Летом 1944 года в небольшом городке на Каме шел концерт мастера художественного слова Сергея Балашова.
Единственный зал, не занятый под нужды военного производства, был заполнен до отказа. «Все для фронта, все для победы!», «Тыл и фронт — едины!» — гласили лозунги на стенах.
Только что вернувшийся с фронта артист вышел на сцену, держа в руке какую-то книгу. Он поднял ее, и все увидели, что поля книги обуглены.
— Это том Пушкина,— пояснил Балашов затихшему залу.— Я подобрал его в освобожденном городе, на пепелище. Фашисты — враги человечества, враги культуры, они уничтожают самое святое.
И, раскрыв книгу, начал читать:
Иль мало нас?
Иль от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал
До пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?
Помнится, всех поразило тогда, насколько к месту пришлись пушкинские строки, казалось, написанные недавно, про эту войну.
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов!
Долго в тот вечер не отпускали Сергея Балашова, прося еще и еще читать Пушкина, Лермонтова, Твардовского, Симонова, Суркова... Вместо цветов по рядам передали на сцену невесть откуда взявшуюся в зале корзину земляники — ее много водилось в окрестных лесах...
Тыл и фронт в годы войны были действительно едины. Подвигу, свершаемому на фронте, был под стать подвиг тех, кто, не зная устали, работал на победу в тылу. И роль связного между ними часто играла книга, которая, по словам А. Н. Толстого, пошла в окопы и на заводы, стала живым и непосредственным голосом воюющего народа.
Более тысячи писателей находились в рядах действующей армии, около трехсот из них пали на поле боя. Сотни литераторов продолжали свое нелегкое дело — создание художественных произведений — в тылу.
Большая группа их работала на Урале. За годы войны известными советскими прозаиками и поэтами, равно как и местными литераторами, были созданы десятки книг о рабочем крае, его людях. Многие из этих изданий не утратили своего значения и по сей день.
...Каждую ночь из столицы на Восток уходили эшелоны: эвакуировались московские заводы, организации, учреждения.
С тревогой вглядывались люди в окна вагонов, нелегкие мысли одолевали их: «Как дела на фронте?», «Удастся ли составу уйти от «юнкерсов»?», «Что ждет за Волгой, на Урале?».
А мимо проплывали заснеженные поля. Иногда в темноте угадывались дома с затемненными окнами: мрак, два с лишним года назад поглотивший Европу, перекинулся и на нашу землю, погасив мирные огни.
Поезд, в котором ехала Анна Александровна Караваева, шел уже вторые сутки. Прислушиваясь к говору попутчиков, писательница тоже глядела в темноту, которой казалось не будет конца. И тут...
«За черной кромкой леса что-то сверкнуло падучей звездой... Вот сверкнуло опять!.. Затемнелось какое-то строение, звезда скрылась... и вдруг — засияла. Огонь! Огонь!.. То был огонь в окне маленького домика на тихом разъезде. Он сиял, разбрасывая во все стороны широкие лучи, от которых волнистый ковер первого снега искрился, как парча,— все кругом словно ожило. Огонь в окне маленького домика показался мне огромным, высоким, он доставал до облаков, которые будто посветлели от этого зимнего сияния.
Поезд мчался все дальше вперед, леса снова обступили нас, непроглядные, полные холода и ветровой, уже зимней мглы, но нет, нас не запугаешь: впереди пойдут теперь огни, огни!» (Очерк «Огни»).
Глубокий, символический смысл открылся Караваевой в этих огнях. Они напомнили, что страна наша необъятна и могуча, вселили в людей надежду, веру в то, что черной ночи фашизма придет конец...
Всю войну не знали затемнения (светомаскировка была опробована, но, к счастью, не пригодилась) уральские города. Тем, кто приезжал сюда из фронтовой или прифронтовой полосы, они, право, не столь уж и освещенные по нынешним меркам, казались залитыми огнями. Все здесь выглядело, на первый взгляд, не так, как там: и темп жизни, и люди, и дома.
Подобное пережил и поэт Алексей Александрович Сурков, после двух с лишним лет пребывания в действующей армии оказавшийся по заданию газеты на Урале. Однако проснувшись на рассвете в заводской гостинице, он вновь ощутил себя словно в боевой обстановке: здание вздрагивало от недалекой канонады, слышался рев танковых моторов, за окном виднелись алые всполохи. Это испытывалась грозная военная техника, плавили металл — Урал ковал оружие для Советской Армии.
О решающем вкладе края в дело обороны страны уже тогда открыто говорилось в печати, хотя, по понятным причинам, подтверждающие это цифры были обнародованы позже. Они внушительны: 60 процентов средних и 100 процентов тяжелых наших танков были сделаны в войну на Урале. Кроме того — десятки тысяч орудий, множество реактивных минометов «катюша», тысячи авиационных моторов. Каждый второй снаряд, выпущенный по врагу, был сделан из уральской стали. На фронт отправлялось и многое другое — продовольствие, снаряжение и т. п.
В начальный период войны, когда враг подверг бомбардировке промышленные районы Юга, Запада и Центра, а затем стал угрожать им захватом, на Урал перебазировалось свыше семисот предприятий, прибыли в эвакуацию около двух миллионов москвичей, ленинградцев, украинцев. На новом месте многие заводы слились с родственными; слились с уральцами в одну семью и прибывшие рабочие и инженеры, образовав «сплав», равного которому по мастерству, опыту, техническим знаниям еще не было.
В эвакуации оказались многие научные лаборатории, институты. В Свердловске обосновался, провел заседания двух сессий президиум Академии наук СССР. В сентябре 1941 года здесь была создана комиссия по мобилизации ресурсов края на нужды фронта, в деятельности которой участвовали свыше 800 ученых, в том числе академики А. А. Байков, И. П. Бардин, С. Г. Струмилин, В. А. Обручев, В. Н. Образцов.
«Урал — это богатейшая страна железа, цветных и легких металлов, топливных и химических ресурсов. Этот меридиональный хребет, тянущийся параллельно фронту и удаленный от него на тысячу, две тысячи километров, образует как бы мощную линию экономических укреплений, линию богатейших месторождений, мощных рудников, заводов и электростанций»,— писал президент Академии наук СССР В. А. Комаров.
Ученые многое сделали для того, чтобы эффективно использовались производительные силы края. Вклад их в общенародное дело победы над врагом был весьма значительным.
На Урал были вывезены сокровища Эрмитажа. Целая колонна грузовиков потребовалась для перевозки со станции на хранение в Свердловскую картинную галерею груза, прибывшего из Ленинграда: 1 миллиона 117 тысяч экспонатов, в числе которых были шедевры Леонардо да Винчи, Рафаэля, Тициана, Рубенса, Ван Дейка, Рембрандта...
Однако основные фонды музеев и галерей оказались в это время на консервации. Немногие выставочные помещения использовались под экспозиции картин и скульптур, посвященных героям фронта и тыла. Большую популярность приобрели агитвитрины. Самой значительной в военные годы стала открывшаяся в 1944 году в Свердловске выставка «Урал — кузница оружия». На ней были представлены произведения художников Москвы, Ленинграда, Свердловска, Челябинска, Перми.
Невзирая на усталость после работы люди спешили к театральным подъездам. В зрительных залах не было свободных мест: встреча с корифеями советской сцены доставляла подлинное наслаждение.
Свыше года пробыл в Челябинске знаменитый Малый театр. В его спектаклях челябинцы встретились с А. А. Яблочкиной, В. Н. Пашенной, И. В. Ильинским. В Перми обрел второй дом Ленинградский театр оперы и балета имени С. М. Кирова с неповторимой Г. С. Улановой. В Свердловске шли спектакли МХАТа. Многие артисты, включая и уральцев, в составе творческих бригад выезжали на фронт.
Чрезвычайно насыщенной была музыкальная жизнь. Могут ли забыть кому довелось жить в те годы на Урале концерты Государственного симфонического оркестра СССР, Государственного хора русской народной песни; композиторов, блестящих музыкантов-исполнителей, которые не только выступали с концертами, но и преподавали в Уральской консерватории: Д. Б. Кабалевского, Д. Ф. Ойстраха, Г. Г. Нейгауза и др.
Яркую главу в художественную историю Урала вписали видные советские писатели. В Свердловске обосновались тогда О. Форш, А. Барто, Ф. Гладков, Н. Ляшко, в Перми — Ю. Тынянов, И. Соколов-Микитов, В. Панова, в Челябинске — Л. Никулин, в Миассе — Ф. Панферов и А. Коптяева.
Немало писателей приезжали сюда, чтобы рассказать о «могучем арсенале», «становом хребте нашей обороны», как называли в войну Урал, прямо с фронта, не успев сменить военную форму на штатский костюм. Так побывали на Урале А. Фадеев, А. Толстой, А. Сурков, В. Рождественский, В. Каверин, Л. Кассиль, А. Корнейчук, Л. Славин, А. Поляков, А. Яшин.
Вот как объяснил, например, цель своего посещения Прикамья Аркадий Первенцев: «В первые месяцы войны, на фронте, прежде всего спрашивали — как тыл, отыщутся ли там силы для сопротивления, подадут ли технику — ведь на нас наступает Германия, ее сателлиты, их мощь, мощь угля, стали, машин, боевых припасов,— там, куда не достигала авиация противника, и я выехал туда».
Пребывание видных деятелей науки, литературы и искусства оказало благотворное влияние на развитие материальной и духовной жизни рабочего края.
В конце 30-х годов писательские организации не так давно образованных уральских областей еще переживали период своего становления. В Челябинске, Перми, Оренбурге были созданы свои издательства, а вместе с ними появилась возможность чаще выпускать произведения местных литераторов. В Свердловске выходил журнал «Уральский современник» (позднее, с 1943 года, его редактировал П. П. Бажов), в Перми — литературно-художественный альманах «Прикамье», в Челябинске — «Литературный альманах».
Значительным событием в литературной жизни края стало издание в 1939 году сказов П. П. Бажова «Малахитовая шкатулка» и романа А. П. Бондина «Ольга Ермолаева». Произведения эти вскоре после выхода приобрели союзную известность.
Активно работали в предвоенный период прозаики и поэты И. Панов, А. Савчук, Н. Куштум, О. Маркова, А. Климов, В. Занадворов, Е. Трутнева, Б. Михайлов, К. Мурзиди.
В годы войны писательские организации областей значительно сократились в связи с уходом на фронт многих литераторов. Ушел добровольцем и не вернулся А. Савчук. Под Сталинградом погибли И. Панов, В. Занадворов, под Ленинградом — К. Реут. Каждая из писательских организаций понесла невосполнимые потери. И все же показ трудового подвига Урала в годы войны был широким и полным. Произошло это благодаря большому творческому вкладу многих известных советских литераторов.
Свердловский писатель и литературный критик, участник Великой Отечественной войны К. Боголюбов вспоминал:
«Наша писательская организация, насчитывавшая не более 15 человек, выросла в несколько раз за счет москвичей, ленинградцев, киевлян. Среди них были величественная седовласая Ольга Форш, Федор Гладков в огромных очках, богатырь с патриархальной бородой Юрий Верховский, ясноглазая и румяная Оксана Иваненко, дюжий щекастый Илья Садофьев, стремительная и шумливая Мариэтта Шагинян, больной и старый Коц, автор перевода «Интернационала». Каждый из них хотел как можно скорее взяться за работу».
До сей поры подобное «паломничество» мастеров пера на Урал имело место лишь однажды — в конце 20-х — начале 30-х годов, в период большого индустриального строительства.
Зимой 1928 года в Свердловске и Перми выступал в рабочих клубах, библиотеках, встречался с рабкорами и студентами В. В. Маяковский. На уральскую тему им были написаны стихотворения «Император», «Екатеринбург — Свердловск», «Рассказ литейщика Ивана Козырева...»
Когда в глуши пугачевских степей началось строительство величайшего в мире металлургического комбината, на Южный Урал приехали Демьян Бедный и Валентин Катаев. Катаев, потрясенный энтузиазмом строителей Магнитки, написал роман «Время, вперед!», Бедный приветствовал их стихами.
В годы первых советских пятилеток на Урале жили и работали А. Гайдар, Б. Горбатов, А. Малышкин, К. Паустовский, Я. Смеляков и др.
Однако «второе пришествие» оказалось как более многочисленным по составу литераторов, так и более плодотворным. Многие писатели представляли редакции центральных газет, выполняли задания издательств и журналов. Это и понятно: именно Урал принял на свои могучие плечи основную тяжесть снабжения фронта всем необходимым. Никогда еще к этому краю не было настолько приковано внимание страны.
«Мы, коренные уральцы, на первых порах совсем было затерялись в говорливой, энергичной, высокоэрудированной и предприимчивой массе известных всей стране литераторов,— рассказывает писатель Б. Рябинин.— Но так было сравнительно недолго. Между местными и приезжими скоро установился дружеский контакт. Мы работали в тесной творческой близости, постоянно чувствуя взаимную поддержку».
Уральцы, москвичи, ленинградцы, украинцы, эстонцы вместе проводили читательские конференции и вечера (доходы, полученные от последних, шли в фонд обороны), обсуждали рукописи, готовили литературно-художественные сборники.
Украинская писательница О. Иваненко описывает одну из поездок группы писателей в воинскую часть. Несмотря на тридцатиградусный мороз, впереди всех по заснеженному полю шагала Ольга Дмитриевна Форш (на Урале ей исполнилось 70 лет). Кто имел право роптать, когда показывали пример она и старый уральский сказочник Павел Петрович Бажов, «Борода», как ласково называли его многие.
Среди приезжих оказались и те, кто бывал здесь ранее, для кого Урал был родиной. Большинству же пришлось обживать этот край. Их многое удивляло и поражало: суровая красота природы, мощь заводов, своеобразный характер местных жителей.
Поначалу кое-кто отдал дань ложноуральской экзотике. Следы ее обыкновенно бывают видны, когда пытаются взять «уральскую тему», что называется, с лету. Верно отметил этот живучий недостаток А. Т. Твардовский, приезжавший сюда уже после войны:
«Урал — край с заслуженно громким именем и край гордый, знающий себе цену. Он как-то дает об этом знать каждому, кто впервые знакомится с ним воочию, часто заранее уже приготовленный к такому восприятию края. Может быть, поэтому у многих, пишущих об Урале, заметна склонность как-то подольститься к старику особо восторженной манерой описаний. Тут обычно и звезды уральского неба, конечно же, горят огнем прославленных уральских самоцветов; и заводские огни, которые подобны звездам; и воздух, которым почему-то особенно сладко дышится, несмотря на обилие угольной сажи...
Все эти красоты, мне кажется, пишущие люди привозят с собой на Урал. Работающий в своих шахтах, рудниках, заводах, институтах и лабораториях деловой, серьезный Урал менее всего нуждается в такого рода принаряживании и приукрашивании. Ведь не цветом небес своих знаменит край. Выделять и разукрашивать обстановку — это, между прочим, словно бы стремиться приуменьшить значение трудового подвига людей, творящих главную славу Урала».
Со временем, создавая свои произведения об Урале, писатели, даже самые маститые, стали обращаться за советом, отзывом о своей работе к Бажову — непререкаемому по этой части авторитету и знатоку. «Случалось,— вспоминает Б. Рябинин,— что Павел Петрович долго молчал, теребя бороду или попыхивая папиросой (трубку стал курить позднее), потом говорил:
— А Урала-то нет.
И его мнение воспринималось как приговор — окончательный, не подлежащий обжалованию».
Слова «Урал», «уральский» были в войну в особенно большом почете.
Уральцы не только работали хорошо, они и сражались отважно. В победоносной битве за Москву приняло участие 16 уральских дивизий и бригад. Так же было под Сталинградом и Ленинградом. Сформированный весной 1943 года Уральский добровольческий танковый корпус с честью выдержал боевое крещение под Орлом, дошел до Берлина и Праги.
В чем же особенности, так называемого уральского характера, каким должен быть показан уралец-труженик и воин в художественных произведениях — об этом думали, говорили, а подчас и горячо спорили писатели. На эти вопросы каждый по-своему, в меру таланта пытался дать ответ в стихах, поэмах, очерках, рассказах, повестях и романах.
Поэт Михаил Львов, давно живущий в Москве, но не порывающий связей с родным Уралом, когда-то написал такие строки:
Далеко в Греции — Парнас,
А здесь — Магнитка и Миасс,
Здесь, в этой кузнице Союза,
Твоя воспитывалась муза.
И потому, когда война
Гремела пушками, она
С дней отступления, с начала,
До дня Победы не молчала.
Поэзия, вопреки представлению о том, что в войну музы молчат, «отмобилизовалась» с самого начала ее. Уже на второй день в центральных газетах было опубликовано стихотворение В. Лебедева-Кумача «Священная война», а вскоре его строки зазвучали в песне (музыка А. Александрова).
Так уж получилось, что среди приехавших на Урал писателей преобладали прозаики. Заслуга создания основной массы поэтических произведений о военном Урале, за исключением поэм, принадлежит самим уральцам.
Находясь в действующей армии, сотрудничая во фронтовой печати, присылали свои стихи в родные края, где их охотно печатали, Михаил Львов, Николай Куштум, Владислав Занадворов, Яков Вохменцев. Поэтические строки часто напоминали взволнованный, лирический отчет о жизни воина-уральца, твердо знающего, за что он сражается, что отстаивает.
В перерывах между затяжными приступами болезни брал в руки перо поэт ярко выраженной индивидуальности. друг Маяковского и Асеева Василий Каменский. 27 июня в пермской газете «Звезда» появился первый его отклик на грозные события — стихотворение «Победа будет за нами». А в ноябре того же 1941 года уже выходит в свет поэма «Отечественная война. Партизаны». По либретто Каменского Ленинградский театр имени С. М. Кирова ставит оперу «Емельян Пугачев».
Поэму «Невидимка», «Стихи о далеких битвах», «Две песни о Магнит-горе», несколько других, отмеченных высоким патриотизмом стихотворений, в исключительно трудных условиях Севера сложил Борис Ручьев.
С первой книги «Верность» (1944 г.) заявила о себе как о самобытном талантливом поэте Людмила Татьяничева. Стихи этого ее сборника — о верности и любви, о самопожертвовании. Ответом на популярное в войну стихотворение Константина Симонова «Жди меня» воспринимались строки:
Я не знаю, где ты теперь.
Третий год не смолкает бой.
Только ты не грусти и верь,
Что люблю и всегда с тобой.
Поразительно быстро росло мастерство поэтессы. 1945 годом помечено одно из самых известных ее стихотворений, в котором ярко выражена любовь уральцев к Родине, к родному краю:
...Я сердцем все это вбирала,
Свой край полюбив навсегда,
Но главная сила Урала —
В чудесном искусстве труда.
Люблю я огонь созиданья
В суровой его простоте,
Мартенов и домен дыханье
И ветер больших скоростей.
Мне дороги лица простые
И руки, что плавят металл.
...Когда говорят о России,
Я вижу свой синий Урал.
Не единожды уже отмечалось, что лирику военных лет подчас невозможно разделить на политическую, философскую, любовную и другие традиционные ее разновидности, так как многие произведения представляют собой органическое единство гражданских и личных мотивов. Все это вполне может быть отнесено к творчеству как Татьяннчевой, так и других уральских поэтов.
Несомненный интерес и ценность представляют и поэмы об Урале, написанные известными поэтами Н. Асеевым и С. Васильевым. Особенно удачной представляется «На Урале» Васильева. Давая высокую оценку поэме, литературный критик А. Макаров отмечал, что в ней поражает смелость, с какой автор преодолевает доселе трудный для поэмы материал: «Одно дело — воссоздать душевный образ матери или смелого партизана (герои поэмы С. Васильева.— Авт.), другое — отважиться изобразить заводскую среду, создание грозного оружия, показать процесс плавки... Мало освоенный поэзией материал требует и специальных знаний, и образных находок, иных языковых средств».
В годы войны на Урале находилась группа поэтов, эвакуированных из союзных республик: в Уфе жили Павло Тычина, Максим Рыльский; в Челябинске и области — Яан Кярнер, Дебора Вааранди, Юхан Смуул. Во многих стихах национальных поэтов той поры говорится о дружбе народов советской страны, воздается должное старшему брату — русскому народу.
Советская литература всегда шла в ногу с жизнью. Во время войны дистанция между происходящим и его художественным отображением еще более сократилась, а порою ее не было совсем. В первую очередь это проявлялось в публицистике и прежде всего — в очерке.
По словам А. М. Горького, очерк занял видное место в нашей литературе еще в 30-е годы. Во время войны он получает дальнейшее развитие.
Очерки о тружениках Урала Ф. Гладкова, А. Караваевой, Л. Никулина, Ф. Панферова, М. Шагинян регулярно появлялись на страницах «Правды», «Известий», «Красной Звезды», толстых журналов. Их печатал «Уральский современник», они входили в состав литературнохудожественных сборников, выпускаемых местными издательствами. Часто звучали очерки, наряду с рассказами и стихами, с эстрады и по радио, которое приобрело тогда огромнейшее значение.
Мастер художественного слова В. Н. Яхонтов, довольно долгое время гастролировавший на Южном Урале и построивший здесь на свои средства танк, часто включал очерки в свои концерты. В книге «Театр одного актера» Яхонтов писал, что в начале Великой Отечественной войны, когда на его стол стали поступать материалы из газет, он опасался, достаточно ли высокого художественного качества будет литературный материал, отражающий военные действия армии и жизнь тыла, ведь писателям приходилось идти буквально по горячим следам разворачивающихся событий, работать с оперативностью скорее репортеров, чем литераторов. Но опасения не оправдались, поскольку искусство очерка достигло очень высокого уровня. «Очерк возмужал,— писал Яхонтов,— наполнился волнующей и отточенной мыслью — в нем пламенел костер больших патриотических чувств».
У каждого из писателей-очеркистов были свои, излюбленные объекты изображения, свой круг героев. Так, например, А. Караваева часто писала о металлургах; ею была создана целая «галерея» портретных очерков о новаторах, людях, опрокидывающих привычные нормы, работавших по-фронтовому.
Образцом советского тылового очерка считается цикл М. Шагинян «Урал в обороне». Этого всю жизнь обуреваемого жаждой странствий человека интересовало буквально все: изготовление и испытание танков (сидя в башне боевой машины, она ездила с экипажем на танкодром); методы руководства, обеспечивающие успешную работу; труд заводских плановиков и экономистов, энергетиков — тех, «мимо кого почему-то всегда проходят журналисты». Очерки Шагинян были неизменно проблемны, поднятые в них вопросы оказывались в центре внимания общественности. Они не утратили своего значения и по сей день, когда вопросы хозяйствования и руководства по-прежнему актуальны и широко освещаются в партийной печати.
В очерках, посвященных людям тыла, очень часты как портретные зарисовки, так и описания массового героизма.
«...Была холодная, дождливая осень. Шла большая вода. С северных лесоразработок по реке плыл сплоченный и молевой лес. Его нужно было задержать. Прямо с поездов люди входили в холодную воду. Люди выкатывали лес, пилили его. На берегах загорались многочисленные костры, дававшие свет, тепло и горячую пищу. О землю, о волны бил тяжелый, крупный дождь...»
Бревна из ледяной воды выкатывали женщины, приехавшие на Урал с Дона и Кубани, из Карачая и Адыгеи. Полные священной ненависти к врагу, пришедшему на их родную землю, трудились они, не щадя себя, а после работы шли на отдых в... цирк. Именно в нем на первой поре, пока не были построены бараки, пришлось жить.
«Город не мог уже впитать всего, что подвозилось сюда. Цирк протекал, пахло навозом. Опилки арены размесили ногами, спали на скамьях амфитеатра. Но когда приходило время, женщины садились в грузовики мотопехоты и бросались к реке. Ни одного бревна воде!»
Вот в такой исключительно скупой, внешней беспристрастной манере повествует А. Первенцев в очерке «Магний» о том, что когда-то считалось нормой жизни и труда, а ныне зовется высоким словом — подвиг.
Говорят, что очерки, написанные писателем, нередко играют роль литературной разведки. И действительно, с очерков «Чуткое сердце», «С огнем в душе», «Вдохновение мастера» начиналась повесть Ф. Гладкова «Клятва». Цикл очерков «Люди Урала» сослужил добрую службу Ф. Панферову при создании романа «Борьба за мир». Очерки цикла «По Уралу» помогли А. Первенцеву при работе над романом «Испытание». Сравнивая эти публикации с тем, во что они со временем «переплавились», отчетливо видишь особенности творческого процесса, соотношение реального и вымышленного в художественном произведении.
Со второй половины 1942 года среди публикаций об Урале все чаще встречаются рассказ и повесть. О воинах-уральцах в этих жанрах пишут Ф. Панферов и Л. Славин; о тех, кто жил и трудился в тылу,— Ф. Гладков, А. Караваева, Л. Кассиль, Н. Ляшко, В. Панова, О. Иваненко и др.
И все же приходится признать, что рассказ не получил столь большого развития, как очерк, и достижения в этом жанре были скромнее. Авторам далеко не всегда удавалось побороть в себе очеркиста, подняться на более высокую ступень художественного обобщения. Зачастую ими отбрасывались как «ненужные» бытовые и психологические детали, столь характерные для произведений о войне, написанных в последние годы.
Во время войны и вскоре после нее были созданы об Урале и крупные повествовательные произведения, в том числе романы В. Пановой «Кружилиха», А. Первенцева «Испытание», Ф. Панферова «Борьба за мир», литературный киносценарий С. Герасимова «Большая земля».
Оценивая эти и другие работы, современная литературная критика неизменно отмечает четкую гражданскую позицию авторов. Лучшие произведения о войне учат любви к Родине, готовности к ее защите, самопожертвованию ради высоких идеалов. Они не могут не вызывать у нового поколения гордости за героическое прошлое своей страны.
Однако многие книги 40—50-х годов не лишены, и подчас весьма существенных, недостатков. В них сказалась писательская «скоропись», нередко публицистика «преобладает» над художественностью.
Знакомясь с произведениями, нельзя не обратить внимание на сходство сюжетов. Вот один из наиболее типичных. В эвакуацию прибывает крупное предприятие. Не сразу налаживается контакт у приезжих с коренными уральцами, живущими «замкнуто, подворотными замками» (Ф. Панферов). Проблема эта, как и более существенные,— быстрое налаживание производства, выпуск оборонной продукции,— конечно же, решается.
Нередко похожи и герои. Слишком часто в числе положительных — директора заводов, главные специалисты, а отрицательных — снабженцы.
Не нашел, к сожалению, яркого воплощения в литературе той поры образ простого рабочего человека, на плечи которого, как и солдата на фронте, выпали основные тяготы войны. Не часто встретишь в повестях и рассказах колоритный образ коммуниста, партийного руководителя. А ведь именно партия мобилизовывала и сплачивала миллионы людей, направляла их энергию, их волю к победе.
Очень острой в годы войны была проблема смены, подготовки кадров. Своим социальным заказом посчитали писатели создание стихов, рассказов, повестей о молодых рабочих, ремесленниках, фэзэушниках. О них писали A. Барто, А. Караваева, Н. Ляшко, Л. Кассиль. Той же новой для нашей литературы теме были посвящены и произведения уральских писателей: «Малышок» И. Ликстанова, отмеченный Государственной премией; «Разрешите войти!» О. Марковой.
Закономерным можно считать и тот большой интерес, который возник в годы тяжких испытаний к историческому прошлому страны.
«Я помню, как в годы Великой Отечественной войны все кинулись читать «Войну и мир» Льва Толстого,— вспоминает В. Каверин.— Почему? Потому, что в этой книге написано не только о том, как мы победили, но кто мы и почему мы снова непременно должны победить».
О том же, по существу, говорилось и в новых книгах на историческую тему, героями которых были выдающиеся личности, внесшие вклад в формирование русского национального государства, наши великие полководцы и флотоводцы. Именно в 40-е годы увидели свет такие произведения, как «Петр Первый» (кн. 3) А. Толстого, «Порт-Артур» А. Степанова, «Дмитрий Донской» С. Бородина, «Багратион» С. Голубова и др. Полнее и глубже всего патриотические традиции освещались в жанре исторического романа и повести.
В жесточайших условиях осажденного Ленинграда B. Шишков продолжал работу над второй и третьей книгами исторического повествования «Емельян Пугачев», местом действия которого в основном является Урал. А на Урале в это время О. Форш трудилась над романом «Михайловский замок», рассказами, события которых происходят в Петербурге.
Смертельно больной Ю. Тынянов в палате пермской больницы диктовал третью часть своего «Пушкина», рассказы о русских генералах — участниках Отечественной войны 1812 года И. С. Дорохове и Я. П. Кульневе.
Произведения о прошлом Родины как нельзя более соответствовали настроению и устремлениям советских людей того времени.
Плодотворно трудился в эти годы П. Бажов. Любопытно признание писателя, занесенное в дневник, о том, что у него возникли было раздумья, следует ли в такое время заниматься сказкой. Сомнения рассеялись после получения писем от фронтовиков, которые убедили: стоит! И писатель приходит к выводу:
«Старая сказка нужна. В ней много той дорогой были, которая полезна сейчас и пригодится потом. По этим дорогим зернышкам люди наших дней въявь увидят начало пути, и напомнить это надо. Недаром говорится: молодая лошадка по торной дороге легко с возом идет и о том не думает, как тяжело пришлось тем коням, которые первые по этим местам проходили. То же и в людской жизни: что ныне всякому ведомо, то большим потом и трудом прадедам досталось, да и выдумки требовало, да еще такой, что и теперь дивиться приходится.
Так вот освеженным глазом смотреть на родной край, на его людей и на свою работу и научили меня годы войны, как раз по присловью:
— После большой беды, как после большой слезы, глаз яснеет, позади себя то увидишь, чего раньше не примечал, и вперед дорогу дальше разглядишь».
Сказы, написанные в этот период Павлом Петровичем,— это было своевременно отмечено критиками,— приобретают большее социальное звучание. Им создаются прекрасные сказы о Ленине, горные сказки «Ключ-камень», цикл «Сказы о немцах», где резкому осмеянию подвергается бытовавшее при царизме низкопоклонство перед всем иностранным, с гордостью говорится о творческом гении русского народа.
Сегодня уже свыше 70 процентов населяющих нашу страну людей не видели войны и большинство родились после того, как прогремел салют Победы. Однако подвиг советского народа в Великой Отечественной войне до сих пор волнует нас. Ибо вечны темы Родины, смерти и бессмертия, мужества и героизма, любви и верности.
Замечательные традиции писателей старшего поколения продолжили и развили ныне активно работающие Виктор Астафьев, Василь Быков, Юрий Бондарев, Григорий Бакланов, Борис Васильев, Владимир Боголюбов, Алесь Адамович, Анатолий Ананьев, Василий Росляков.
В годину испытаний многим из них было лишь по 18—20 лет, воевали они рядовыми, младшими командирами. Войну знают не понаслышке. В своих произведениях эта когорта литераторов пытается сочетать «панорамность» с «окопностью», широту показа войны с глубиной проникновения в характеры воинов. Примечательно в последнее время и более широкое использование в художественных произведениях документального материала, придающего им большую убедительность.
Высокую оценку деятельности писателей и других деятелей искусств в разработке темы войны дает наша партия.
«Вместе с героями романов, повестей, фильмов, спектаклей участники войны как бы снова проходят по горячему снегу фронтовых дорог, еще и еще раз преклоняясь перед силой духа живых и мертвых своих соратников. А молодое поколение чудодейством искусства становится сопричастным к подвигу его отцов или тех совсем юных девчат, для которых тихие зори стали часом их бессмертия во имя свободы Родины. Таково подлинное искусство. Воссоздавая прошлое, оно воспитывает советского патриота, интернационалиста» (Материалы XXV съезда КПСС, М., 1976, с. 79).
Успехи в художественном показе тружеников тыла — этого «второго фронта» — пока еще скромнее. Но, несомненно, настанет пора, когда появятся новые значительные произведения и на эту тему.
Как бы ни развивался литературный процесс, какие новые имена ни появлялись бы на горизонте, навсегда в строю останутся произведения, созданные тогда, в годы войны. Книги эти, написанные очевидцами исторических событий, нужны советским людям. Их читают и в других странах — всюду, где идет борьба с империализмом и фашизмом, за светлое будущее и мир.
А. ЗОЛОТОВ