Власть книжного червя. Том 3

Том 3 Глава 231 Дверь правосудия

Рихту не понадобилось много времени, чтобы вернуться. За ним на сцену двое мужчин вывели мэра Хассе, держа того за руки. В рваной одежде он выглядел худым и несколько жалким, хотя в целом такой вид был нормальным для простолюдинов. Он нетвердо держался на ногах, но я не заметила никаких признаков того, что его избивали в течение зимы. На самом деле, кажется, с ним хорошо обращались.

Мэр встал передо мной на колени, поднял голову, чтобы посмотреть на меня, и снова быстро её опустил. Хотя его прищуренные глаза смотрели на меня буквально секунду, я успела разглядеть явное презрение и высокомерие. Его мимолётный взгляд говорил о том, что он намеревался использовать меня и избежать наказания, ведь в его глазах я была всего лишь милосердной маленькой девочкой.

Если бы это произошло год назад, я бы даже не обратила на это внимание. Но весь этот год я провела среди дворян, где мне приходилось внимательно следить за каменным лицом Фердинанда и спокойной улыбкой Флоренции, пытаясь уловить хотя бы проблеск истинных эмоций, скрытых за их масками. Похоже, этот опыт позволил мне стать более чувствительной к таким вещам, и хотя я была не очень довольна методом его получения, он, по крайней мере, поможет мне в ситуациях, когда меня хотят использовать другие люди.

— Глава храма, я просто не понимал, что делал, — жалобно начал говорить мэр, не поднимая головы.

Он довольно пространно рассказывал о том, как не понимал, что нападение на монастырь будет считаться изменой, но это была явная ложь. Когда во время праздника урожая Фран рассказал Рихту о нападении на монастырь, тот сильно побледнел, и было сложно поверить, что помощник мэра может знать что-то, чего не знал сам мэр. Правда заключалась в том, что он намеревался избежать наказания за своё преступление, воспользовавшись влиянием бывшего главы храма. Он знал о серьёзности преступления, поэтому ждал, когда Рихт уедет из города, чтобы отдать приказ о нападении.

Слушая его, я ощущала, как внутри меня медленно растёт чувство полнейшего отвращения. Фердинанд стоял в шаге позади меня, и я могла лишь догадываться о выражении его лица. Но леденящей кровь ауры было достаточно, чтобы у меня по спине пробежала дрожь.

— Достаточно. Разве невежество может служить оправданием твоего преступления? — спросил Фердинанд, резко прервав мэра.

От неожиданности мэр запнулся и посмотрел на Фердинанда, пытаясь подобрать слова. Но затем, видимо решив, что ребёнка будет легче убедить, он снова посмотрел на меня и продолжил.

— О милосердная глава храма, спасшая Хассе от гибели! Всё, что я делал, было для того, чтобы защитить свой город. Только сейчас я понял всю серьёзность своего невежества и прошу вашей милости, чтобы я мог жить и добродетелью искупить свой грех.

Такую высокопарную речь вполне можно было ожидать от человека, занимающего его должность. Он умел подбирать слова и выражался так, что уже очень скоро ему начали сочувствовать. Из толпы стали доносится просьбы проявить сострадание.

Это очень нехорошо. Я внезапно почувствовала озноб. Я хотела спасти как можно больше людей в Хассе, пожертвовав мэром, но была вероятность, что тех, кого он склонил на свою сторону, тоже казнят.

— Глава храма, разве вы не святая, милосердная даже к сиротам? — уверенно спросил мэр.

Он подробно перечислил, что я сделала для сирот Хассе, и принялся просить меня отнестись к нему точно так же.

Рихт выглядел так, будто у него сильно болел живот. По его лицу было видно, что он с трудом сдерживается, чтобы не заткнуть мэра. Один раз он даже было двинулся вперёд, но тут же побледнел и остановился. Думаю, он действительно хотел остановить мэра, но его пригвоздил взгляд Фердинанда.

Мгновение спустя я почувствовала, как Фердинанд коснулся моей спины. Я элегантно повернулась и посмотрела на него. Выражение его лица было настолько холодным, что я невольно вздрогнула. Он всё также спокойно улыбался, но во взгляде не было ни капли тепла, и этим взглядом он без слов говорил мне, чтобы я побыстрее закончила со всем этим.

Как же я могла выйти из этой ситуации? Мне нужно было придумать способ благополучно довести её до казни мэра, сохранив при этом мой образ святой. Посмотрев секунду на мэра, который размахивал руками и призывал к милости, я опустила глаза.

— Мэр, вы говорите о милосердии, но разве вы не избивали сирот Хассе каждый день? И Тор, и Рик были в синяках, когда я забрала их у вас, — начала я. О Норе и Марте хорошо заботились, так как, без сомнения, он собирался продать обеих, но Тор и Рик плохо питались и явно были частыми жертвами рукоприкладства. — Я не вижу необходимости проявлять сострадание к тому, кто злоупотребляет властью для издевательств над слабыми.

В глазах мэра можно было увидеть сильную панику, он начал быстро и бессвязно говорить в отчаянной попытке хоть как-то оправдаться.

— Это… Хм, это было просто… наказанием. Я бы не причинил им такого вреда, если бы они не поступали дурно. Разве это не нормально наказать тех, кто этого заслуживает?

— Я не совсем понимаю, какой дурной поступок следует наказывать подобным образом. Скажите, если, например, Тор и Рик нападут на вашу семью — будет ли этого достаточно, чтобы так наказать их? — спросила я.

Я приложила ладонь к щеке и с невинным видом наклонила голову, играя роль ребёнка, ничего не знающего об окружающем мире. Мэр стал кивать, нетерпеливо потирая руки. Когда он решил, что может повлиять на меня, в его глазах появился пугающий хищный блеск.

— Это без сомнения крайне дурной поступок, — согласился мэр. — Если бы сироты напали на мою семью, я был бы в ярости и, конечно, жестоко наказал их. Никто не станет винить меня за это, ведь сироты должны понимать, что живут только по моей милости.

Рихт, стоящий на коленях позади мэра, плотно зажмурился и поник. Старосты деревень, стоявшие рядом с ним, тоже поняли иронию и скривились.

Я посмотрела мэру прямо в глаза и задала последний вопрос:

— Даже если бы сироты не знали, что это ваша семья — вы бы всё равно наказали их?

— Не может быть, чтобы сироты не знали мою семью. Их ложь не оправдает их преступление.

Я вздохнула, прошептала «Как жаль», после чего повернулась и посмотрела на Фердинанда.

— Главный священник, мэр изложил свою позицию.

Холодные глаза Фердинанда сузились, а улыбка превратилась в широкую ухмылку.

— Я понял. Безусловно, он очень ясно изложил свою позицию, — сказал Фердинанд и сделал шаг вперёд.

Я, в свою очередь, сделала шаг назад, передав очередь говорить Фердинанду.

— Всё так, как ты и сказал. А потому за нападение на здание, построенное герцогом для его дочери, преступники должны быть непременно наказаны. Дворяне живут в белых зданиях, построенных силой герцога. Это общеизвестный факт.

— Эм-м… Но я действительно не знал… — запинаясь, произнёс мэр.

Теперь, когда мэру пришлось иметь дело с Фердинандом, а не со мной, он не мог найти слов. Он начал бледнеть, а его уверенность в себе мгновенно испарилась. Мэр посмотрел на меня, в отчаянии надеясь на мою помощь, но я проигнорировала его. Фердинанд сделал ещё один шаг вперёд, словно загоняя мэра в угол.

— Мэры должны вести дела с дворянами, поэтому нельзя представить, чтобы ты не знал чего-то настолько очевидного. Ты послал горожан напасть на монастырь, зная о тяжести такого преступления. Чего ты не знал, так это того, что прежний глава храма умер прежде, чем смог бы защитить тебя.

— Это просто не… — залопота́л мэр, в шоке вытаращив глаза.

Он отчаянно пытался найти выход. Но даже горожане, которые ещё недавно просили пощадить мэра, теперь лишь равнодушно смотрели на него. Наверное, он всю зиму убеждал их, что не осознавал преступности нападения.

— Но в любом случае, не имеет значения, знал ты или нет. Действия жителей Хассе — ничто иное, как нападение на семью герцога, а это измена. Измена должна быть наказана, и никто не может винить герцога за вынесенный приговор. Простолюдинам должно быть очевидно, что они живут только по милости дворян — это принцип, который ты сам только что озвучил.

— Но…

— Я устал от твоих лживых оправданий. Больше ни слова, — категорично приказал Фердинанд, прервав мэра.

Фердинанд повернулся и посмотрел на меня с тем же суровым выражением, с каким только что смотрел на мэра.

— Розмайн.

Я инстинктивно выпрямила спину, думая, что он собирается отчитать меня. Увидев это, Фердинанд наигранно вздохнул, а затем с лицом, идеально подходящим для злодея, заговорил таким голосом, от которого кровь стыла в жилах:

— Вы умоляли герцога смягчить приговор, говоря, что жители Хассе поняли серьёзность своего преступления и искренне раскаиваются. Но мне кажется, что они так ничего и не поняли.

Фердинанд перевёл взгляд с мэра на собравшихся людей. Все напряглись под его взглядом, и на площади мгновенно стало тихо.

— Розмайн. Вы известны как святая Эренфеста. Вы правда всё ещё верите, что Хассе заслуживает вашей милости? — продолжил он.

Горожане застыли, поняв, что смягчённое наказание, обещанное мною, может быть отменено одним словом. Чтобы не нарушать тишину, люди боялись пошевелиться, ожидая, что Фердинанд скажет дальше. Но, несмотря на массовый страх, такой сильный, что некоторые боялись вздохнуть, Рихт медленно поднял голову, словно она была невероятно тяжёлой. Он так нервничал, что вспотел. Его бледное лицо немного блестело, а волосы прилипли ко лбу.

— О достопочтенный главный священник. О достопочтенная глава храма. Я прошу разрешения говорить, — сказал Рихт дрожащим голосом.

— Ты можешь, — ответил Фердинанд.

Рихт выразил огромную благодарность и продолжил:

— Главный священник. Мы, жители Хассе, действительно понимаем серьёзность преступления, которое мэр приказал нам совершить. При обычных обстоятельствах весь наш город уже был бы разрушен. У нас нет возможности достойно отблагодарить святую за то, что даровала нам свою милость и спасла наши жизни. Мэр — единственный, кто этого не понимает. Но мы не такие, как он, уверяю вас, — сказал он, дрожа под холодным взглядом Фердинанда, но тем не менее отчаянно пытаясь защитить своих соотечественников.

Его храбрость поразила меня до глубины души. Фердинанд, не сводя глаз с Рихта, снова легонько хлопнул меня по спине. Я подняла глаза, а он бросил на меня взгляд, в котором читалось: «Ты не забыла, какая у тебя роль?»

Верно. Я должна изображать святую. Как бы я ни была тронута словами Рихта, у меня не осталось времени думать об этом. Я встала перед Рихтом, повернулась к Фердинанду и широко развела руки, словно останавливая его.

— Главный священник, я верю Рихту. Я знаю, что горожане понимают тяжесть своего преступления.

— Глава храма… — взволнованно произнесли Рихт и стоя́щие позади него старосты.

Восхищение и благодарность в их голосах заставили меня почувствовать такую вину, что я с трудом это выдержала. Мне хотелось крикнуть «Я не святая! Для меня это чересчур!» и убежать со сцены. Но я противостояла Фердинанду, который, в свою очередь, играл роль злого финального босса, с безжалостным выражением лица и всё в таком духе. Я не могла взять и убежать. К тому же это было частью работы, которую он взвалил на меня уже очень давно.

Фердинанд покачал головой, не спуская с меня глаз.

— Розмайн, доброта порой приносит больше вреда, чем пользы. Вы должны вырвать ростки мятежа прежде, чем они перерастут в кровопролитие.

— Главный священник, люди Хассе не планируют восстания. Беспокоиться нечего. Вы согласны, Рихт? — спросила я, повернувшись к Рихту, старостам и толпе.

— Конечно, — немедленно ответил мне Рихт, и громкие возгласы согласия раздались по всей площади.

— Вы слышали их, главный священник. Поэтому, пожалуйста…

Только я подумала, что вопрос улажен, как Фердинанд внезапно поднял правую руку на уровень плеча.

— Тогда давайте докажем это.

— А-а? — только и смогла произнести я.

«Извините, Фердинанд, но я понятия не имею, о чём вы говорите. Вы ожидаете от меня какой-то реакции? Тогда, по крайней мере, дайте мне какой-то намёк!» — мысленно жаловалась я.

Пока я паниковала, не зная, что делать, Фердинанд создал штап и приготовился к вызову какой-то магии.

— Я тщательно вырву ростки мятежа, — объявил он, а затем пробормотал, — «гета́йт».

Фердинанд взмахнул штапом, и полупрозрачный янтарного цвета барьер появился на площади, немного в стороне от сцены.

Сначала я подумала, что это обычный щит Шуцерии. На нём имелись те же узоры, но щит, который делала я, когда молилась Шуцерии, был круглым, а созданный Фердинандом представлял собой узкий прямоугольник, напоминающий дверь, достаточно широкий, чтобы двое взрослых могли пройти бок о бок.

— Пусть попытаются пройти через «дверь правосудия». Те, кто искренне сожалеют о случившемся, смогут свободно пройти через неё.

Рихт неуверенно посмотрел на меня. Я знала, что щит Шуцерии пропустит только тех, кто не имеет злого умысла или намерения причинить вред другим. Поэтому я посмотрела в глаза Рихту и подбадривающе кивнула.

— Рихт, я уверена, что вы пройдёте без проблем.

Лицо Рихта засветилось решимостью, он шагнул вперёд, спустился по лестнице и остановился перед янтарным прямоугольником. Люди на площади в ожидании затаили дыхание, а Рихт подошёл к щиту и, пусть в последний момент он выглядел немного испуганным, с легкостью прошёл через него.

— Вот видите, главный священник. Он хороший человек.

— Хм. Похоже, что Рихту можно доверять, но как насчет этого? — спросил Фердинанд, осуждающе глядя на мэра сверху вниз.

Рихт, а также несколько человек из числа старост деревень схватили мэра, стащили его с лестницы и толкнули в сторону «двери».

Как я и ожидала, мэр не прошёл через «дверь», и был отброшен сильным порывом ветра. Полосы света выстрелили из штапа Экхарта и связали мэра.

— Господин Фердинанд, я задержал мятежника.

— Хорошая работа.

Рихт прошёл через «дверь правосудия», но мэр — нет. Я услышала, как все люди на площади одновременно вздохнули, а на их лицах появился страх. Те, кто атаковал монастырь, несомненно, узнали ту же силу, что отбрасывала их во время нападения. Некоторые заметно побледнели.

— Рихт, пусть все жители Хассе пройдут через дверь, — приказал Фердинанд. — Каждый, кого она сочтёт угрозой, будет казнён.

— Главный священник, — сказала я, дёргая его за рукав.

Я хотела сказать ему, что в этом нет необходимости. Но он лишь окинул суровым взглядом горожан и связанного, лежащего ничком мэра.

— Я не знаю, сколько людей здесь могут иметь те же дурные намерения, что и этот дурак. Найти виновных необходимо, если ты не хочешь, чтобы мы уничтожили весь город. Ты не согласна?

— Я верю в людей Хассе. Несомненно, в этом нет…

Но, прежде чем я успела сказать «необходимости», Фердинанд ухмыльнулся и сказал:

— Если жители Хассе настолько добропорядочны, как ты о них думаешь, то такая проверка не будет представлять для них угрозы.

Не имея возможности оспорить его аргумент, мне ничего не оставалось, как согласиться.

— Тогда полагаю, это должно быть сделано. Правильно, Рихт? — спросила я, не зная, что ещё делать, кроме как переложить ответственность на него.

Он не только не возражал против суда, но даже согласился на него с улыбкой.

— Да, глава храма. С этим не будет никаких проблем. В случае, если кого-то ещё отбросит как мэра, я бы предпочёл, чтобы эти люди были устранены прежде, чем навлекут на Хассе новые беды. Мы не можем позволить себе лишиться остатков благосклонности герцога.

Рихт без колебаний поддержал проверку и казнь любых опасных людей, которые могли совершить новые преступления. Его главной целью было спасти город от разрушения, поэтому он просто не мог позволить себе вызвать новое недовольство семьи герцога.

— Эта проверка покажет тех, кто достоин получить милость святой Эренфеста. Как вы видели, я легко прошёл через дверь. Если вы не хотите, чтобы вас казнили как мятежников, вы должны сделать то же самое! — объявил Рихт.

Все на площади выстроились в очередь, готовясь пройти через дверь. Старосты и жители их деревень пошли первыми, но, поскольку они не участвовали в нападении, и мэр оказывал на них очень мало влияния, все они прошли через неё без каких-либо проблем. Но жители Хассе, которые участвовали в нападении на монастырь, выглядели явно напуганными. Они остановились перед «дверью» правосудия, боясь, что их отбросит назад, как это было с мэром.

— Не беспокойся о тех, кто не сможет пройти, — сказал Фердинанд Экхарту. — Тебе нужно просто связать их, как мэра.

— Есть! — ответил Экхарт, сжав штап.

Вида Экхарта было достаточно, чтобы вызвать панику среди горожан, заставив некоторых забыть о страхе и, крича, броситься к «двери». Некоторых из бегущих людей отбросило назад, и Экхарт мгновенно связал их с помощью полос света.

Когда все прошли проверку, «дверь правосудия» исчезла, а на сцену выволокли шесть связанных людей.