Мексики, уж не знаю, я в географии Пограничья не силен, еще только учусь…

На бесконечные вопросы мальчика отвечали попеременно то Макс, то Ника. Надо же расплатиться с мальчиком за помощь, так хоть удовлетворят его жгучее любопытство.

— Шаман хороший! — улыбнулся паренек, останавливаясь в очередном коридоре. — Он учит меня рыбачить, разрешает играть у него дома, обещал даже, когда вырасту, научить ориентироваться в Лесу. Вам вот сюда, первая дверь.

— Спасибо большое! — тепло улыбнулась Ника, а мальчик залихватски показал большой палец руки и быстро убежал обратно, в глубину здания. Только сандалии шлепали по паркету.

Судя по всему это был второй этаж, но другая сторона дома. Также шел коридор с квартирами в обе стороны и небольшой холл с огромным окном в пол. Своего рода этажная зона отдыха, открытая для всех жильцов. Тут уже стояли шкафчики с книгами, низкий кофейный столик, узкий диван с резными подлокотниками и пара пуфиков.

За стеклом был виден Лес и кусочек стены то ли соседнего дома, то ли этого же, но другого подъезда. В темноте и тумане было не разобрать, а фонарей там не горело. На голые ветви деревьев падал лишь свет, идущий от окон.

Ника заметила, что Макс задумчиво разглядывает обстановку.

— Что такое? — тихо спросила она, подходя ближе и касаясь его теплой руки. От неожиданности Конь чуть дернулся, но тут же заставил себя расслабиться и со вздохом оглядел уютное убранство зоны отдыха.

— Задумался. Много мыслей лезет в голову. Статуи — это памятники самим себе. Арки — в прямом смысле порталы, говорящие вороны не просто повторяют слова за людьми, а болтают так, что фиг заткнешь. Было бы, наверное, проще, если бы все вокруг оказалось чужим, непохожим на наш мир. А здесь… у каждого знакомого предмета совершенно иной смысл.

Ника украдкой сжала его теплую руку, силясь подбодрить. Едва заметно он ответил на прикосновение, чуть погладив указательным пальцем ее ладонь.

— Все хорошо, просто сильно устал, если честно. И я вот смотрю на эту дверь… а двери в Аркании тоже с особым смыслом, а не просто ДСП с ручкой, чтобы не дуло… Смотрю и думаю, а что за ней нас ждет?

— Новая история. И может быть — горячая ванна! — улыбнулась Ника, а Макс против воли ответил на ее улыбку.

— Это очень весомый аргумент!

Макс решительно подошел к нужной двери и постучался. Ника шла последней, ее отвлек котенок, который почувствовал, что они в закрытом пространстве и начал рваться наружу. Он высунул рыжую мордочку из ее куртки, огляделся, увидел, что вокруг тепло и безопасно, и попытался покинуть укрытие.

— Лезь обратно! — Ника легонько дунула в мордочку котенку, вынуждая его спрятаться.

Пока она боролась с существом и смотрела только на него, дверь открылась и на пороге показался какой-то пожилой мужчина.

— Мяу! — не унимался котенок, пока Макс здоровался с хозяином. Тот лишь что-то удивленно буркнул и пропустил Коня в узкий коридор, а Майя вошла следом.

Убедить рыжего не удалось, пришлось запихнуть обратно в карман и закрыть там. Надо войти, судя по ребятам — разуться в узком коридоре, а потом спросить хозяина, не против ли он, если мелкий будет носиться по его квартире. Надо было оставить кота в кабине Шалы с Костей, но Макс с ним наотрез отказывался разлучаться.

Ника хозяина так и не смогла рассмотреть, но поздоровалась со спиной Макса, который раздевался и пристраивал свою куртку на вешалку у стены. Ника зашла в квартиру, прикрыла за собой дверь и тоже стянула сапоги.

Они сложили вещи у небольшой тумбочки и по одному прошли дальше. Ника наконец разделась и тоже вышла в просторную светлую кухню-гостиную.

А затем замерла, практически окаменела, как те статуи на улицах Затона, глядя как Макс разговаривает с хозяином дома.

— Нас к вам послала Садовник, — рассказывал Конь, поправляя форменную рубашку.

— Говорю же — обожаю этот мир! — тепло рассмеялся пожилой мужчина, поправляя очки на носу.

А Ника на ватных ногах пошла вперед, не в силах произнести ни слова, только пораженно смотрела на этого интеллигентного старика и даже, кажется, не дышала. Он глянул на нее своими теплыми, серыми глазами и радостно улыбнулся:

— Привет, внученька! Рад, что ты зашла!