Власть книжного червя. Том 3

Том 3 Глава 232 Казнь

— Те, кто оказались отброшены дверью, питают к нам злобу. Эти люди будут казнены здесь и сейчас, — объявил Фердинанд.

— Я понимаю, — ответил Рихт, опустившись на колени передо мной и Фердинандом. — Все эти люди тесно связаны с мэром. Я не вправе просить о снисхождении для них. Главный священник, я благодарен уже за то, что «дверь правосудия» доказала невиновность всех остальных.

Моё сердце бешено стучало. Когда я осознала, что этих людей вот-вот казнят, у меня кровь отхлынула от лица. Я с самого начала знала, что мэра ждёт смерть, ведь Фердинанд уже говорил, что так будет. Но когда я столкнулась с предстоящей казнью лицом к лицу, моё сердце стонало от боли, а по спине катился холодный пот.

— Розмайн, не отводи взгляда.

— П-поняла…

Ни Рихт, ни кто-либо ещё среди людей, собравшихся на площади, казалось, не испытывал сочувствия к тем, из-за кого они попали в беду. Или, возможно, они сейчас просто ничего не чувствовали. Отвращения или неприязни тоже не ощущалось. Все вели себя так, словно казнь людей, осужденных за преступление, которое поставило под угрозу жизни всех в городе, была чем-то естественным.

— Юстокс.

— Слушаюсь, господин Фердинанд.

Юстокс подошёл к ящику, который вынесли на сцену, и с громким щелчком открыл замо́к. Передняя сторона ящика упала вперёд, обнажая его содержимое. Внутри он был похож на шкаф для хранения документов с пятью неглубокими отсеками. Правда, со своего места я не видела, что в них находится.

— Главный священник, что в них находится?

— Регистрационные свидетельства жителей Хассе.

Было ясно, что он имел в виду те медали подданных, которые дети окропляют своей кровью во время церемонии крещения. В самом Эренфесте регистрацией простолюдинов, заключением их браков и отменой регистрации при похоронах занимается храм. Однако в других землях регистрация проводится только осенью, во время праздника урожая, а о смерти подданных уведомляет мэр. Следуя отчётам священников и сборщиков налогов, служащие в за́мке обрабатывают регистрационные свидетельства.

— Мы не знали, сколько человек понадобится казнить, а потому привезли все регистрационные свидетельства Хассе сюда. Но в обычной ситуации их нельзя выносить за пределы за́мка, — пояснил Фердинанд.

Скорее всего, это было похоже на то, как если бы вы вынесли ящик с конфиденциальными документами за пределы правительственного учреждения. В таком случае понятно, почему ответственный служащий должен был оставаться рядом, не спуская с них глаз.

Юстокс достал кусок пергамента и крикнул Экхарту:

— Проследи за тем, что никто не приближался.

После того, как в руке Экхарта появился штап, он превратил его в меч, после чего встал рядом с ящиком. Судя по его боевой стойке, он был готов зарубить любого, кто посмеет приблизиться. Его действия показывали, насколько ящик ценен.

— Юстокс, приступай.

— Понял.

Юстокс создал штап и произнёс «ме́са», превратив его в нож, после чего, с ножом и листом пергамента в руках, он направился к связанным лентами света изменникам. Их лица выглядели бледными и испуганными. Они лежали на сцене, а потому могли видеть лишь приближающиеся ноги Юстокса.

— Помогите, — послышался сдавленный голос.

Однако никто не ответил на эту мольбу. Юстокс, сказав что ему нужно взять кровь, опустился рядом с ближайшим человеком на колени.

Юстокс порезал ножом большой палец мужчины, который показался между лентами света. Появилась кровь, и Юстокс прижал к порезу пергамент, от чего на нём образовалось красное пятно.

«Это наверняка больно!» — подумала я. Пусть это делали и не со мной, но видя, как Юстокс порезал палец человека, и из того потекла кровь, я почувствовала, как и у меня заболел палец. Я сжала его, и чуть отвела взгляд, чтобы не видеть сочащуюся кровь.

Убедившись, что кровавый отпечаток поставлен, Юстокс легко взмахнул ножом. Я увидела, как красная полоса на ноже мгновенно исчезла. К моему удивлению нож снова стал чистым. Затем Юстокс продемонстрировал лист пергамента с кровавой отметкой находящимся на площади людям. В толпе раздались бормотания, а Фердинанд одобрительно кивнул.

После этого Юстокс направился к следующему лежащему на сцене мужчине, сделал очередную кровавую отметку на пергаменте и, вновь показав его толпе, направился к следующему.

— Главный священник, что вообще делает Юстокс?

— Отделяет регистрационные свидетельства изменников от свидетельств остальных людей. Это работа священников и служащих.

Регистрация подданных проводилась во время церемоний крещения. В случае дворян регистрировалась магическая сила, а в случае простолюдинов только кровь. Вот почему во время моей первой церемонии крещения мне было достаточно просто прижать свой окровавленный палец к белой медали. Больше ничего на этой медали не было, поскольку у меня даже не спрашивали имени.

Похоже, эти медали хранились в хронологическом порядке, но внешне нельзя было понять, кому они принадлежат. Поэтому для того, чтобы найти нужные свидетельства среди остальных, использовали кровь. Так, во время похорон священники прикладывают медаль к телу, чтобы убедиться, что она принадлежит умершему. По словам Фердинанда, во время похорон Майн он взял немного моей крови, чтобы найти мою медаль. Правда, я этого не заметила, потому что находилась без сознания.

На похоронах, проводимых за пределами Эренфеста, дощечку мазали кровью умершего. Затем эту дощечку передавали служащему, посетившему город во время праздника урожая. Все эти дощечки доставляли в за́мок вместе с собранными налогами. Дощечки потом возвращались с прикрепленными к ним медалями, после чего те становились надгробиями.

Пока Фердинанд объяснял мне про регистрационные свидетельства, Юстокс добрался до последнего человека.

— Тебе это с рук не сойдет! — воскликнула единственная среди шести изменников женщина.

Связанная полосами света, жена мэра с ненавистью смотрела на нас, а из её глаз текли слёзы.

«Это ужасно…» — подумала я, чувствуя на себе её испепеляющий взгляд. Я сглотнула, по коже побежали мурашки, а руки начали дрожать. Мне хотелось отступить и спрятаться за Фердинандом, ну или хотя бы просто отвернуться. Но Фердинанд сказал, что мне нужно наблюдать за казнью, так что у меня не было выбора, кроме как продолжать смотреть. Я стиснула зубы и крепко сжала кулаки, чтобы моя дрожь была не столь заметна.

Пока мы с женой мэра смотрели друг на друга, Юстокс с невозмутимым выражением лица закончил брать кровь. Слегка взмахнув ножом, он превратил его обратно в штап. Затем он снова взмахнул штапом и произнёс «а́усваль», от чего пергамент с кровавыми отметками окутало золотое пламя, словно магический договор. Пылая, лист пролетел над ящиком, который охранял Экхарт. Словно метеор, оставляя за собой хвост золотого пламени, пергамент сгорел и рассыпался пылью, которая опустилась на ящик. В следующий момент ящик загрохотал, хотя никто к нему не прикасался. Сначала открылось верхнее отделение, и из него вылетела медаль, затем остальные по очереди вниз, пока из ящика не вылетели все шесть медалей.

— О-о-о-о! — донёсся от людей на площади благоговейный возглас, когда белые медали, служившие регистрационными свидетельствами подданных, взмыли вверх и упали в ладонь Юстокса.

Он внимательно осмотрел их, а затем плавно подошёл к Фердинанду и опустился перед ним на колени.

— Прошу вас, господин Фердинанд, — сказал Юстокс, изящно протягивая медали.

— Благодарю, — ответил Фердинанд, принимая их.

После его слов Юстокс встал и сразу же вернулся к ящику. Плотно защелкнув замо́к, он встал перед ящиком, чтобы защищать его.

— Розмайн, отойди и встань рядом с Юстоксом, — указал мне Фердинанд.

После этого Фердинанд слегка взмахнул свободной правой рукой, и в ней появился штап. Понимая, что он собирается использовать какую-то магию, я сделала как мне сказали и отошла к Юстоксу. В центре сцены остался лишь Фердинанд.

Он осмотрелся, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, а затем высоко поднял штап. С конца штапа полилась магическая сила, образуя в воздухе перед Фердинандом сложные узоры и слова.

— Ах, я впервые это вижу! — взволнованно воскликнул Юстокс.

Его расширенные карие глаза сияли от радости. Он слегка наклонился вперёд, рассматривая магический круг, нарисованный Фердинандом.

— Юстокс, что происходит?

— Леди, такова казнь людей, что посмели восстать против герцога. Этому заклинанию учат только кандидатов в аубы, а поэтому никого не подпускают близко, когда оно произносится. Таким образом, никто не может услышать слова заклинания и рассмотреть детали сложного магического круга, — объяснил Юстокс. — Я знал, что существует магия, предназначенная специально для казни мятежников, но мне никогда не доводилось видеть её.

Судя по всему, такие казни были очень редки, потому что обычно никто не осмеливается восстать против герцога.

— Ох, я так рад, что смог приехать сюда в качестве служащего! — взволнованно произнёс Юстокс, сжав кулаки.

Услышав от Юстокса, что ему не терпится увидеть казнь, я наконец осознала, почему Фердинанд выглядел столь недовольным, когда тот прибыл, чтобы сопровождать нас. Я сделала шаг в сторону, чтобы оказаться от Юстокса подальше.

— Леди, однажды и вы научитесь этому заклинанию. Пожалуйста, сообщите мне, если у вас когда-либо появится возможность его использовать.

— Я буду молиться богам, чтобы у меня никогда не появилось такой возможности, — ответила я и мысленно добавила, что даже если такое произойдёт, то ни за что не стану ему сообщать.

После этого я вновь посмотрела на Фердинанда. Стоя в центре сцены, он взмахивал штапом. Судя по всему, он закончил рисовать магический круг, поскольку из того вырвался чёрный туман, колеблющийся словно пламя. Возможно, это было заклинание, связанное с Богом Тьмы. Я сделала такой вывод, потому что этот чёрный туман очень напоминал тот, что я видела во время засады, в которую мы попали на прошлогоднем весеннем молебне.

Губы Фердинанда, который не отводил взгляд от зловещего чёрного магического круга, шевелились, как будто он что-то напевал. Затем он разжал руку, и медали упали в мерцающий круг. Словно прилипнув к магическому кругу, они застыли в воздухе, а в следующий миг их окутало чёрным туманом.

— Экхарт, сними с них путы!

— Есть!

Услышав приказ Фердинанда, Экхарт быстро взмахнул штапом, отчего полосы света, связывающие шесть человек, в мгновение ока исчезли.

Реакция освободившихся людей была разной. Одни не двигались и в замешательстве моргали, не понимая что происходит. Другие закричали и попытались сбежать. Женщина бросилась к Фердинанду, возможно, надеясь сбить его с ног.

— Главный священник?! — выкрикнула я, когда жена мэра кинулась к центру сцены. — Осторожнее!

Однако, несмотря на мой отчаянный выкрик, Фердинанд даже не посмотрел на женщину. Не сводя глаз с магического круга, он проговорил:

— Не беспокойся. Они ничего не смогут сделать.

Он был прав, люди могли двигаться лишь несколько мгновений. И мэр, который встал на дрожащих ногах, надеясь убежать, и его жена, которая бросилась на Фердинанда, спустя несколько шагов застыли на месте, а затем повалились на сцену. Люди попытались встать, вот только пусть они и могли двигать руками, их ноги оказались парализованы.

— Ноги! Я не чувствую ног! — раздался душераздирающий крик женщины.

Затем послышались полные боли, страха и отчаяния крики остальных людей.

— Пожалуйста, нет!

— Помогите!

— Как больно!

Я прищурилась, чтобы увидеть, что с ними стало, и заметила, что ноги всех шестерых светло-серые. Сперва я подумала, что, возможно, они просто носят одинаковую обувь, но это было не так. Серый цвет перекинулся на их одежду и стал распространяться всё выше, отчего их ноги перестали подавать хоть какие-то признаки движения.

— Кажется, их ноги превращаются в камень…

— Да, это распространится на всё их тело, — ответил мне Юстокс.

Не скрывая восторга, Юстокс наблюдал за происходящей сценой. Вот только я совершенно не разделяла его восторга. Если бы не строгие взгляды Фердинанда, которые тот изредка бросал в мою сторону, я бы уже закрыла глаза и заткнула уши, чтобы не видеть корчащиеся тела и не слышать истошные крики.

Чёрный туман сжигал медали, словно пламя, и они постепенно теряли форму. Когда их размер уменьшился вдвое, люди обратились в камень по пояс. Их тела затвердевали у меня на глазах, а когда серость дошла до шеи, они потеряли даже способность кричать.

После того, как медали догорели и рассыпались, тела людей полностью потеряли цвет, превратившись в каменные статуи. Внезапно Фердинанд взмахнул штапом, и магический круг исчез. В следующее мгновение все шесть статуй начали разрушаться. Через них прошли больши́е трещины, и окаменевшие тела стали распадаться на куски, с громким стуком падая на сцену. От падения эти куски крошились, становясь всё меньше, превращаясь в песок. В конце концов, останки людей стали пылью, которую развеял всё ещё холодный весенний ветер.

После них не осталось ни медалей, которые можно было бы прикрепить к надгробиям, ни самих тел. Таким был конец для изменников. Им не полагалось ни погребения, ни оплакивания.

«Это ужасно…» — думала я, не в силах забыть выражения страха и отчаяния на их лицах. Истошные крики до сих пор звучали в моих ушах, а перед глазами стояла картина их мучений. Живых людей превратили в каменные статуи, которые рассыпались в пыль и исчезли. Люди не должны умирать столь чудовищным образом.

— Это было потрясающе, леди, не так ли? — взволнованно спросил Юстокс.

У меня не было сил даже изобразить фальшивую улыбку и кивнуть. Я просто не понимала, как можно так беззаботно говорить о такой бесчеловечной казни. Это слишком ужасно.

Мои руки и ноги стали неестественно холодными. У меня сводило живот от отвращения к произошедшему. Я бы предпочла потерять сознание, чтобы не испытывать захлёстывающие меня эмоции, вот только ни моя выносливость, ни моя магическая сила не были истощены. Без права закрыть глаза, я могла лишь продолжать стоять на краю сцены и наблюдать.

На площади было тихо. На лицах людей отчётливо читался страх перед дворянами. Они только что стали свидетелями того могущества, которым обладали дворяне, а в их сердцах глубоко запечатлелось, с какой лёгкостью могут отнять их жизни.

Когда всё закончилось, Рихт, стоявший на коленях на противоположной стороне сцены, встал и громко обратился к людям на площади:

— Все изменники казнены. Они пошли против герцога и навлекли беду на весь наш город. Из-за них Хассе был заклеймён городом мятежников. Чтобы смыть с себя это клеймо и получить искупление, нам нужно упорно трудиться, пока дети, только прошедшие крещение, не достигнут совершеннолетия, и годы после этого. Мы должны трудиться сообща, чтобы отплатить святой Эренфеста, спасшей нас от казни, за её милость. Нас ждут трудные времена, но мы должны все вместе преодолеть их.

На лице Рихта читалось такое же напряжение, что и на лицах остальных людей, но он всё равно пытался вернуть Хассе в прежнее русло. Ничего ещё не закончилось. Хассе предстоит ещё долгий путь искупления перед семьёй герцога. Его решимость тронула меня. Ведь ничего еще не закончилось не только для Рихта и Хассе, но и для меня, как святой Эренфеста.

Я сделала глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями. Крики всё ещё звучали в моих ушах, но я не могла позволить им влиять на меня. Урегулирование ситуации в Хассе после казни мэра также являлось частью порученной мне задачи. Чтобы помочь городу восстановиться, Рихту и мне требовалось тесно сотрудничать.

Я медленно подошла к центру сцены, стараясь выглядеть как можно спокойнее и грациознее. Меня трясло, а к горлу подступала кислота, но я изо всех сил старалась держать себя в руках, направляясь к Фердинанду. Когда я остановилась рядом с ним, все взгляды людей не только на площади, но и на сцене, оказались прикованы ко мне.

Я на мгновение прикрыла глаза, вот только при этом передо мной встала картина корчившихся от боли и ужаса людей. Покачав головой, чтобы отогнать наваждение, я подняла голову и решительно подошла к Фердинанду.

— Розмайн, сюда.

Фердинанд протянул мне усиливающий голос магический инструмент и отступил на шаг. Крепко сжав инструмент, я поднесла его ко рту и сделала медленный вдох.

— Жители Хассе… — начала я.

Мой голос дрожал. Сглотнув, я сделала ещё один вдох и продолжила:

— Жители Хассе, пожалуйста, продержитесь этот год.

На этот раз мой голос прозвучал заметно ровнее. Я понимала, что хоть дворяне и могли своим могуществом довести людей до глубин отчаяния, но они же могли и спасти жизни людей. Раз мне дали роль святой, то я хотела дать жителям Хассе хотя бы какую-то надежду. Радуясь, что мне удалось подавить беспокойство, я продолжила.

— В зависимости от ваших усилий, герцог решит, будет ли проведён весенний молебен в следующем году. Я буду просить герцога, чтобы он смилостивился, но решающим условием будут ваши дела.

Если в течение года они будут усердно работать, то в следующем году весенний молебен состоится.

После моих слов потрясенные лица крестьян немного просветлели. Я слышала, как с площади доносятся их слова: «Если всего год, то как-нибудь продержимся», «Да, давайте постараемся». Видя, что к ним вернулась надежда, я почувствовала, как бремя на моих плечах стало немного меньше.

— Было доказано, что среди вас нет мятежников. Теперь, пожалуйста, подтвердите своими делами, что Хассе заслуживает прощения. Тогда я смогу в следующем году вновь посетить Хассе во время весеннем молебна, чтобы вознести молитвы и дать вам благословение.

Под радостные возгласы людей я, следуя указаниям Фердинанда, отправилась на ездовом звере в монастырь. В пандобусе со мной находились Бригитта, Фран, Зам, Юстокс и его ящик.

— Госпожа Розмайн, вы хорошо постарались.

— Спасибо, Бригитта.

Мне удалось ей улыбнуться, вот только у меня голова шла кругом. От произошедшего меня тошнило. Хотелось, чтобы всё это уже прекратилось. Я мечтала сбежать от реальности, погрузившись в мир книг, или хотя бы поскорее заснуть, чтобы ни о чём не думать.

Когда мы приземлились перед входом в монастырь, нас встретили служители, сотрудники компании «Гилбе́рта», а также наши слуги. Они стояли на коленях, ожидая нас.

— Юстокс, Экхарт, Дамуэль, Бригитта, отправляйтесь в молитвенный зал, создайте там себе комнаты и обустройте их, — сказал Фердинанд, протягивая каждому из них красный магический камень.

Все четверо, а также их слуги, сразу же отправились выполнять указание Фердинанда. Юстокс приказал своим слугам принести столь важный для него ящик из моего ездового зверя.

Когда все вышли из пандобуса, я убрала его. Я была настолько опустошена, что не поднимала глаз от земли. К горлу вновь подступила кислота. Я не могла позволить, чтобы меня вырвало на глазах у всех, а потому с трудом сглотнула и вытерла рукавом подступившие слёзы.

— Розмайн… ты бледна. Тебе следует отдохнуть. Слуги, приготовьте ей комнату, — приказал Фердинанд.

Мои слуги поспешно встали и зашли в монастырь. Магический инструмент, чтобы открыть мою потайную комнату, я вручила Гилу, который пошёл первым. Несмотря на то, что моя комната была в некоторой степени готова, все же оставалось сделать некоторые мелочи, прежде чем я смогу отдохнуть.

Проводив слуг замутнённым взглядом, я бесцельно огляделась. Среди встречающих меня людей я увидела папу. Он выглядел невероятно встревоженным, и я легко могла догадаться, что он сейчас ломает голову над тем, как мне помочь. Мне ужасно захотелось броситься ему на грудь с криком «Папа!» и разрыдаться.

— Розмайн, — произнёс Фердинанд, положив руку мне на плечо.

— А… что?

Я сразу же пришла в себя и поняла, что мне ни при каких условиях нельзя было делать нечто подобное. Я опустила протянутую руку и поставила ногу на место. Когда Фердинанд приказал мне идти, папа протянул мне свой плащ.

— Госпожа Розмайн, если вы не против, пожалуйста, возьмите. Вы выглядите замёрзшей.

Я опустила глаза на плащ, а затем перевела взгляд на Фердинанда, который пристально смотрел на папу. Но папа лишь спокойно посмотрел на него, всё также продолжая протягивать мне плащ.

Фердинанд ещё какое-то время холодно смотрел на папу, затем опустил на меня взгляд и нахмурился.

— Розмайн, тебе холодно?

— Холодно…. Мне очень-очень холодно. Большое спасибо, Гюнтер.

Я взяла у папы плащ и прижала его к себе. Он был слегка пыльным, но не настолько, чтобы я не могла почувствовать запах папы. От этого я ощутила и облегчение, и горечь. У меня на глазах навернулись слёзы, и я тут же зарылась лицом в плащ.

— Глава храма, пожалуйста возьмите, если вам холодно, — донёсся до меня голос.

— Нет, возьмите мой! Он намного теплее, — сказал ещё кто-то.

От столь неожиданных слов мои слёзы мгновенно прекратились. Я подняла глаза и увидела, как пятеро солдат наперебой протягивают мне свои плащи. Увидев перед собой целую стену из плащей, я не могла не улыбнуться. От одного этого тяжесть в моём сердце стала немного меньше.

— Простите, боюсь, я не смогу унести больше. Но я очень благодарна вам за вашу доброту.

Сжимая в руках папин плащ, я отправилась в свою потайную комнату, которую слуги подготавливали мне для сна. Чтобы не мешать им, я отошла в угол и развернула папин плащ, надеясь в него закутаться.

— Розмайн, одолжи мне его, — произнёс Фердинанд.

— Ни за что, — ответила я, крепко сжав плащ, чтобы защитить его от Фердинанда, уже протянувшего руку.

Потирая одной рукой висок, он схватил другой край плаща.

— В таком виде ты не можешь забрать его в постель. Позволь мне его очистить. Ну же, отдай.

— Очистить? — спросила я, наклонив голову.

Фердинанд воспользовался моим изумлением, чтобы отобрать плащ. Затем он создал штап и что-то пробормотал. После этого возник водяной шар, который окутал плащ, а затем исчез.

— Что это за магия? — спросила я.

— Как я уже говорил ранее, это очистка.

Как оказалось, это была незаменимая магия для рыцарей, которые могли находиться несколько дней на природе, во время истребления магических зверей. По словам Фердинанда, ею пользовались, чтобы очистить себя и свои вещи.

— Я даже не знала, что есть такая удобная магия. Впервые о ней слышу.

— Тебе она не нужна. И в храме, и в замке у тебя есть слуги, — объяснил Фердинанд.

При наличии слуг, которым можно поручить такую работу, использование магии очистки было бы напрасной тратой магической силы для дворян. Но в обстоятельствах, когда приходилось проводить много времени на природе без каких-либо слуг, другого выхода не было.

— Сейчас особый случай. Ты не можешь в таком виде забрать его в постель, однако времени на стирку тоже нет, — продолжил Фердинанд, набросив мне на голову чистый плащ, от которого больше не пахло пылью. — Хорошо отдохни. Я объясню обстоятельства людям из компании «Гилбе́рта».

Затем он развернулся и вышел из комнаты, давая мне понять, что у него больше нет ко мне никаких дел.

Пока я нюхала плащ, до меня донёсся голос Гила. Он сообщил Франу, что принёс достаточно горячей воды, чтобы я могла принять ванну.

— Госпожа Розмайн, ваша ванна готова. А вам обоим следует выйти, — сказала Моника, выгоняя Франа и Гила из комнаты.

В тот день я спала, закутавшись в папин плащ. Он отогнал все тревожные мысли, и мне не приснилось ни одного плохого сна.