Ник.
Мы сбежали вниз с холма, Глеб впереди тащил как котенка Артема. Я взял часть амуниции у Димы, а то бедолага задыхался от непосильной ноши.
— Где встретимся? — спросил Глеб, обернувшись на ходу.
— Я не думаю, что мы далеко уйдем с таким грузом, — ответил я, показывая на Диму. — Так что где-то за трассой и нагонишь нас.
Глеб кивнул, затолкнул онемевшего мальчишку в машину.
— Ладно, я быстро, — хлопнула дверь, машина срывается с места, выпускает облако дыма и пыли. — Но без меня ничего не делайте! — крикнул он в окно.
— Да мы ничего и не успеем сделать, — сказал я, — зверь, возможно, сейчас ближе к нам, чем когда-либо, но не настолько.
Машина скрылась за пылевым облаком. Мы с горе-охранником пошли в другую сторону, вдоль опушки леса.
Дима выудил из кармана рацию.
— Кому собрался звонить? — спросил я, поправляя на ходу рюкзак.
— Д-доложить своему н-начальству о нашем перемещении. Я же лицо подотчетное. М-мало ли ч-чего. Да и подмогу нам надо вызвать, н-наверное.
— Зачем? — спросил я, что-то мне не нравится в этом Диме.
— Ну, к-как же? — выпучил он глаза. — Мы же его вот-вот д-догоним. К-кто его знает, ч-чего ожидать.
— Это верно. Даже я не знаю теперь чего от него ожидать. Похоже, что мы все ошибались на его счет. Особенно я.
До трассы мы шли молча, если не считать глухого ворчания охранника. Дорога заняла больше времени, чем я предполагал.
Обогнув высокие ивовые кусты, мы оказались перед высокой насыпью трассы.
На дороге чуть дальше стояла машина Глеба, сам он нервно ходил вдоль дороги.
— Вот вы где! — воскликнул он, — я уже минут десять здесь торчу! Не знаю, то ли вы уже прошли, то ли еще нет! И позвонить никак — батарея села.
Он потряс в воздухе своим мобильником, кинул в карман.
Мы вскарабкались на насыпь, перевели дух. Дима обессилено свалился прямо на асфальт на краю бровки, рукавом вытер со лба крупные капли пота, закашлялся.
— Д-дайте воды кто-н-нибудь!
Я кинул ему вещмешок.
— Там была еще вода, вроде бы, — повернулся к Глебу. — Он рядом, я чувствую его все сильней. Только что внизу я… как это сказать, приложил руки, в общем, к земле, — Глеб кивнул, мол, понял, о чем я. — Так вот, он тут встретился с какими-то мужиками, потом быстро перебежал дорогу вот здесь.
Я провел рукой поперек дороги. Глеб и Дима одновременно повернули головы, замерли, надеясь, видимо, увидеть эти следы на высохшем асфальте. У Димы остатки воды из бутылки пролились на грудь.
— Давно? — спросил Глеб.
— Трудно сказать точно, — ответил я, — может полчаса, может меньше…
— Черт! — у Глеба от возбуждения вздулись вены на руках. — Надо быстро за ним!
Он подбежал к Диме, схватился за автомат. Дима от неожиданности и испуга выпустил из рук бутылку, которая покатилась по дороге, разливая остатки воды, судорожно вцепился в оружие.
— Н-нет! Нельзя! Отпусти!
— Ты все равно не умеешь им пользоваться, болван! — Глеб упорно тащил за ремень автомата, Дима волочился за ним, пыля по бровке дороги и собирая в кучки гравий. Мимо, сигналя и рыча, пролетела «десятка».
— Да оставь ты его, Глеб! — сказал я, схватил за плечо. — Пошли!
Первый сбежал с дороги на другую сторону. Глеб отпустил ремень, махнул на серого от пыли охранника рукой и побежал следом.
— А машина? — спросил он на ходу. — Тут ее оставить, что ли?
Я присел на корточки, опустил руки на землю.
— Тут до реки рукой подать, — ответил я, одновременно прислушиваясь к сигналам, вибрирующим по поверхности земли. — Ему некуда деться. Он в ловушке… стой!
В следующий миг я не поверил своим ощущениям, прижал ладони плотнее — так и есть!
— Что? — спросил Глеб через плечо. — Что там еще!? Ну, не молчи ты!
Я поднялся, посмотрел в растерянные глаза друга, перевел взгляд на испуганные глаза Димы, появившегося незаметно рядом.
— Ч-что с-с-случил-лось? — выдавил охранник, косясь на Глеба и отряхивая камуфляж, который был больше похож на пыльный мешок.
— Он прыгнул в воду, — сказал я медленно, — он хочет переплыть реку.
Несколько мгновений они потрясенно молчат.
— К-как? — наконец спросил Дима.
Глеб повернулся, воткнул в него жесткий взгляд.
— На надувном матрасике! — съязвил он, — как же еще можно переплыть километровой ширины ледяную реку!
Дима в ответ покраснел, прищурил глаза, открыл было рот, чтобы достойно ответить, но я его перебил.
— Пошли! Быстро!
И не дожидаясь их, кинулся в погоню по горячим следам.
За несколько минут мы добежали до берега, с разгону едва не свалились с крутого обрыва. Раздвинули колючие кусты, перед нами появилась широкая река. До другого берега, поросшего густым ельником, на самом деле около километра. Я не спортсмен, пловец тоже так себе, поэтому в такой заплыв, да еще в сентябре, рискнул бы податься только в самом крайнем случае. Или с очень большого перепугу.
— Здорово мы его напугали, — сказал я, нарушая недолгое хрипящее от бега молчание.
— Где же он? — спросил Глеб. — Неужели уже переплыл? Я ни хрена не вижу!
— Я т-тоже, — прохрипел Дима.
Я обошел кусты, перехватываясь за колючие ветки, чтобы не сорваться с сыпучего края. Нашел между деревьями просвет, в который видна часть реки ниже по течению, и опустился на землю, погружая ладони в песок.
Ждал. Слушал. И продолжал пристально вглядываться в кромку противоположного берега.
— Ничего не вижу, ничего не слышу…
— Ну что, нащупал что-то? — раздалось взволнованное над ухом. — Услышал, почувствовал? Или как ты это теперь называешь…
— Нет. Ничего.
— Ч-что значит «ничего»? — спросил из-за широкой спины Глеба Дима, высунул испачканное лицо.
— То и значит, — ответил я, снова повернулся к реке. — Одно из двух: либо он удачно переплыл и скрылся в лесу до нашего прихода, либо… не доплыл.
— Как не доплыл? — удивился Глеб, смутился, — ну, в смысле, он здоровый и все такое, но… ты что хочешь сказать, что он… утонул что ли?
— Может и такой быть вариант, — ответил я бездумно и сфокусировал взгляд на далеких, в голубой вечерней дымке, густых зарослях, которые привлекли мое внимание. Движение. Навскидку — километра полтора-два ниже по течению.
Я поднялся так резко, что зацепил плечом подбородок Глеба.
— Эй, да что такое? — возмутился он.
Из-за воды я его не слышал. Я стал всматриваться вдоль линии берега. Сердце заколотилось в груди, когда заметил движение на воде. Это он.
ОН!
Я настроил зрение как окуляры бинокля, чтобы приблизить изображение, уточнить контрастность, яркость.
— Это он, — прошептал я. — Он.
— Где? Кто? Да где же, покажи! Он живой?! Он плывет? Что он делает?.. — слышу я со всех сторон напирающее, словно моих спутников за пару секунд стало раза в три больше.
— Вон там, — я показал направление рукой. — Черные кусты. Километра два отсюда. Он подплывает.
Но в этот миг происходит что-то непонятное…
Зверь.
Шерсть промокла за секунды, и теперь стала, словно мешок камней, привязанных к ногам, который тянет на дно.
Но вода освежила тело, руки сильные, они не были до сих пор в работе, поэтому гребут и гребут вперед.
Дальше от преследователей.
Люди слабые и больные — не посмеют войти за мной в холодную воду.
Почти половину широкой, быстрой реки проплыл без видимых усилий. Не глядя по сторонам, думая только о том, как бы скорее скрыться в лесу за рекой. Успеть скрыться, чтобы не увидели.
Но внезапно возникшая передо мной на реке огромная белая скала сбила с четкого ритма. В недоумении и испуге остановился, держась на плаву, вгляделся в мерцающую огнями скалу. С нее звучит музыка, раздаются крики десятков людей. Глыба рассекает водную гладь быстрее сильного течения. С глубин воды доносится мерный глухой гул.
Теплоход — всплывает в памяти слово. Люди на таких скалах плавают по воде. Сотни, тысячи человек одновременно.
Я переждал, погрузившись в мутную воду по самые глаза. Чтобы ненароком не заметили люди, прогуливающиеся по искусно и ровно вырезанным тропинкам вдоль скалы.
Со скалы… с теплохода что-то вылетело, блеснув искоркой на фоне восходящей луны, пролетело над головой, плюхнулось на расстоянии в полруки от меня. Неужели заметили? Я нырнул глубже, задержал дыхание. Вынырнул, шумно вдохнул воздух. Теплоход стал не скалой, а небольшим ровным валуном. Удаляется, пыхтя и смердя.
Уф, все-таки не заметили.
Что же в меня летело тогда? Я оглянулся. То, что бросили в воду, плавает чуть дальше — видимо легкое, отнесло течением. Подплыл, внимательно разглядел. Прозрачное, легкое, с дыркой с одного узкого конца. Бутылка — снова мелькнуло в голове. Из таких люди пьют воду… нет, чаще не воду, но жидкое.
Я развернулся, замахнулся для очередного рывка, открыл рот и… волна накрыла меня с головой, перевернула, сбила с ритма, лишила ориентации в пространстве. Рот и нос тут же заполнились водой. Выдохнуть не могу — нет воздуха, вдохнуть — наглотаться воды. Изо всех сил я стал загребать руками, широко, размашисто, судорожно. Наверх, к воздуху. В глазах из темноты проскакивают разноцветные искры, легкие готовы взорваться от напряжения. Быстрее, быстрее…
Водоворот уходит, я вынырнул сильно, быстро, стремительно, вылетев, как пробка на полкорпуса. Жадно хватил живительного прохладного воздуха. Легкие чуть не лопались от неожиданного счастья, я плюхнулся обратно в воду, но волна прошла, теперь спокойно держался на воде, лишь слегка двигая руками. Голова запрокинута, рот и глаза широко раскрыты, воздух не перестает гоняться легкими, словно не дышал две луны. Я жив, жив.
И силы куда-то чуть не пропали. Эта… глыба с человеками, бросающими в воду то, из чего пьют, чуть не потопила меня самого. И забрала столько сил, чтобы потом дать вновь, вновь выжить, выбраться, дойти. И я жив. И, значит, я дойду.
С этими людьми надо быть настороже. Всегда.
В душе снова загорелась уверенность. Я отыскал на синем небосводе те самые звезды. Две. Две звезды. Снова две.
Непроизвольно я зарычал, рот растянулся в довольной улыбке. Руки снова в замахе, движения четкие, сильные, горсти капель слетают с густых волос, оставляют на темной глади журчащие полукруги.
Полпути позади.
Рывок, толчок, нырок. Рывок, толчок… а перед глазами две звезды.
До берега немного. Десятка два замахов. Руки устали, но на последний рывок хватит.
Замах, еще замах.
И тут спину вонзается острое. Лопатки сводит, руки обвисают. Я чуть снова не погрузился в воду. Что же это такое? Я же почти доплыл до спасительного берега, где густой кустарник, размашистые деревья! Где моя родная стихия…
Что же это?
Голову чуть не со скрипом повернул и, перед тем как тяжелое усталое тело погрузилось под воду, словно злобный дух воды потянул за ноги, глаза, вспыхнувшие в отчаянии, наткнулись на другой взгляд. Далеко, на том высоком берегу.
Взгляд человека. Взгляд охотника…
Ник.
Мое сердце, до этого колотящееся в груди как молот, вдруг остановилось, провалилось с гулким хлопком куда-то в живот.
Он услышал меня! Он обернулся!
И его злобный горящий взгляд назвал меня человеком и… охотником.
И еще кое-что. Он считает нас, людей, монстрами, — в ужасе подумал я. вает сами собой в голове. лось на расстоянии в полруки от н
Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Его ярко-желтые, горящие и маленькие глазки блестели несколько мгновений в отражении встающей луны, словно две странные не видимые с Земли звездочки и… исчезли.
Зверь пропал из вида. Ушел под воду в каких-то двадцати-тридцати метрах от берега.
Глеб толкнул меня в бок, Дима что-то бормотал постоянно заикаясь, но я не отрывал взгляда от того места, где он только что был. Круги от его погружения уже стерлись набежавшим бризом. Вдали прогудел недавно прошедший теплоход. Сверху каркнула два раза какая-то ворона…
Глаза заслезись, но я боялся моргнуть.
Секунды тянулись, превращаясь в минуты…
Глеб и Дима стояли чуть в стороне, тихо перешептывались. Наконец поняли, что мешали мне. Смотреть, чувствовать, слышать.
А я еще пытался что-то увидеть, но бесполезно.
Прошла минута, за ней еще одна.
Он не появлялся.
Неужели утонул? Так просто. Мы бежим за ним, он убегает. Он прячется, скрывается так умело, как никто, пожалуй, на Земле, а потом просто… тонет в двадцати метрах от спасительного берега? Разве может такое быть?
— Может, — ответил я вслух. — Может. Хотя и не верится. Все может быть…
— Чего ты там бормочешь, Ник? — Глеб участливо положил тяжелую ладонь мне на плечо.
Я перестал смотреть, опустился на землю.
Слишком много времени прошло. Минут десять. Не может он так долго под водой находится. Как глупо. Как нелепо…
— Расскажи, что ты видел, — Глеб сел рядом.
Я вздохнул полной грудью — как легко, оказывается, по новой привычке погрузил ладони в песок, траву, колючки, камни.
Рассказал то, что только что видел, снова и снова пытаясь почувствовать ЕГО через землю. Безрезультатно. Наверное, потому что его ниточка прервалась. Видимо, так и происходит, когда кто-то умирает? Его земной след просто исчезает? Или он меняет свое местоположение, переходит в другой мир? И из этого мира до него уже не добраться?..
Сообщение.
Связь с объектом утеряна.
Ищем другую возможность установить контакт.
Ну, вот и подтверждение.
Пусть и не однозначное.
Не заметил, как устный рассказ и мои мысли переплетаются, создают мешанину из слов и фраз. молчать не буду.
е слышу. м, аться в кромку противоположного берега.
опускаюсь на землю, погружая ладони в песок.
— Ч-чего-то я не п-пойму, он ут-т-тонул или как?
Широкая ладонь Глеба тут же отвесила Диме жирный подзатыльник.
— Ты совсем тугодум что ли? — сказал Глеб. — Сказали же У-ТО-НУЛ! Или тебе как-то по-другому втолковать?
— Да от-тстань ты от меня! — Дима встал, неловко выудил из кармана рацию, отошел в сторону.
— Пошел докладывать, — сообщил Глеб, ухмыльнувшись. Подошел ко мне, опустил тяжелую руку на плечо. — Ну, чего же ты пригорюнился, следопыт?
Он дружески похлопал меня. Я натянуто улыбнулся, посмотрел на появляющиеся в небе первые звездочки. Завтра день обещает быть хорошим — ясным, теплым.
Вот только не для всех.
Стало отчего-то грустно. Не знаю почему. Не зверь же стал этому причиной? Ведь все его считают не просто зверем, а чудовищем, людоедом, монстром. Сейчас, если он погиб, все будут считать, что он получил свое, туда ему и дорога и все прочее… Если он и на самом деле погиб.
Но только я один ощущаю возникшую в душе пустоту? Ощущение, что-то не случилось, чего-то не произошло, чего-то не хватает не покидало. Внезапно возникший вакуум в душе засел занозой.
И много загадочных вопросов осталось без ответов.
— Слишком просто, — сказал я, глядя на воодушевленного Глеба. — Так не бывает.
Глеб молча, сдерживая улыбку, смотрел на меня. Жалеет, чувствую. Но рад, что хоть и так, но все это непонятное закончилось. Утонуло вместе со зверем в пучине реки.
— Бывает, что тут поделаешь, — вздохнул он, тяжело поднялся. — Ведь ты же его больше не чувствуешь? Да?
— Да. Но, может, это значит, он еще что-то придумал? — продолжал цепляться я неизвестно за что.
— Брось, — сказал Глеб, разминая бугристые плечи. — Умерла, так умерла. Отмучился и отмучил. Все. Поехали по домам.
Подошел Дима.
— З-запольский сказал, что труп все равно н-надо искать. Иначе он н-не верит.
— Вот и пусть ищет! — воскликнул Глеб и зашагал к дороге. — Может прямо щас и начинать, вон звезд сколько на небе вылезло — светло!
— Искать трупы, Дима, могут и другие, — сказал я, отечески взял его под руку, повел следом за Глебом. — Например, полиция. Даже без собак.
— Так что, з-значит все? По домам?
— Догадливый ты, Димоха, — крикнул Глеб. — По домам. А ты что, не хочешь? Тебя никто не ждет что ли?
Дима оживился, даже идти начал увереннее, веселее.
— Н-ну как же, ждет! Да и жрать чего-то з-захотелось сразу!
— Вот и пойдем, — сказал я, тяжело вздохнул. — Пожрем, поспим, отдохнем, короче. Поработали мы пусть и не очень удачно, но… что смогли — все сделали. Правильно?
— Ага.
— Значит, упрекнуть нам себя не в чем. Найдут труп, всем объявят: зверь убит, угрозы больше нет. Все успокоятся, так ведь?
Хотя сам в это не верил. Все равно не верил.