Том 3 Глава 237 Эпилог

Экхарт находился в особняке Фердинанда, и сидя напротив хозяина дома, ел сладость, известную как «печенье».

— Это один из рецептов Розмайн? Вкус отличается от того печенья, что мы ели во время весеннего молебна, — заметил Экхарт.

— Похоже, что в дороге им просто не хватало подходящей кухонной у́твари. Не говоря уже о том, что в этом печенье в качестве одного из ингредиентов используются чайные листья, — ответил Фердинанд.

Печенье со вкусом чая, изобретённое Розмайн, пришлось ему по вкусу, поэтому всякий раз, когда её повара готовили в храме печенье, она просила их испечь с расчетом и на Фердинанда.

— Когда я упомянул, что собираюсь встретиться с Карстедом в своём особняке, она передала мне довольно много сладостей, — продолжил Фердинанд. — Все её сладости ​​имеют различные оттенки вкуса, что позволяет ей подстраиваться под вкусы тех, с кем она встречается. По её словам, этот фунтовый кекс испекли с выдержанными в вине фруктами, поскольку Карстеду такой вкус нравится больше всего. Я и сам такой предпочитаю. Мне нравится его умеренная сладость и отчётливый привкус вина.

Экхарт удивился, услышав о предпочтениях своего отца, о которых он сам не подозревал. Вплоть до недавнего времени, когда Розмайн крестили как его сестру, она была страдающей пожиранием простолюдинкой. А вскоре после этого оказалась удочерена ​​герцогом и герцогиней ради процветания Эренфеста в виде магической силы и достижений в полиграфии.

— Розмайн выросла в храме и поэтому встречалась с отцом нечасто, — сказал Экхарт, следуя легенде о том, что Розмайн является его родной сестрой. — И всё же она так хорошо знает его вкусы. Как такое возможно?

— На самом деле всё просто. Розмайн продает свои рецепты сладостей Эльвире, Эльвира подаёт сладости на чаепитиях, а там, в свою очередь, дворянки делятся информацией. По словам Розмайн, вполне естественно изучать предпочтения своих клиентов, чтобы предложить им то, что они захотят купить. Она действует как торговец, но изучение пристрастий людей, с которыми приходится иметь дело — это навык, которому полезно научиться и дворянам. За рецепты, что она продаёт мне, Розмайн пытается выторговать максимальную цену, причём использует для этого самые разнообразные средства манипуляции, — небрежно сказал Фердинанд.

Поскольку он выразился довольно сухо, мало кто понял бы, что имелось в виду на самом деле, но по сути он говорил, что Розмайн обладает талантом использовать слабости людей во время переговоров. Экхарт был знаком с Фердинандом с давних пор и хорошо знал, насколько тот требователен, поэтому воспринял само упоминание этого факта как чрезвычайно высокую похвалу.

— Господин Фердинанд, уникальные у неё рецепты или нет, но я совершенно не ожидал, что во время весеннего молебна вы доверите все наши блюда личному повару Розмайн.

Вот только намёк Экхарта полностью ускользнул от Фердинанда.

— Дело не в том, что я доверил ей всё. Чтобы уменьшить нагрузку на её повара, я предложил в помощь своих, но Розмайн отказалась, сказав, что это явная уловка с целью бесплатно получить её рецепты. Не имея другого выбора, я согласился просто предоставить ингредиенты, — недовольно ответил Фердинанд и откусил кусочек печенья.

— На самом деле меня удивляет факт, что вы совершенно не опасались яда.

За исключением каких-либо особых обстоятельств, дворяне не позволяли своим поварам работать вместе, опасаясь, что еду могут отравить. Фердинанда можно назвать весьма осторожным человеком, и он больше чем кто-либо другой проявлял осмотрительность в этом отношении. Трудно поверить, но он настолько доверял Розмайн, что изменил своим привычкам. Разумеется, она начинала есть первой, чтобы продемонстрировать отсутствие яда, но Экхарту никогда бы не пришло в голову, что Фердинанд может начать есть следом, без дополнительной проверки на яд кем-то из его слуг.

То же самое можно было сказать и о сладостях, которое они ели прямо сейчас. Она чуть ли не заставила Фердинанда взять их, зная, что он вскоре подаст их гостю и, следовательно, должен сначала съесть их сам, чтобы продемонстрировать безопасность угощения. Это было немыслимо, ведь Фердинанд никогда бы не сделал так в прошлом.

— Господин Фердинанд, я несколько встревожен, потому что не понимаю, почему вы так ей доверяете.

Чтобы завоевать доверие Фердинанда, Экхарту потребовалось очень много времени, поэтому он немного завидовал, видя, как быстро Розмайн покорила его. Что заставляло других так доверять ей? Что делало её и Экхарта такими разными? Экхарт размышлял над этими вопросами на протяжении всего весеннего молебна, но так и не нашёл ответов.

Розмайн постоянно добавляла проблем Фердинанду, будь то ситуация в Хассе, её слабое телосложение или те сложности, которые возникали во время сбора ингредиентов. И всё же, несмотря на то, что он хмурился и отчитывал её каждый раз, когда она создавала проблемы, на самом деле Фердинанд, казалось, получал удовольствие, проводя время с Розмайн. Он следил и ухаживал за ней, словно за драгоценным растением, давал ей дорогие лекарства. Хотя многим это могло показаться нормальным, учитывая его статус опекуна, любой, знавший Фердинанда, оказался бы поражён его действиями. По крайней мере, он вёл себя совсем не как тот Фердинанд, которого знал Экхарт.

— Тебе интересна причина, по которой я доверяю Розмайн? В основном это потому, что она выросла в храме и лишена лживых наклонностей чистокровных дворян. К тому же есть много других вещей, которые я видел своими глазами. Я не могу говорить о них здесь, но достаточно сказать, что они меня полностью убедили.

Когда Фердинанд сказал, что Розмайн выросла в храме, он сделал это с пониманием, что Экхарт на самом деле знает правду. Другими словами, он сказал Экхарту, что доверяет Розмайн именно потому, что она выросла как простолюдинка, а не как дворянка. Экхарт увидел в этом достаточную разницу между собой и Розмайн, тем самым найдя ответ на вопрос, который его так мучил.

* * *

— Господин Фердинанд, достопочтенный господин Карстед прибыл, — объявил Разфам, пропуская Карстеда в комнату.

После женитьбы и переезда Экхарт редко посещал дом своей семьи, если его не звали. Он впервые за долгое время увидел своего отца вне рыцарского ордена. Карстед обменялся приветствиями с Фердинандом, сел на предложенное место и посмотрел на сына.

— Экхарт, ещё раз спасибо за помощь, — сказал он, имея в виду его службу эскортом во время весеннего молебна.

— Не стоит благодарности. Я рад, что мне представилась возможность снова поработать с господином Фердинандом. Пожалуйста, назначайте меня и впредь на подобные задания.

Сказанное было отражением его истинных чувств. Когда Фердинанд присоединился к храму, Экхарт больше не мог следовать за ним и был освобождён от обязанностей рыцаря сопровождения. Ему всё же было позволено сопровождать Фердинанда, но не всегда, а только когда тот посещал замок по служебным делам. И даже в этих случаях ему запрещалось служить эскортом, если в замке присутствовала мать герцога, Вероника.

Теперь, когда Веронику арестовали, и Фердинанд стал одним из опекунов Розмайн, он мог свободнее посещать замок, пусть даже ему позволяли приходить только по причинам, связанным с его подопечной. Экхарт радовался любой возможности сопровождать Фердинанда, поэтому был готов присоединиться даже к религиозной службе, вроде весеннего молебна. Как предлог он использовал просьбу обеспокоенного отца защищать свою младшую сестру.

Фердинанд достал два магических инструмента, блокирующих звук, и положил их на стол.

— Пожалуйста, возьмите это.

Сбор ингредиентов для Розмайн держался в секрете, а потому обсуждать его, даже в особняке Фердинанда, полагалось только с использованием магических инструментов.

— Итак, — начал Карстед, — оказался ли сбор ингредиента для Розмайн столь же успешен, как и зимой?

— Безусловно. Для нас это оказалось неприятным опытом, но сам сбор имел ошеломительный успех.

Фердинанд описал Карстеду неприятные и довольно загадочные события, произошедшие в Ночь Фрютрены. Истребление талфрошей накануне днём, похищение ездового зверя Розмайн глубокой ночью, магический барьер, не позволяющий пройти мужчинам, сияющие шары магической силы, парящие в красном лунном свете, пе́сенное подношение Розмайн, вырастившее рэйре́ны, сбор нектара и исчезновение таинственного барьера вместе с восходящим утренним солнцем.

Экхарт рассказал о том, как они увидели уменьшившийся под ногами Розмайн лист, в то время как сама она смотрела в небо, и как Фердинанд на ездовом звере бросился спасать её, прежде чем она упала бы на землю.

Фердинанд поморщился и сказал, что, оценивая произошедшее ещё раз, на самом деле ему незачем было так спешить, спасая её. Сейчас он едва ли походил на того Фердинанда, который мучительно смотрел на уменьшающиеся листья, снова и снова ударяя магической силой в истончающийся барьер, пока тот не разрушился, а затем устремился в небо на максимально возможной скорости.

Экхарт удивлённо моргнул, а Фердинанд сделал глоток чая и, нахмурившись, продолжил.

— Падение в источник никак не повредило бы Розмайн. Она уже падала в него накануне, когда мы охотились на талфрошей, и осталась невредимой, — сказал он недовольно. — Ты помнишь, как она сказала, что вода загадочным образом приятна и в ней нельзя захлебнуться? Она бы не умерла, упав в него. Источник защитил бы её.

Теперь Экхарт понял, что происходит. Фердинанд чувствовал себя неловко, накричав на Розмайн из-за того, что та не использовала своего ездового зверя, тогда как, на самом деле, он ей и не требовался.

— Господин Фердинанд, мы не знаем наверняка, защитил бы её источник от падения с настолько большой высоты. Я всё ещё считаю, что поймать её было лучшим решением, — сказал Экхарт.

— Это просто… невероятно. Я никогда не слышал ничего подобного, — сказал, нахмурившись, Карстед и скрестил руки на груди.

— Несомненно. Эту ночь нельзя объяснить общепринятым здравым смыслом. Кроме того, имеется ещё нектар, собранный из цветка рэйре́на, который Розмайн вырастила с помощью своей магической силы. Он обладает множеством неожиданных для подобного материала свойств. Прежде всего…

Фердинанд принялся очень подробно перечислять свойства собранного нектара. Похоже, имелась больша́я разница между нектаром, что собрал Юстокс в обычный день, и тем, что получен в Ночь Фрютрены.

— Ёмкость нектара совершенно ненормальна, возможно, из-за огромного количества магической силы, которая в ту ночь собралась возле источника. В нектаре не только значительно больше магической силы, чем в том, который принёс Юстокс, но и такая впечатляющая чистота атрибута воды, что я вообще не могу почувствовать в нём какие-либо другие.

Вдобавок ко всему, он обнаружил, что несмотря на общепринятое мнение, согласно которому при окраске материала другие люди не смогут воспользоваться им, вполне возможно перекрасить нектар из рэйре́на, выращенного Розмайн. Фердинанд подчеркнул этот факт, и в его голосе послышалось волнение, когда он заявил, что это открытие потенциально может опровергнуть устоявшиеся знания, которые преподают в дворянской академии.

Но если у Фердинанда имелась сильная тяга к исследованиям, то Карстед был рыцарем до мозга костей. Он кивал, слушая объяснения Фердинанда, но они не были ему интересны, и его апатия становилась все более и более очевидной.

«В этом я мало чем отличаюсь от отца…» — подумал про себя Экхарт. Но он продолжал молча слушать. Ему нравилось видеть Фердинанда полным энтузиазма, пусть подобные исследования самого Экхарта и не интересовали. Будь здесь Юстокс, тот, в свою очередь, ловил бы каждое слово Фердинанда.

— Мне очень интересно, является ли нектар особенным из-за того, что он собран в Ночь Фрютрены, или всё дело в Розмайн. Интересно, произойдёт ли с другими материалами нечто подобное, если напитать их её магической силой. Также мне бы хотелось изучить влияние Ночи Фрютрены на Купальню богинь, но, к сожалению, там не только барьер, препятствующий проходу мужчин, но и, похоже, магическая сила, оказывающая психическое влияние на тех, кто вступает с ней в контакт, — сказал с сожалением Фердинанд, подводя к печальному выводу, что это желание будет крайне сложно реализовать.

Понимая, что это отличный момент, чтобы остановить монолог об исследованиях, Карстед посмотрел на Экхарта, и тот кивнул в ответ. Они прекрасно поняли друг друга — обоим хотелось сменить тему.

— Понятно, — сказал Карстед. — Я полагал, что должен уже привыкнуть, но когда дело касается сбора ингредиентов Розмайн, твои отчёты каждый раз удивляют меня. Но особенно я был поражен во время охоты на шништо́рма, увидев её с копьём Лейденшафта в качестве оружия. Я знаю, что в рыцарском ордене нет оружия, подходящего для кого-то с её уровнем магической силы, но никогда бы не подумал, что ритуальное украшение из храма можно использовать подобным образом. И уж точно не ожидал, что оно покажет такую ​​разрушительную мощь, — размышлял он, поглаживая усы.

Естественно, тот факт, что Розмайн смогла дать всему рыцарскому ордену благословение бога храбрости Ангрифа, тоже являлось поразительным подвигом. Но Экхарт уже был знаком с её благословением, поэтому копьё Лейденшафта произвело на него гораздо большее впечатление. Шништо́рм бушевал посреди сильной, казавшейся сплошной белой стеной метели, однако после совместной атаки ордена, ослабившей зверя, единственной полосы синего света, упавшей с неба, хватило, чтобы уничтожить его одним ударом.

— Я тоже был очарован этим сияющим синим копьём. Но, господин Фердинанд, почему вы решили, что копьё, служившее украшением в храме, может выдержать подобное сражение?

— В старых записях я обнаружил, что имеющиеся в храмах каждого герцогства божественные инструменты, которые по сути являются магическими инструментами, действительно использовались в практических целях. Эти инструменты может использовать любой, кто окрасит их своей магической силой, а поскольку Розмайн не может использовать штап, я решил, что копьё послужит ей подходящим оружием, — объяснил Фердинанд.

Вероятно, подобные факты мог знать только такой страстный исследователь, как он. Фердинанд тщательно изучал все доступные работы и документы, даже те, на которые не взглянул бы ни один нормальный человек. Карстед кивнул, впечатлённый не меньше Экхарта.

— Но хотя вы могли оценить силу копья Лейденшафта во время битвы со шништо́рмом, для убийства которого хватило одного удара, божественные инструменты, безусловно, неудобны в использовании. Вы не можете использовать их как собственное оружие, не наполнив до краёв невероятным количеством магической силы. Из-за этого ужасного ограничения божественные инструменты могут послужить лишь одноразовым оружием. Их нельзя сравнивать с личным оружием, которое каждый может создать, используя штап.

Фердинанд назвал копьё оружием, для использования которого требовалось очень много магической силы, чтобы уклончиво указать на ошеломляющее её количество у Розмайн. Она была простолюдинкой с пожиранием, но сумела дожить до крещения, обладая такой невероятной силой. Само её существование казалось ненормальным.

— Кстати говоря, я слышал, что Розмайн занималась какой-то масштабной торговлей в замке, чтобы быть в состоянии заплатить за магический камень шништо́рма. Что случилось с её бюджетом? — спросил Карстед.

Розмайн регулярно перемещалась между замком и храмом, но, поскольку обычно она проводила больше времени в последнем, управлять её бюджетом было поручено Фердинанду. Средства, необходимые для оплаты камня рыцарскому ордену, уже были учтены и переданы в храм, и всё же Розмайн трудилась, чтобы заработать деньги самостоятельно.

— Розмайн вбила себе в голову, что если ей нужны деньги, она должна заработать их сама. Она не рассматривает никаких альтернатив. Когда она взяла новых слуг, я сообщил ей, что ты и Сильвестр покроете расходы, но это не возымело никакого эффекта.

Когда Фердинанд сказал ей, что её отцы заплатят за слуг, Розмайн тут же попыталась заработать деньги, чтобы вернуть долг. Экхарт пришёл к выводу, что очень странное представление его младшей сестры о деньгах, связано с тем, что она выросла как простолюдинка.

— Она до такой степени полна решимости зарабатывать деньги самостоятельно, что абсолютно непреклонна в отношении собственной финансовой независимости. Возможно, она просто любит зарабатывать деньги. На данный момент, я решил оставить её в покое. Её действия стимулируют экономику Эренфеста и вызывают изменения внутри политических фракций. Тем не менее, я считаю необходимым вмешиваться, когда она несанкционированно продает иллюстрации с чьим-то портретом.

— Ах… Те иллюстрации, — с кривой улыбкой сказал Карстед, поглаживая усы.

Фердинанд, разумеется, имел в виду три конкретных иллюстрации. Следует отметить, что Эльвира, Юстокс и Экхарт обладали полными коллекциями. Как Эльвира, так и Экхарт сокрушались, что больше никогда не будет выпущено похожих картин этого великолепного художника.

— Полагаю, она стремится к производству книг, а не иллюстраций. Её всегда интересовали только книги, и они будут продаваться среди детей дворян лучше, чем когда-либо продавались бы иллюстрации, — сказал Фердинанд с явным облегчением, но затем вдруг скривился и начал стучать пальцем по виску.

— Что-то случилось, господин Фердинанд?

— Я беспокоюсь о будущем. Количество детей, покупающих книги в качестве учебных материалов, ограничено. К тому же, одной купленной книгой могут пользоваться братья и сестры. Несомненно, дети будут продолжать рождаться, но круг её покупателей не будет расти так же быстро. Либо она перейдёт к изобретению новых продуктов, либо провернёт какую-нибудь хитрую схему, чтобы увеличить каналы продаж. В любом случае, она обязательно сделает что-то проблемное.

— И что именно она может сделать?

— Если бы я знал, не было бы причин для беспокойства. Почти невозможно предсказать, какие идеи родятся в её сумасшедшем разуме, — сказал Фердинанд, вспоминая о прошлых словах и действиях Розмайн в поисках подсказок. — Она как-то упомянула о том, что просила своих Гутенбергов улучшить печатный станок… что там ещё? Что-то о желании продолжить эксперименты с бумагой. Это напомнило мне, что зимой у неё была встреча с гибом Илльгнером, и, согласно докладу Рихарды, она намеревается посетить его земли в течение следующих нескольких лет. Может быть, это оно? Неужели неизбежная катастрофа случится именно в Илльгнере?

«Его память всё так же впечатляет», — подумал Экхарт, как всегда восхищённый. Однако Карстед покачал головой и сказал:

— Перед этим тебе стоит побеспокоиться о летнем сборе. Что-то неожиданное происходило во время каждой прошлой попытки, и я сомневаюсь, что летом всё пройдёт по-другому. Ты уже решил, полетите вы на гору Лоэнбе́рг или на гору Бальшмидт?

Фердинанд нахмурился, плотно сдвинув брови.

— Гора Бальшмидт была бы более безопасным выбором, но только на горе Лоэнберг есть ингредиент, который будет соответствовать качеству уже имеющихся у нас ингредиентов. Я намереваюсь заполучить яйца ризефальки.

Ризефальки были гигантскими белыми летающими магическими птицами, о которых говорили, что они успокаивают гнев бога огня Лейденшафта. Эти птицы были довольно сильными, а потому украсть их яйца требовалось как можно быстрее. Сможет ли медлительная Розмайн справиться? Им нужно будет двигаться крайне быстро, и при этом оставить в живых как можно больше магических зверей Лоэнберга, иначе разразится гнев Лейденшафта. В прошлом Юстокс уже подверг их всех большой опасности, украв слишком много яиц, тем самым вынудив Фердинанда использовать несколько ценных магических камней ради спасения их жизней.

В любом случае, лишь в одном Экхарт не сомневался — спокойно летний сбор не пройдёт.

Загрузка...