I
Стара земная кора,
ох как стара!
Большая прошла пора,
пока
с горой не сошлась гора.
Большие прошли века,
пока
русла не нашла река,
за веком век,—
пока не пришел человек.
Миллионы лет
земли изменялся цвет.
Миллионы лет,
которым пропал и след.
Миллионы лет
был пламенем
мир одет.
Кой-где
затвердели на ней
острова щиты.
А все остальные пространства
были огнем залиты:
московский щит,
сибирский щит
столкнутся так,
что в недрах земли трещит!
И вот
приходила опять
мильонолетья пора,
от столкновенья щитов
выпирала наверх гора:
края щитов
загибались концами вверх,
на дно щитов
пары океан низверг.
Края щитов
сшибутся — века дрожат,—
Уральский хребет
поднялся — меж них зажат,
и над землею,
от пепла и дыма седою,
окаменел
своей неподвижной грядою.
II
Урал похож
на каменное коромысло
от севера к югу,
на одном конце его
Карское море повисло,
сея седую вьюгу,
серое море Карское
с Байдарской сизой губой;
на другом конце его
море Аральское,—
небосвод всегда голубой.
А с коромысла,
каплями струи свивая,
водяные нити стекают висеть,
это — реки:
река Чусовая,
Белая,
Сосьва,
Печора,
Исеть.
А над водою —
каменных круч оскал,
каменных волн
остановившийся вал,
перед которыми
был человек
так мал,
что и голов даже
к ним не поднимал.
Но если
горы растут,
а реки текут,—
то человека
смелые мысли влекут.
Выше гор
и шире шумящих рек
хочет
хозяином мира
стать человек.
И вот —
породы,
залегшие в недрах
земных глубин.
И вот — народы,
задумавшиеся
о корнях своих судьбин.
Породы недра
и народа недра
пришли на помощь
друг другу щедро.
III
Века в России металла
на полный ход
не хватало.
Стояла
деревянная
да избяная Русь,
хватала за сердце
бескрайних просторов
грусть.
Плыла над страною
туманных столетий быль,
качал головою
сухой по степи ковыль.
Давно пробирался
к Уралу
простой народ,
ходил за пушниной туда
вольный Новгород,
сюда —
от татарского ига,
от царских цепей
бежала народная сила
с равнин и степей.
Жил лет двести назад
крестьянин
Ерофей Марков,
жил — не ждал
от судьбы подарков.
Спал, кулак
под голову подстеля,
занимался
выработкой хрусталя.
Искал раз хрусталь
Ерофей Марков,
вдруг ему искра
сверкнула ярко:
в кварце зерна
как будто влитые,
искры желтые,
золотые.
Снес он находку
в Горную канцелярию,
бурю поднял
в канцелярии ярую.
Маркову учинили
строжайший допрос:
где нашел
да откуда принес?
Обернулось ему золото
потоком слез.
Смертною казнью
ему угрожали,
под крепкую стражу
его сажали.
Вытерпеть пришлось ему
горькие муки,
наконец выпустили его
на поруки:
иди, мол, золото
нам отыщи,
а не отыщешь —
с себя взыщи!
Двадцать лет искал
несчастный
Ерофей Марков —
из молодого
стал перестарком.
Двадцать лет
его смертная казнь сторожила,
и наконец напал
на золотую жилу.
С той поры
пошла об Урале слава
как о сундуке
золотого сплава,
но — пуще
силой своей полезной
стал славиться
этот сундук железный.
Пошел народ,
подпоясанный лыком,
рубить руду
еще при Петре Великом.
Пошел народ
на огненные работы,
пошли расти
по Уралу заводы.
Промышленник
Акинфий Демидов
построил башню,
великую видом.
В той башне,
выстроенной в Невьянске,
он рвал, тянул
непокорным связки.
Та башня, встав
из подземной теми,
часами стала
отсчитывать время.
На башне той
били часы, играли,
под башнею той
били людей, карали.
И много людей,
навек успокоясь,
легло костьми
под Каменный Пояс.
И кровь людская,
точно рубины,
насытила
земные глубины.
Вот так сложились
уральские были,
вот так в Урал
люди сердце врубили.
И стало сердце его —
кумачово
еще с восстанья
Пугачева.
IV
За двести лет
не стало видать —
так срыли ее —
горы Благодать.
А четверть века
советской поры
поднялись — выше
любой горы.
Черный металл,
цветной металл
горы Урала
насквозь
пропитал.
Шестнадцатый съезд,
Семнадцатый съезд —
подняли его
с насиженных мест.
Лежали руды —
змеевики,
пришли к ним люди —
большевики.
Сказали люди
глубоким рудам:
давайте крепче
дружиться будем!
И стало слово их
доводом веским —
комбинатом
Урало-Кузнецким.
Далеко видная
отныне стала
гора Магнитная,
гора металла.
Где прежде —
малая
народу горстка,
там — грохот города
Магнитогорска.
Огни веселые
струят-змеятся
вокруг Челябинска,
вокруг Миасса.
И всюду в мире
стал видим наш
величественный
Уралмаш!
...Война вломилась
в наши ворота:
в одно сплотилась
сила народа.
Врагу не сломить
лихою годиной
той силы,
слившейся воедино.
Враг прорывался
через преграды,
дошел до города,
до Сталинграда,
но здесь, под городом
под Сталинградом,
пришлось попятиться
под стали градом.
Личина мерзкая,
броня стальная,
дрожи, фашистская
шкура дрянная!
Еще башку ты
не потеряла,
но морду жжет твою
огонь с Урала.
V
На Урале,
мощны и жарки,
новые топки
разожжены.
Новою сталью
отменной марки
армии наши
вооружены.
Новые топки,
новые домны,
новые залежи
рудных жил
и — бесконечный,
безмерный,
огромный —
новый запас
человеческих сил!
С русским —
украинцы и белорусы
силы свои
приложили сюда.
Разноязыки,
народы берутся
единодушно
за дело труда!
Нет! Они родины
не утеряли,
не закатились
на запад их дни:
с новой энергией
на Урале
стержень победы
готовят они.
Мощь их —
в горниле войны
не растаяла,
голос их
в пушечном громе
не стих:
вон — на Тагиле —
Иван Завертайло
один работает
за тридцатерых!
Вон,— своих сил
не щадя,
не жалея,
завтра превысив,
что дали вчера,—
встал Сидоровский,
Базетов,
Валеев,
встали первейшие
мастера!
Не перечтешь
их числа по пальцам,
не перечислишь
по номерам.
Слава уральцам,
слава уральцам,
слава уральцам —
богатырям!
Ими гордится
не только Урал,
светится сила их,
как самоцветы,
и отливается
в танки металл,
воля их —
в общую жажду победы!
Летит алюминий
по небесам,
в атаку идут
ферросплавы.
И все это добыл
и выделал сам
народ наш
из огненной лавы.
Мы сами достали
руду из земли,
и сами металл перелили,
и сами, своими руками,
в станки
мудреные закрепили.
И стала страна наша
волей горда,
фашистам —
горячей от жара.
И села подтягивают,
и города
суровым словам сталевара:
«Лети, мой металл,
свети, мой металл,
не меркни
ни в холод, ни в жар,
чтоб каждый сказал:
«Хороший металл,
спасибо тебе,
сталевар!»
Расти, наш Урал,
грозовой арсенал,
искусством
промыслов разных,
и будет у нас,
как Сталин сказал:
«На нашей
улице
праздник!»
1942—1943