Власть книжного червя. Том 3

Том 3 Глава 205.1 Дополнительная история: День Вильфрида в роли главы храма

Это нечестно, что только Розмайн получает всё, что хочет. Моя церемония крещения была весной, а потому я её старший брат, но несмотря на это, всё внимание уделяют лишь ей. Пусть Лампрехт и говорит, что Розмайн приходится тяжело работать, но я думаю, что он просто врёт, чтобы защитить свою младшую сестру. Что такого может делать Розмайн, если стоило ей немного пробежаться, как она упала и чуть не умерла?

К тому же только Розмайн разрешено покидать замок, а ещё у неё нет учителей и она единственная, кого отец и мама хвалят за ужином. Мне не разрешают заходить в кабинет отца, говоря при этом, что я буду мешать, а вот Розмайн туда пускают! Это просто нечестно!

Однако когда я высказал это Розмайн, она предложила мне на день поменяться местами. Это была самая замечательная идея, которую я когда-либо слышал. Я мог покинуть замок, чтобы оказаться подальше от всех моих назойливых помощников, и отправиться в храм, где мог бы делать всё, что хотел, прямо как Розмайн. Между прочим, ей похоже интересно оказаться в окружении учителей.

— Отправляемся, господин Вильфрид, — сказал Лампрехт.

После этого его ездовой зверь расправил крылья и взлетел в небо. Сидя перед Лампрехтом, я почувствовал, что лечу. Это потрясающе! Как же нечестно, что Розмайн испытала это первой.

— Лампрехт, а когда я сделаю своего ездового зверя, то он будет львом, как и у Фердинанда? — спросил я, смотря вперёд на ездового зверя Фердинанда, за которым мы летели в храм.

Лампрехт кивнул.

— Да. Дети герцога используют львов с одной головой. А когда вы станете герцогом, то сможете сделать льва с тремя головами, как на гербе герцогства.

Пусть сам я никогда и не видел ездового зверя отца, но это звучало очень круто. Думая о том, каким именно будет мой лев, я внезапно кое-что понял.

— Но ведь ездовой зверь Розмайн не похож на льва.

— Ну да, он несколько необычный. Я и сам никогда раньше не видел такого ездового зверя, — ответил Лампрехт.

После нашего короткого разговора с Лампрехтом, показался храм. Это было здание на границе между чисто-белым дворянским районом и какой-то грязно-коричневой частью города. Я слышал, что храм находится по другую сторону дворянского района, но он оказался намного ближе, чем я думал.

— Лампрехт, а что это за грязно-коричневое место?

— Нижний город, где живут простолюдины. Господин Вильфрид, это не то место, с которым вам когда-либо придётся иметь дело.

Когда наши ездовые звери приземлились рядом с храмом, нас встретил мужчина в серых одеждах. Стоило ему увидеть меня, как его глаза расширились. Фердинанд слез со своего ездового зверя и вручил этому человеку письмо.

— Фран, прочти это. Это от Розмайн. До четвёртого колокола завтрашнего дня Вильфрид будет в роли главы храмы, — сказал Фердинанд. — Вильфрид, это Фран. В храме он главный слуга Розмайн. Пока ты будешь здесь находиться, внимательно слушай то, что он будет тебе говорить. Фран, я понимаю, что иметь дело с Вильфридом будет непросто, а потому позже я присоединюсь к вам.

— Понял. Господин Вильфрид, давайте пойдём и переоденем вас.

— Ладно, — небрежно ответил я.

Меня отвели в комнату главы храма, в которой жила Розмайн. Когда мы пришли, Фран сообщил другим слугам Розмайн, что в течение следующего дня я буду главой храма, после чего они надели на меня белые одежды поверх моей. Как я понял, это было то, что носил глава храма.

Пока Фран читал письмо от Розмайн, слуга, которую звали Никола, спросила меня:

— Какой чай вы предпочитаете?

После этого она приготовила мне восхитительный чай и подала сладости, которых я ещё никогда не пробовал. Они рассыпались и таяли у меня во рту, оставляя после себя изумительную сладость.

— Я раньше никогда не ел таких сладостей. Как же не честно, что всё достаётся Розмайн. Хотел бы и я есть такие сладости каждый день, — пожаловался я, беря себе ещё.

Услышав мои слова, Никола лучезарно улыбнулась.

— Эти сладости придумала госпожа Розмайн. Если вы хотите попробовать сладости, которые ещё не пробовали, то почему бы вам, господин Вильфрид, не придумать их самостоятельно? Есть ли у вас какие-нибудь идеи? Мне нравится готовить сладости, — с надеждой в глазах сказала Никола, после чего засмеялась, и добавила: — Хотя я больше люблю их есть.

Вот только откуда мне знать как приготовить сладости, которые я даже никогда не ел? И эти сладости придумала Розмайн? Как вообще возможно придумать сладости? Размышляя об этом, я поедал сладости, пока Лампрехт не спросил меня:

— Собираетесь ли вы что-нибудь оставить?

Правда, к тому моменту я уже почти всё съел. Чувствуя сожаление, оставшиеся сладости я передал ему.

Пока я пил чай, Фран что-то сказал слуге, которую звали Моника, после чего она поспешно покинула комнату. Вскоре после этого пришёл Фердинанд, словно он специально подгадал время, когда я допью чай. Он был облачён в синие одежды главного священника, как и во время церемонии крещения Розмайн.

— Согласно расписанию Розмайн, сегодня тебе предстоит отправиться в приют, чтобы получить там отчёт, а затем осмотреть мастерскую. Твоим эскортом выступят Лампрехт и Дамуэль, а слугами будут Фран и Моника, — объявил Фердинанд.

Женщина-рыцарь Розмайн, вошедшая вместе с Фердинандом, отсалютовала и отступила в сторону. Вместе с Фердинандом я вышел из комнаты и по коридорам мы прошли в другое здание.

— Это приют, в котором живут дети, у которых нет родителей. За дверями находится столовая, — сказал Фран, открывая их.

Моим глазам предстала большая комната, заставленная обшарпанными деревянными столами. Я с любопытством огляделся и заметил внутри людей, стоящих на коленях. Все они были одеты в одинаковые серые одежды. Это было похоже на форму служащих.

— Глава храма, главный священник, пожалуйста, сядьте здесь, — сказал Фран.

У меня не было никакого желания сидеть на простом деревянном стуле, но Фердинанд сел без возражений, словно это вполне естественно, из-за чего у меня не осталось другого выбора, кроме как тоже сесть.

— Я слышал, что сегодня должен быть отчёт для главы храма. Пусть ответственный за него человек немедленно выйдет вперёд и доложит, — сказал Фердинанд.

Вперёд вышла женщина с оранжевыми волосами, и, повернувшись ко мне, принялась докладывать о чём-то, что я совершенно не мог понять. Фердинанд временами кивал, в то время как Фран что-то записывал на странной дощечке, которую он держал в руках.

— О чём ты вообще говоришь? — спросил я её.

— Это финансовый отчёт приюта за этот месяц, — ответила женщина.

— Но какое отношение что-то подобное имеет ко мне?

В следующее мгновение Фердинанд внезапно шлепнул меня по голове. Я был так потрясён, что даже не понял, что произошло. Я мог лишь непонимающе моргать, держась за голову. Лампрехт тоже удивился и, широко раскрыв глаза, посмотрел на Фердинанда.

— Господин Фердинанд?!

— Ч-ч… Что?! — выдавил я.

Я едва мог говорить. В том месте, где он ударил меня, нарастала жгучая боль. Я впился взглядом в Фердинанда и попытался возразить.

— Что это значит?

— Ты идиот. Розмайн — глава храма, а также директор приюта. Ты согласился поменяться с ней местами, а потому всё это теперь имеет отношение и к тебе. Даже если ты ничего не понимаешь, просто сиди и молча слушай. Такова работа Розмайн.

Не обращая внимания на то, что я злился, Фердинанд одарил меня холодным взглядом и отругал. Я хмуро посмотрел на женщину, которая докладывала нам, надеясь, что это заставит её поскорее закончить с этим непонятным отчётом, но она просто хихикнула и продолжила читать отчёт, не собираясь что-либо в нём пропускать. Как же раздражает… Неужели она не видит, что я злюсь? Какая толстокожая женщина.

Отчёт был настолько скучным, что примерно на середине я решил пойти посмотреть приют. Но стоило мне попытался спрыгнуть со своего места, как Фердинанд выбросил руку и ущипнул меня за бедро.

— Больно! Фердинанд! Что ты делаешь?!

— Разве я не сказал тебе сидеть молча и слушать? Или ты не понял меня? Ты глупый или просто глухой? Или всё вместе? — раздражённо сказал Фердинанд, холодно смотря на меня, как на идиота.

Меня ещё никогда в жизни так не оскорбляли. Кровь прилила к моей голове, и я вскочил и попытался ударить Фердинанда, но Фердинанд тут же схватил меня за голову и заставил вновь сесть на стул.

— Сядь и молча слушай. Или ты не понимаешь? — холодно спросил Фердинанд.

— У-у-у-у… Лампрехт!

Я попытался позвать своего рыцаря сопровождения, который даже не пытался мне помочь, но в ответ Фердинанд лишь сильнее сжал мою голову.

— Сколько раз мне нужно повторить? Сядь и молча слушай.

Некоторые дети, наблюдавшие за тем, как Фердинанд держит меня, начали хихикать. Я слышал как они говорили:

— Почему он не понимает?

— Ему ведь просто нужно послушать.

— Я-я буду слушать, только отпусти! — взмолился я.

— Ты идиот. Не беспокой других своими бессмысленными истериками, — сказал Фердинанд, фыркнув, после чего, наконец, отпустил меня.

Вот только моя голова продолжала болеть. Такое чувство, что от его пальцев на ней остались вмятины. В итоге я не мог встать со стула пока отчёт не закончился. Пылая от гнева, я мог лишь искоса смотреть на Фердинанда, не в силах ничего сделать. Будь ты проклят, Фердинанд!

— Это весь отчёт за этот месяц. Глава храма, мне нужно ещё кое-что обсудить с Франом и главным священником, но почему бы вам не поиграть в каруту вместе с другими детьми? — предложила женщина.

Услышав слово «поиграть», я оживился и бросил взгляд на Фердинанда. Он посмотрел на детей-сирот, и, медленно кивнув, сказал:

— Хорошо.

Я мгновенно спрыгнул со стула, немного потянулся, а затем последовал за Лампрехтом и Дамуэлем туда, где находились все остальные дети.

— Итак, что такое карута? — спросил я у них.

— Я научу вас, — сказал один ребёнок. — Давайте играть вместе.

Одно дело — играть против взрослых, но я никогда не проигрывал никому из детей, которые приходили в замок. Я должен был воспользоваться этой возможностью, чтобы доказать всем детям, которые смеялись надо мной, насколько я потрясающий.

— Сначала кто-то читает карточку с текстом, после чего все остальные пытаются схватить карточку с картинкой и первой буквой названного слова. Выигрывает тот, кто соберёт больше всех, — объяснил ребёнок. — Глава храма, поскольку вы играете впервые, вы можете попросить одного из ваших рыцарей, чтобы он помог вам.

Это правда, что я буду играть в неё впервые, в то время как мои соперники уже знают эту игру, так что я подумал, что объединиться с Лампрехтом будет хорошей идеей. К тому же, тот мальчик сам мне это предложил, а потому в этом не будет ничего нечестного.

Я сел рядом с Лампрехтом и начал играть. Я предполагал, что карточки будет читать Дамуэль, но вместо него эту роль взял на себя ребёнок, которому было примерно столько же, сколько и мне.

— Ты можешь читать? Это действительно впечатляет. Даже я ещё не умею читать, — впечатлённо сказал я.

Вот только вместо того, чтобы порадоваться моей похвале, все дети наклонили головы и смущённо посмотрели на меня.

— А-а? Вы глава храма, но не умеете читать?

— Благодаря каруте и книжкам с картинками, которые сделала госпожа Розмайн, каждый в приюте может читать.

— Ох, разумеется кроме Дирка. Он ещё младенец, — добавил один из детей, указывая на ползающего по полу малыша, за которым присматривала красноволосая девочка.

Судя по всему, все дети в приюте умели читать, за исключением ребёнка, который был меньше моего младшего брата Мельхиора. Другими словами, я в целом такой же, как этот ребёнок?

Было ли виной моё внезапное потрясение, но в итоге Лампрехту удалось взять лишь одну карточку, которая была к нам ближе всего, в то время как другие дети забрали все остальные.

— Какое разгромное поражение. Вот что происходит, когда играешь с детьми, которым родители не дали указание специально тебе проигрывать, — с усмешкой сказал Фердинанд.

Лампрехт попытался возразить:

— Господин Фердинанд! Ваши слова…

— Правдивы. Ему пора посмотреть правде в лицо, — сказал Фердинанд, вновь усмехнувшись, после чего пошёл прочь. — Следуй за мной.

У-у-у-у! Будь ты проклят, Фердинанд!

После этого мы прошли через здание приюта для мальчиков и оказались в мастерской. Там были как взрослые, так и дети примерно того же возраста, что и я. Они почему-то носили грязную одежду, и даже их руки и лица были испачканы чем-то чёрным.

— Это господин Вильфрид. Он на один день стал главой храма вместо госпожи Розмайн, — сообщил Фран, представляя меня.

После его слов двое мальчиков выступили вперёд и, опустившись на колени, произнесли дворянское приветствие.

— Пусть эта встреча, состоявшаяся по велению богов, в сей обильный на урожай день, будет благословлена богиней ветра Шуцерией.

Пусть я ещё и не слишком хорош в этом, но я влил магическую силу в своё кольцо и ответил:

— Да будет благословлена эта встреча.

Думаю, сегодня у меня получилось очень хорошо. Чувствуя удовлетворение, я слегка кивнул и бросил взгляд на Лампрехта. Тот улыбнулся мне и тоже слегка кивнул.

— Лутц, Гил, можете встать. Кажется, вы сегодня хотели встретится с Розмайн. Какое у вас к ней дело? Сегодня с ним разберётся Вильфрид, — сказал Фердинанд.

— Мы закончили новую книжку с картинками и хотели вручить ей копию. Пожалуйста, передайте её госпоже Розмайн. А это вам, господин Вильфрид. Пожалуйста, примите её как подарок в честь нашей встречи, — сказал зеленоглазый мальчик, после чего протянул мне две книги.

Они выглядели просто как пачки бумаги. Обложки отсутствовали, а сами книги были тонкими и маленькими. Они совершенно не походили на книги.

— Что это за книжки с картинками? Для чего они нужны? — спросил я.

— Их читают. Госпожа Розмайн недавно начала их делать и с нетерпением ждала завершения.

«Это тоже сделала Розмайн?» — удивился я.

Я принялся листать одну из книжек с картинками, в которой были большие чёрно-белые иллюстрации. На некоторых страницах был текст, как и в каруте. Я поднял взгляд от книжки и посмотрел на детей, что были примерно того же возраста, что и я. Оба стояли гордо выпятив грудь, а в их глазах читалась уверенность.

— Вы можете прочитать эту книгу? — спросил я.

— Конечно. Мы бы не смогли здесь работать, если бы не умели читать, — сказал мальчик с пурпурными глазами, гордо улыбнувшись, — Я очень старался, чтобы научиться!

— Простолюдины зачастую не умеют читать, но если это требуется для работы, то они тоже могут научиться. Возможно, было бы грубо подарить книжку с картинками тому, кто не умеет читать, но поскольку вы — дворянин, вы можете её прочитать. Поэтому нам не нужно об этом беспокоиться, верно? — сказал зеленоглазый мальчик, посмотрев на Фердинанда в поисках подтверждения.

Фердинанд одарил меня холодным взглядом, словно вновь собираясь назвать меня идиотом, и ухмыльнулся.

— Да, любой, кто получил дворянское образование, умеет читать. Не думаю, что вы когда-нибудь встретите дворянина, который бы не умел, — ответил Фердинанд.

— Это облегчение, — ответил зеленоглазый мальчик.

Даже простолюдины могут читать, если им это требуется, а для дворян это должно быть в порядке вещей? Опустив взгляд на книжку с картинками, я почувствовал, как моё лицо застыло от напряжения.

— Пусть все вернутся к своей работе. Я собираюсь показать главе храма работу мастерской, — дал указания Фердинанд.

После его слов все люди, стоявшие на коленях, поднялись и вернулись к своей работе, временами бросая на нас настороженные взгляды. Осматривая мастерскую, я заметил, что дети, которые дали мне книжки с картинками, принялись считать листы бумаги и давать указания тем, кто освободился.

— Фердинанд, почему эти двое руководят остальными, когда здесь так много взрослых?

— Один из них слуга, а другой — ученик торговца. Оба — доверенные лица Розмайн, которых она лично обучила. Они получают указания напрямую от неё, управляют мастерской и дают ей отчёты о проделанной работе. Возможно, дело в том, что они более ответственные, чем другие дети их возраста, или причина в наставлениях Розмайн, но они оба быстро растут. Возможно, у неё есть талант воспитывать людей, — ответил Фердинанд.

Он оскорблял меня и издевался, а вот детей из мастерской и саму Розмайн, которая их воспитала, хвалил. От этого я почувствовал неприятное жжение у себя в груди.

— Пробил пятый колокол. Вернёмся в твою комнату, — сказал мне Фердинанд, после чего обратился к остальным. — Вы все хорошо сегодня потрудились. Я ожидаю, что вы и дальше продолжите работать так же усердно.

— Благодарим вас, — ответили работники мастерской, опустившись на колени и гордо улыбнувшись.

Держа в руках книжки с картинками, я вернулся в комнату главы храма. Обычно мои дневные уроки заканчивались с пятым колоколом, после чего я был свободен до конца дня. Но пусть я и думал, что здесь у меня тоже должно начаться свободное время, я увидел, что Фран принялся выкладывать на стол множество дощечек.

— Что это? — спросил я.

— Слова молитв, которые необходимо запомнить перед тем, как отправиться на праздник урожая. Господин Вильфрид, пусть вам и не нужно знать подробности о проведении праздника урожая, поскольку вы не поедете на него, но молитвы будут полезны вам для изучения магии. Пожалуйста, выучите их, — ответил Фран.

Когда Лампрехт взял дощечку и посмотрел на её содержимое, у него округлились глаза.

— Ты хочешь сказать, что Розмайн нужно всё это запомнить? — спросил он.

— Конечно, в конце концов, госпожа Розмайн — глава храма, — ответил Фран, кивнув.

Он говорил так, словно это было самой очевидной в мире вещью. Затем он продолжил.

— Вы ведь знаете, что даже одной ошибки в благородном обществе достаточно, чтобы навсегда запятнать репутацию? Как приёмная дочь герцога, госпожа Розмайн не может позволить себе потерпеть неудачу в чём-либо. Она первый год является главой храма, а потому сейчас ей тяжело. Ей требуется выучить много новых молитв для различных церемоний, но она очень старается, запоминая их.

После этого Фран перечислил все те ритуалы, которые должна была провести Розмайн в качестве главы храма, считая на пальцах. Розмайн была назначена главой храма летом, а потому она пока проводила церемонии лишь один сезон. Тем не менее она уже успешно справилась с церемонией звёздного сплетения, летней церемонией совершеннолетия, осенней церемонией крещения и вскоре должна отправиться на праздник урожая в земли, что находятся под непосредственным контролем герцога. У главы храма было действительно много работы.

Посмотрев на дощечку с молитвой, я покачал головой и сказал:

— Я не могу это сделать. Я не умею читать.

Может Розмайн и нужно было всё это запомнить, но мне-то нет. Вот только когда я вернул дощечку Франу, он просто передал её Лампрехту.

— В таком случае пусть господин Лампрехт прочтёт её вам вслух. Вы можете слушать его и повторять за ним. После того, как вы запомните молитву, вам принесут ужин.

— А-а?! — удивлённо вскрикнул я.

— Вы сможете запомнить молитву, если отнесётесь к этому серьёзно. Главный священник, позвольте мне сделать вам чай. Вы, должно быть, устали, — сказал Фран и направился на кухню.

Я так разозлился на Франа, который вообще меня не слушал, что крикнул ему в спину:

— Я не хочу! Я не собираюсь это запоминать!

Заметив, что я кричу и топаю от гнева ногами, Фран обернулся и обеспокоенно нахмурился. Но прежде чем он смог что-то сказать, Фердинанд преувеличенно громко вздохнул и сказал:

— Фран, похоже, что Вильфриду ужин сегодня не потребуется. Если он не успеет запомнить молитву к шестому колоколу, то приступайте к ужину без него. В противном случае вы не успеете вовремя передать в приют божественные дары.

— Понял.

Мне хотелось закричать: «Фердинанд! Ты опять издеваешься надо мной!», но я лишь стиснул зубы и впился в Фердинанда взглядом. Но он совершенно не испугался и лишь прищуренно посмотрел на меня.

«Вот почему я ненавижу ублюдков!» — мысленно кричал я слова, которые всё время говорила бабушка. Пусть я и не понимал, что они значат, но это меня немного успокоило.

Думаю, что даже если я не запомню молитву, они всё же не смогут не дать мне поужинать. До сих пор меня ещё никогда не наказывали так строго, даже если я отказывался запоминать буквы и сбегал с уроков. Всё, что мне нужно было сделать, это просто дождаться, пока Фердинанд уйдёт.

Когда пробил шестой колокол, Фердинанд ушёл ужинать в свою комнату. Бросив взгляд на Франа, который проводил Фердинанда, я увидел, что тот пошёл готовить ужин.

«Я знал! Он больше заботится обо мне, чем о выполнении приказов Фердинанда», — подумал я, довольно фыркнув, после чего стал ждать, когда мне подадут ужин. Лампрехт сказал, что еда здесь лучше, чем в рыцарских казармах, а учитывая, что сладости были восхитительны, я принялся с нетерпением ждать ужина.

— Господин Лампрехт, прошу прощения, что заставил вас ждать. Ваш ужин готов. Госпожа Бригитта сказала, что может поужинать позднее, а потому не могли бы вы поесть вместе с господином Дамуэлем.

— Ох, вот как. Я конечно не против поесть с Дамуэлем, но… — ответил Лампрехт обеспокоенно переводя взгляд то на меня, то на Франа.

— Не беспокойтесь, роль эскорта возьмёт на себя госпожа Бригитта. Я понимаю, что вам будет некомфортно есть перед господином Вильфридом, поскольку сам он пока не может поужинать, а потому мы подготовили вам ужин в отдельной комнате, — сообщил Фран.

Услышав ответ Франа и видя, как на меня смотрит Лампрехт, я был настолько потрясён, что чуть не упал. Похоже, что Фран, как и приказал ему Фердинанд, действительно не собирался меня кормить.

— Фран, ты хоть понимаешь, что делаешь?! Разве ты не знаешь, кто я?!

— Я уже говорил вам, что ужин подадут только после того, как вы выучите молитву. Господин Фердинанд также приказал мне поступить подобным образом, — с невозмутимым лицом ответил Фран.

Мои слуги в замке на его месте бы побледнели и постарались услужить мне, но Фран вообще не слушал, что я говорю. Как это понимать?

— Как ты думаешь, кто главнее, я или Фердинанд?!

— Разве не очевидно, что господин Фердинанд? — спокойно ответил Фран.

— А-а?! Но я же первый сын герцога! Не сравнивай меня с ублюдком!

В замке все говорили, что мой статус выше чем у Фердинанда, потому что он — ублюдок, а я — нет. Я думал, что Фран просто этого не знает, но когда посмотрел на него, то увидел, что он никак не поменял своего отношения и лишь неодобрительно качает головой.

— Господин Вильфрид, в настоящее время вы служите главой храма вместо госпожи Розмайн. Она дала мне строгие указания не баловать вас и относиться к вам не как к сыну герцога, а так же, как и к ней. Другими словами, сейчас вы считаетесь подопечным господина Фердинанда.

— Не баловать?

Я был не в силах поверить в то, что только что услышал. И тут я вспомнил слова, что за обедом сказала мне Розмайн: «В таком случае у тебя не возникнет проблем с тем, что мои слуги не будут делать для тебя поблажек». Я тогда ответил: «Разумеется», но я не думал, что всё будет так.

— Но разве позволить мне поужинать — это так плохо?

— Плохо — это позволить вам использовать свой статус, чтобы не выполнять данное вам задание и избежать наказания за невыполненную работу. Господин Вильфрид, если вы считаете, что вам это позволительно, то должен сказать, что по сравнению с госпожой Розмайн, вас всё время балуют, — ответил Фран, а затем повернулся к Лампрехту. — Господин Лампрехт, пожалуйста, идите и поужинайте. Остатки еды нужно будет доставить в приют, а потому возникнут проблемы, если вы задержитесь.

— Но я… — попытался что-то сказать Лампрехт.

— Будет лучше, если вы доверите господина Вильфрида другому рыцарю сопровождения. Вы напоминаете ему о его обычной жизни, а потому, пока вы рядом, он будет ждать, что его по-прежнему станут баловать, — сказал Фран, мягко улыбаясь и давая понять, что спорить бессмысленно.

После этого он отвёл Лампрехта в другое место. Я почувствовал себя растерянным, оставшись без него в незнакомой комнате.

— Господин Вильфрид, могу я прочитать вам дощечку? — спросила женщина-рыцарь которую звали Бригитта, после чего взяла дощечку и встала рядом со мной. — На самом деле слуги здесь добрые, но они никогда не станут вас баловать. Думаю, вы очень этим удивлены.

Её назначили эскортом Розмайн после церемонии крещения, а потому, я думаю, она сможет рассказать мне с точки зрения дворян, на что похожа жизнь в храме.

— Слуги относятся к Розмайн так же строго?

— Да. Они следят за тем, чтобы госпожа Розмайн, как дочь герцога и глава храма, безошибочно выполняла свои обязанности. Когда я только начала служить ей, я пожаловалась Франу, что бремя госпожи Розмайн слишком велико, но он просто отчитал меня, — ответила Бригитта, держа дощечку и грустно улыбаясь.

Если ситуация настолько плоха, что даже рыцарь сопровождения решил высказаться, что бремя слишком велико, тогда положение Розмайн, похоже, действительно тяжёлое.

— Розмайн приходится запоминать ещё больше?

— Да. Помимо молитв, ей требуется выучить и содержимое остальных дощечек, что лежат на столе, где сказано о том, как должна проходить церемония; важные моменты, которые нужно помнить; кому нужно давать благословения, а также количество людей, что должны участвовать в церемонии… До сих пор она всегда успешно выполняла свой долг, когда приходило время.

Я просто не мог поверить в то, насколько жизнь Розмайн отличалась от моей. Я даже не думал, что меня на самом деле так сильно балуют.

— Пожалуйста, прочтите…

— Как прикажете.

Я попросил Бригитту читать мне дощечку вслух, пока наконец не запомнил слова молитвы. Когда Лампрехт закончил есть и вернулся, он потрясённо уставился на меня, округлив глаза.

— Вижу, вы старались. Это замечательно, — сказал Фран, впервые похвалив меня.

Затем он поставил на стол ужин, которого было достаточно для одного человека.

Я смог запомнить молитву лишь незадолго до седьмого колокола, но хотя ужин и был поздним, еда всё ещё оставалась горячей. Должно быть, повар ждал меня, чтобы я мог съесть вкусный ужин. Теперь я понял, что значили слова о том, что слуги здесь добрые, но они не станут меня баловать. Я тихо вздохнул, пока ел горячую еду. Мне очень хотелось вернуться в замок. Хотелось похвастаться перед отцом и мамой, что я смог выучить наизусть молитву, чтобы они похвалили меня, сказав, что я — молодец.

— Есть в одиночестве немного грустно, — пробормотал я.

— Госпожа Розмайн иногда говорит то же самое, — ответил Фран.

— Вот как, значит Розмайн тоже ест здесь одна…

После того, как я поужинал, меня искупали, после чего все слуги отчитались передо мной о проделанной за день работе. Для меня подобное было впервые. Мои слуги либо находились рядом со мной, либо искали меня. Они никогда не отлучались, чтобы выполнить какую-либо другую работу.

Выслушав отчёты, я наконец смог лечь спать. Я очень устал. Ещё никогда я не чувствовал себя таким вымотанным. Мне впервые пришлось так много запоминать. Наверное поэтому, пусть я лёг и раньше обычного, но я мгновенно провалился в сон.

— Господин Вильфрид, наступило утро, — послышался чей-то голос.

В следующий момент балдахин моей кровати резко раздвинули. Солнечный свет казался таким ярким, что я сильно зажмурился.

— Я всё ещё не выспался.

— Вам пора вставать.

— Отстань! Я же сказал, что не выспался! — выкрикнул я.

Я постарался натянуть одеяло на голову, но его тут же с силой сорвали. Когда я открыл глаза, ища того, кто решил разбудит меня настолько жестоким образом, я понял, что это не кто-то из моих слуг. Тем временем Фран приподнял матрас, отчего я соскользнул с кровати.

— Я уже сказал вам, что пора вставать. Пожалуйста, переоденьтесь и позавтракайте. Я не могу тратить на вас больше времени.

Утро в храме начинается рано. И это был первый раз, когда меня в прямом смысле вытащили из постели. Фран помог мне переодеться и подал завтрак. Обычно в это время я ещё сплю, а потому когда я завтракал, голова соображала плохо.

— После завтрака вы будете практиковаться в игре на фешпиле, — сказала учитель музыки Розмайн, принёсшая музыкальный инструмент.

Это был фешпиль, рассчитанный на детей. Думаю, его использует Розмайн. Вот только одного его вида было достаточно, чтобы я скривился.

— Я не очень хорош в фешпиле. Он мне не нравится.

— В этом случае вам нужно больше практиковаться, чтобы улучшить свои навыки. Музыка очень важна для дворян, — сказала она.

Пусть я и знал, что уметь играть на музыкальном инструменте важно для дворян, вот только не все были хороши в фешпиле. Карстед, который хорошо играет на флейте, как-то сказал, что однажды я смогу найти инструмент, который мне больше подходит. Но когда я сказал об этом учителю музыки, она просто наклонила голову и ответила:

— Господин Карстед сопровождал госпожу Розмайн на прошлом весеннем молебне. Пусть он и предпочитает флейту, это не значит, что он не умеет играть на фешпиле. Сперва вам нужно выучить музыкальную гамму, ноты и песни для фешпиля, а затем вы сможете найти инструмент, который больше вам подходит. Желание играть на других инструментах — это не повод для того, чтобы не учиться играть на фешпиле.

— Ч-что? — потрясённо пробормотал я.

Ни Карстед, ни мой учитель музыки ничего такого не говорили.

— Кроме того, поскольку в этом году была ваша церемония крещения, то вы, как и госпожа Розмайн дебютируете зимой в благородном обществе, верно? От главного священника я слышала, что состоится концерт, где каждый ребёнок должен будет перед всеми сыграть песню на фешпиле. Разве вам не будет стыдно, когда все дети справятся с этим и только вы не сможете сыграть, потому что не практиковались?

Её слова напомнили мне, что я был единственным, кто не мог прочитать то что было написано на карточках каруты. От одной мысли о том, что подобная сцена повторится перед дворянами, я ощутил странную смесь стыда, разочарования и ужаса, отчего моё лицо сразу же вспыхнуло.

— А Розмайн практикуется каждый день?

— Бывают дни, когда её расписание не позволяет ей этого делать, но когда она находится в храме, она всегда практикуется. Если не оттачивать свои навыки, то они становятся хуже, — ответила учитель музыки, после чего взяла ноты. — Вы не сможете сразу же научиться хорошо играть, а потому требуется ежедневная практика. Пожалуйста, приложите усилия, чтобы к зиме вы смогли сыграть одну песню. Не думайте ни о чём другом. Сосредоточьтесь лишь на одной песне.

«Если мне нужно выучить до зимы лишь одну песню, то думаю, это возможно», — решил я. Пусть урок и должен был быть практикой фешпиля, но мне так и не довелось коснуться инструмента. Я просто напевал музыкальную гамму, пока не запомнил её.

Когда пробил третий колокол и практика закончилась, учитель музыки мило мне улыбнулась и сказала:

— Очень хорошо. Когда вы вернётесь в замок, потренируйтесь двигать пальцами в соответствии с изученной музыкальной гаммой. Учитывая, как быстро вы запомнили её, у вас должна быть хорошая память.

Я почувствовал, как мою грудь распирает от гордости. Наверное, всё дело в том, что я не привык, чтобы меня так хвалили.

— Если вы сможете сыграть одну песню, то этого будет достаточно для успешного дебюта, — подбодрила она меня.

В замке третий колокол означал, что должен был прийти учитель, что проводит утренний урок. Однако здесь не было учителей. Но стоило мне расслабился, решив, что у меня наконец-то появилось немного свободного времени, пришёл Фран, неся с собой много вещей.

— Пора помочь главному священнику с его работой.

— А-а? — удивился я.

— Если не считать церемоний, главный священник взял на себя большую часть работы главы храма, а потому, чтобы уменьшить нагрузку на него, госпожа Розмайн с третьего по четвертый колокол помогает ему с его документами. Господин Лампрехт, пожалуйста, поторопитесь.

Фран отвёл меня и Лампрехта в комнату Фердинанда. Там находилось несколько слуг, которые уже занимались какой-то работой. Если я буду работать вместе со всеми, то смогу почувствовать некоторую гордость, поскольку буду заниматься чем-то важным наравне со взрослыми.

Когда я вошёл в комнату, думая, что буду работать также, как те дети, которых я видел вчера в мастерской, Фердинанд поднял от бумаг глаза и посмотрел на меня.

— О, ты пришёл. Вильфрид, сядь вон там и учись писать. Я подготовил для тебя грифельную дощечку с примерами, так что можешь тренироваться. Лампрехт, займёшься расчётами, — сказал он.

Когда Фердинанд указал на стол, слуги тут же принесли и положили перед нами грифельную и деревянные дощечки, а также листы бумаги. В следующий момент к ним добавились чернила, счёты и новые деревянные дощечки.

— Учиться писать?! Разве я не должен был помогать тебе с работой?!

— Что за глупый вопрос. Как ты можешь мне помочь, если даже не умеешь читать и писать? — спросил Фердинанд, на этот раз даже не поднимая глаз от бумаг.

— Но Розмайн…

— Она прекрасно умела писать ещё до того, как я её встретил. Она быстро учила новые слова, и, когда ей позволили войти в библиотеку, она была счастлива прочитать священные тексты, так что мне самому практически не пришлось учить её чему-либо, что касалось письма.

Похоже, что Розмайн научилась писать без помощи Фердинанда… Да что у меня за сестра?

— К тому же Розмайн, как и следовало ожидать от человека, который часто общается с торговцами в своей мастерской, весьма умела в расчётах, — продолжил Фердинанд.

— Те дощечки, что сейчас сложены перед Лампрехтом — это та работа, которую она обычно выполняет. Надеюсь, он с ней справится, раз уж согласился занять её место.

После его слов Лампрехт перевёл взгляд на груду деревянных дощечек и у него расширились глаза. Когда я не хотел учиться, Лампрехт всегда говорил мне: «пусть вам и не хочется, но вы должны приложить усилия», но я уверен, что сам он не очень-то любит расчёты.

— Я считал, что иду сюда помогать тебе с работой, а это всего лишь практика письма? Думаешь, я буду заниматься чем-то подобным? Я ухожу! — заявил я, спрыгивая со стула, чтобы как обычно убежать.

Но в этот момент в руке Фердинанда появился штап, и он что-то быстро пробормотал. Из штапа вырвались несколько полос света и обернулись вокруг меня. Не в силах двигаться из-за магических пут, которые я не мог разорвать, я неуклюже упал лицом вниз.

— Господин Фердинанд?! Что вы… — выкрикнул обескураженный Лампрехт.

Фердинанд тут же прервал его, шагнув вперёд, а затем поднял меня, словно какую-то вещь, и швырнул обратно на стул.

— Я не собираюсь позволять тебе сбежать. Ты сказал, что на один день возьмёшь на себя обязанности Розмайн. Если ты действительно сын герцога, ты должен держать своё слово, — сказал Фердинанд.

Затем он привязал меня к стулу настоящей веревкой, после чего рассеял магические ленты. Я был ошеломлён настолько жестоким и грубым обращением. Я понятия не имел, почему ему позволили так со мной поступить и почему ему при этом никто и слова не сказал.

— Лампрехт, займись уже расчетами, — приказал Фердинанд. — Тут не на что смотреть. Перестань впустую тратить время.

Видя, как Лампрехт при его словах тут же выпрямился и принялся заниматься расчётами, я понял, что не смогу победить Фердинанда. Не имея другого выбора, я взял грифельную дощечку.

Атмосфера в комнате Фердинанда казалась мне какой-то напряжённой. Тишину нарушали лишь шорох ручки, перещёлкивание счётов, шёпот слуг, спрашивающих у Фердинанда разрешения на что-то и шум, когда они передавали законченную работу. От всего этого мне казалось, что я задыхаюсь. Вначале я пытался практиковаться в письме, но через некоторое время у меня рука устала писать и я отложил грифельную дощечку в сторону. Заметив это, Фердинанд встал и подошёл ко мне. Взглянув на грифельную дощечку, он сказал:

— И это всё, что ты можешь?

— Господин Фердинанд, поймите, что господин Вильфрид очень старается, — ответил вместо меня Лампрехт.

Вот именно! Мне сейчас пришлось заниматься намного больше, чем обычно. «Продолжай хвалить меня», — мысленно поддержал я Лампрехта. Тем временем Фердинанд холодно посмотрел на Лампрехта и сказал:

— Из-за того, что ты так баловал Вильфрида, он и вырос таким ленивым и глупым.

От таких слов у Лампрехта перехватило дыхание и он широко распахнул глаза. Его рот беззвучно открывался и закрывался, словно он собирался что-то возразить, но в конце концов он просто сжал зубы и промолчал. Видя это, Фердинанд пренебрежительно фыркнул, а затем взгляд его холодных золотых глаз устремился на меня.

— Вильфрид, в замке нет никого, кто скажет тебе правду, а потому это придётся сделать мне. У тебя нет ни решимости, ни упорства, ни правильного отношения к своему статусу, которые требуются от сына герцога. Пусть в тебе и течёт его кровь, но ты всего лишь глупый и эгоистичный ребёнок.

Фердинанд ошибается. Я правильно отношусь к своему статусу сына герцога. Кроме него, никто другой не называет меня «глупым и эгоистичным ребёнком».

— Фердинанд, перестань оскорблять меня! — выкрикнул я.

— Разве я оскорбляю? Я просто говорю тебе правду. Несмотря на то, что ты уже прошёл церемонию крещения, ты до сих пор не умеешь ни читать, ни писать, ни считать. Разве ты не просто глупый мальчишка, который только и делает, что сбегает от учителей, прикрываясь своим статусом сына герцога? Даже если твой отец попросит тебя ему помочь, ты настолько некомпетентен, что будешь совершенно бесполезен. Не жди, что я тоже буду тебя баловать.

Смотря на Фердинанда, я мог лишь недовольно стонать. Как бы мне ни хотелось громко выкрикнуть, что он не прав, но я не мог выдавить из себя и слова.

— Господин Фердинанд, это слишком… — попытался возразить Лампрехт.

— Лампрехт, почему ты ещё не закончил? — резко прервал его Фердинанд. — На твоём месте Розмайн бы уже со всем справилась. Ты слишком медленный. Как вижу, и хозяин, и слуга — оба одинаково бесполезны.

Затем Фердинанд посмотрел на меня.

— Вильфрид, твоему отцу пришлось нелегко из-за проблем с преемственностью, а потому, раз с твоим количеством магической силы всё в порядке, он хочет, чтобы ты, как его первенец, стал следующим аубом.

Да, я знаю. И отец, и бабушка говорили мне, что следующим аубом буду я.

— Похоже, что Сильвестр думает, что даже если лидер не компетентен, то не будет никаких проблем, если его будут окружать надёжные люди. Но собрать себе помощников, на которых можно положиться и удержать их рядом с собой — две разные вещи. В отличие от Сильвестра, я не вижу у тебя необходимой для этого харизмы и силы духа.

— Господин Фердинанд, вы слишком многого требуете от маленького ребёнка, — возразил Лампрехт.

— Ты называешь его маленьким ребёнком, но он уже прошёл церемонию крещения. Более того, он не просто ребёнок, а ребёнок герцога. При обычных обстоятельствах Вильфриду пришлось бы работать усерднее и нести больше ответственности, чем Розмайн, которую герцог просто удочерил. Но разве Вильфрид действительно работает усерднее и несёт больше ответственности? Абсолютно нет.

На это было нечего возразить. Одного дня здесь мне было достаточно, чтобы понять, насколько Розмайн превосходит меня и как много она работает каждый день. Все её слуги были едины в своём стремлении помочь ей в том, чтобы она идеально выполняла свои обязанности главы храма и не опозорила свой статус дочери герцога. Каждый день ей давали множество заданий, которые она всегда выполняла.

А что, по сравнению с ней, делаю я? Мне нечего вспомнить кроме постоянных побегов от порученных мне задач.

— Господин Фердинанд, вы не ошибаетесь, но… — заговорил Лампрехт, но Фердинанд холодно взглянул на него и заставил замолчать.

Я ощутил, что сейчас в глазах Фердинанда было больше злости, чем когда он смотрел на меня. А затем мне показалось, что цвет бледно-золотистых глаз Фердинанда немного изменился. В следующий момент Лампрехт задохнулся и, не в силах двигаться, задрожал, словно взгляд Фердинанда приковал его к месту. Затем Фердинанд наклонился к нему ближе, отчего Лампрехт болезненно застонал.

— Вильфрид — не единственный, кто совершенно не прикладывает усилий. Ты такой же, Лампрехт. Если тебе небезразлично будущее своего господина, то научись привязывать его к стулу и заставлять учиться. Вероники больше нет.

Я был потрясён словами Фердинанда, а он, бросив на меня взгляд, сказал:

— Розмайн — уникальный во многих отношениях ребёнок, а потому я не ожидаю, что Вильфрид сможет дать аналогичные результаты. Однако если он хочет, чтобы его приняли как сына герцога, то ему нужно прикладывать усилий не меньше, чем ей. Или я ошибаюсь?

— Нет, вы правы, — выдавил из себя Лампрехт с болью в голосе.

Это было похоже на то, словно Фердинанд наложил на него какое-то проклятие, вот только у него в руке не было штапа. Я не понимал, что он делает с Лампрехтом, и от этого моё сердце наполнял неписуемый ужас.

— Я получил сообщение от Франа, что вчера вечером Вильфрид успешно запомнил слова молитвы, а сегодня утром справился с заданием по запоминанию музыкальной гаммы фешпиля. В связи с этим мне пришлось признать, что он не родился идиотом. Раз он смог справиться с заданиями, то он может добиться успеха и в остальном, если приложит необходимые усилия. А это означает, что вина за то, что он превратился в идиота лежит на его окружении. Лампрехт, ты тоже за это в ответе! — заявил Фердинанд.

Затем Фердинанд разочарованно вздохнул и опустил глаза, отчего Лампрехт тут же рухнул на стол.

— Лампрехт! Фердинанд, что ты… — обеспокоенно выкрикнул я.

— Вильфрид, — прервал меня Фердинанд.

Голос Фердинанда казался мне очень тяжёлым. Как бы странно это не звучало, но я чувствовал, словно на моё тело навалилась какая-то тяжесть. Во взгляде Фердинанда не было жалости, ни одной капли тёплых чувств. Это были мрачные и холодные золотые глаза, от которых у меня перехватило дыхание. Смотря в эти невероятно пугающие глаза, не похожие ни на одни другие, что я когда-либо видел, я даже был не в силах осознать, что мои зубы бешено стучат.

— У меня нет никакого желания служить такому ленивому, избалованному и некомпетентному человеку как ты. Если ты хочешь стать следующим аубом, то тебе необходимо измениться, иначе я сам воспитаю твоих брата и сестру и приложу все силы, чтобы сокрушить тебя.

Отец и бабушка говорили, что следующим аубом стану я, так что я даже не сомневался в этом. Я даже подумать не мог, что найдётся кто-то, кто будет готов пойти против этого решения. Услышав, что моё будущее на самом деле под вопросом, я почувствовал, словно меня ударили по голове, отчего мне захотелось плакать.

— По традиции, следующим аубом становится не первенец, а ребёнок с наибольшим количеством магической силы, рожденный от первой жены герцога. Помни об этом, — сказал Фердинанд.

Когда пробил четвёртый колокол, я смог тяжело сглотнуть. Мой день в роли главы храма наконец закончился.