Глеб.
Когда снова обрел возможность видеть и слышать, в привычном сером мареве сидела медсестра, и протирала ему лоб салфеткой. Та медсестра, которая была ко мне благосклонна. Не зная ее имени, я про себя назвал ее Марией. По ее тревожному голосу я понял, что тело мое было не совсем в порядке.
— Бедняжка, — шептала она. — Что же с тобой происходит? — продолжала она заботливо протирать лоб, щеки, грудь. — Весь измучился.
— Я не знаю, что со мной происходит, — ответил я мысленно, но она, понятно, не слышала. — Сколько времени я… э-э… отсутствовал? Был в отключке, а?
Мария словно услышала, ответила почти сразу:
— Целый час тут с тобой сижу, когда Света с этой нервной подругой ушли. Что же они тут делали? Как довели тебя до такого?
Господи, подумал я, целый час!
— А еще тут заходил один, странный, — продолжила Мария. — Даже страшный…
Кто? — я никого не помнил.
— Все его знают в городе, конечно. И странно, чего ему тут надо было? — Мария встала, сложила салфетки в мусорное ведро.
Стоя в открытых дверях и обращаясь прямо ко мне, она закончила:
— Этот… урод, он прошел к тебе без препятствий. Даже странно. Никто его не остановил. А потом разговаривал с тобой, будто ты говорить можешь. Очень странно, очень.
И вышла, тихо притворив за собой дверь.
А я погрузился в тягостные раздумья. Что еще остается в моем-то положении?
Но тут приходит сообщение.
Субъект найден. Контакт установлен.
Происходит процесс стандартизации для выполнения задания.
Я стоял перед человеком на кушетке в полном непонимании, ждал от него продолжения. Ждал голоса.
И неожиданно глаза человека широко открылись, тело чуть приподнялось с кушетки и из кроваво-красных глаз брызнули яркие желтые вспышки. В первый миг мне показалось, что глаза этого страшного человека взорвались. Но потом…
Я ослеп и отключился.
И очнулся на полу.
Голова гудела — еще бы, хряпнуться на плитку пола. Я даже не помнил, как упал.
С трудом приподнявшись, я первым делом посмотрел на человека. Тот продолжал лежать так же неподвижно, глаза были закрыты.
Не показалось же мне только что все это? Красные глаза, вспышка-взрыв? Или мне это все померещилось?
И тут, отвечая на мой вопрос, снова появился голос, который дополнительно высветил перед моими глазами текст.
Вы вступили во взаимодействие с Системой.
Вы стали ее частью.
Вам предстоит выполнять задания Системы.
Система работает над Вашим усовершенствованием.
Ждите дальнейших указаний.
Я выдохнул с облегчением.
Значит, со мной все хорошо. Я живой.
Поднялся, пытаясь почувствовать это взаимодействие, огляделся, но…
Вроде, ничего и не изменилось. И в то же время…
Изнутри меня наполняло какое-то новое ощущение. Непривычное, но сильное, глубокое. Самое важное из этих ощущений — я больше не боялся! Похоже я на самом деле изменился!
Именно этот страшный человек в больнице наполнил мое тело и разум силой, а жизнь смыслом!
Мысли в голове прояснялись с необыкновенной быстротой!
Я был так поглощен происходящим в моем теле изменениям, что не сразу заметил в дверях палаты появившейся женщины, которая осторожно сказала:
— Извините, но время посещения закончилось. Уже давно.
Я улыбнулся ей.
— Конечно!
Еще раз посмотрел на человека в углу палаты, поклонился и сказал:
— Спасибо, Хозяин! — обернулся к женщине и сверху вниз произнес. — Я уже ухожу.
Так же беспрепятственно я вышел из больницы, налегке обежал пруд по набережной, проскользнул темными кварталами старый город на другой стороне пруда. Уже через полчаса я проходил мимо бледно-желтого пятна церкви, опоясанного мрачными деревьями, обогнул высокий железный забор кладбища, из полумрака выплыли маленькие деревянные домики моей улочки.
У калитки дома меня слегка качнуло, перед глазами побежали картинки, яркие и веселые как мультики. И мне это показалось странным, потому что не соответствовало оглушающей, пульсирующей боли внутри головы. Бедной моей головушки (как говорила моя начальница в магазине, одна из тех немногих, кто меня жалел).
Я стоял, держась за скрипящий штакетник, медленно приходил в себя. Но в горле вдруг стало горчить от подступающей рвоты, как на той неделе, когда бабка накормила меня кислым супом. Я хотел бы сейчас сунуть два пальца в рот, но ноги предательски подогнулись и, чтобы не упасть, я продолжил цепко держаться за забор.
Вдруг боль и тошнота прошли так же быстро, как и появились.
Прекрасный голос Хозяина прозвучал в голове:
Процесс усовершенствования прошел успешно.
Система взяла на полный контроль Ваше состояние.
Голова сразу стала легкой, а мысли ясными и чистыми, словно с головы сняли тяжелую каску.
Но я почувствовал и еще что-то. Что-то новое. Внутри головы. Там потяжелело, будто налили чего-то внутрь. И это то, чего раньше я не чувствовал. Никогда еще за всю предыдущую жизнь.
Я оглянулся. Улица утопала в темноте. Изредка выползающая между рваными клочками черных облаков луна, лениво освещала старые обветренные домики. В некоторых окнах мерцал тусклый желтый свет. Где-то тоскливо лаяла собака.
Я оглянулся, на темной улице я был один, больше никого.
Я поднял глаза на свой дом, обычный серый дом, каких полно на этих кривых и грязных улицах. Черные спящие окна пялились на меня со страхом.
Вот, еще одно изменение!
Теперь я все видел другими глазами. Я стал другим человеком. И изменил меня Хозяин.
Мой страх испарялся так же быстро, как и вся прошлая жизнь, каждый год несчастной, полной страданий и унижений прошлой жизни.
Страх отступал, а на его место приходила злость, даже ненависть и жажда мщения всем своим обидчикам.
Зайдя в душный, пропахший перегаром и грязью, дом, я включил единственную желтую лампочку в прихожей и сразу подошел к зеркалу. Невольно отшатнулся, увидев в отражении коренастого уродца-карлика с огромной головой. Впервые я смотрел на себя другими глазами.
— Нет, я не урод. Это они все уроды. А я теперь другой!
Из комнаты вышла сонная опухшая бабка в грязной и выцветшей ночной рубашке. Щурясь, прошла мимо меня к фляге с колодезной водой.
— Чего ты тут бубнишь, калека страшная? — привычно прохрипела она прокуренным голосом, жадно глотая из ковша.
Я медленно повернулся к ней, внимательно осмотрел ее с головы до ног, словно увидел впервые в жизни, сказал раздраженно.
— Иди-ка ты… спать, глупая старая женщина.
Бабка опустила ковш, вода струйками стекла по подбородку. Откашлявшись, она прохрипела.
— Ты что, мудила грешный! Не узнал меня, что ли? — сказала она и ткнула желтым от табака пальцем в другой угол комнаты. — А ну-ка сходи, да помои лучше вылей, а то ведро полное, воняет!
Повернулась и снова зачерпнула из ведра, уверенная, что ее приказание, как всегда, будет быстро и беспрекословно исполнено.
Но у меня что-то вскипело внутри, и я шагнул не к помойному ведру, а к ней, руки сами сжались в кулаки.
— Не сметь теперь так со мной разговаривать, ты, старая карга! Не сметь! — Спокойно, но твердо произнес я, и в первый момент удивился своей смелости. Я никогда так с ней не разговаривал. Но потом в памяти всплыли живые картинки всех издевательств, которым я подвергался от этой женщины за свою жизнь.
— Чего ты там брякнул, урод, я не слышу? — спросила бабка, покосившись на меня и продолжая жадно хлюпать из ковша.
Но что-то она все же уловила в моем взгляде. Потому что снова посмотрела на меня другими, изумленными, глазами, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела.
Моя рука вскинулась и со всей недюжинной и неиспользованной силой я ударил снизу по ковшу. Наотмашь, резко, вложив в удар все накопленное за сорок лет зло.
Алюминиевый ковш врезается в голову, разрывая рот. Кости лица хрустят, голова откидывается назад, возвращается по инерции, но уже с застывшим ужасом в глазах. Другой рукой я ударил ей по шее — еще один хруст. Ни вскрика, ни вздоха. Тело, как скошенное, валится вперед.
Я слегка отодвинулся, и бабка всей массой грохнулась об пол мне под ноги. Звенят грязные тарелки в раковине. Тонкая струйка крови потекла по полу.
Я смотрел на дергающееся в предсмертных конвульсиях тело, ждал, пока оно не затихнет. Перешагнул, думая о том, чтобы завтра в первую очередь убрать его. Да и вообще, пора навести в этом доме порядок. Такой, какой ему нужен. Никаких эмоций происшествие во мне не вызвало. Я же сильный.
Усталость навалилась тяжелым комом, и голова еще немного кружилась от новых ощущений.
Я прошел к себе в комнатку, завалился — первый раз в жизни не снимая обуви — на свою затхлую постель, прикрыл глаза.
Мысли побежали в голове. Новые, разные, неожиданные. Сколько же силы дано людям с разумом! А они и не понимают этого.
И правильно, чтобы понять силу разума, нужно его сначала обрести. Как он — не было столько лет, а потом — бах! — и появился!
А эти… нормальные люди родились с ним, поэтому привыкли и не знают, что за сила дана им с рождения.
— Идиоты! — рассмеялся я, и хохотал во весь голос долго, пока не охрип, и слезы не залили мне щеки.
Я сегодня родился заново, стал другим. И все благодаря ему — Хозяину!
Теперь-то уж он позаботится обо всех нормальных людях! Он все им припомнит! И мне не надо составлять список, вспоминая фамилии, имена, клички и особые приметы. Нет. Я знаю его наизусть: ВСЕ! Все нормальные люди, которые ненавидят меня и таким же, как я. Издевались столько лет!
Все!
Глаза медленно закрываются, я повернулся на бок. В душе поселился полный покой.
— Они называют меня Уродом. Что ж, имя вполне подходящее! Так даже лучше, потому что страшнее, — сказал я, проваливаясь в приятную дрему. — Спасибо тебе, Хозяин.
Впереди меня ждет новая потрясающая, интересная жизнь.
Я так быстро провалился в сон, что не заметил, как пролетела ночь.
Проснулся рано, глянул на пожелтевший будильник на полке — нет и шести. Но голова ясная и полна новых планов. В это раннее весеннее утро чувствовал в себе прилив сил, ведь теперь я другой. Измененный. Новый. Свободный. Сильный.
Одним рывком вскочил с постели и ухмыльнулся. Я сразу вспомнил, что было вчера вечером. И выдохнул с облегчением. Я больше не увижу эту неприятную старуху, не буду больше терпеть от нее унижения! Я свободен!
Время не ждет, надо успеть очень много. Я прожил уродливым дебилом почти тридцать лет, надо наверстывать упущенное.
Выйдя на кухню, наткнулся на тело бабки, бывшей его любимой и единственной бабушки. Темно-багровая застывшая лужа под ней залила за ночь половину пола ну маленькой кухне.
— Та-а-ак, — сказал я, пиная окоченевший труп в бок, — вот и первое мое задание.
Аккуратно переступил через лужу, подошел к холодильнику. Достал батон полукопченой колбасы, пакет кефира, из хлебницы вытянул зачерствевший батон. Присел на табурет у столика и, жадно уплетая любимый завтрак, посмотрел на тело.
Я немало удивился, почему вид крови и появляющийся запашок разложения и испражнений, нисколько не смутил меня и аппетит не испортил. Скорее даже наоборот. Я с удовольствием это отметил, продолжая думать, куда спрятать труп, при этом не переставая откусывать от завтрака большие, запрещенные раньше, куски.
Особо много вариантов в голове не родилось. Самый удачный — это просто закопать бабку в огороде. И сделать это именно сейчас, рано утром, пока никто из соседей еще не проснулся.
Я встал, вытер руки о скатерть, подошел к телу. Если просто тащить ее по полу, то отмывать потом придется слишком много — всю комнату, тамбур, крыльцо, дорожку.
Я почесал затылок, обвел взглядом комнату, в поиске решения.
— Во! — озарило меня.
Вбежал в гостиную, где раньше спала бабка, содрал с пола большой выцветший ковер, который лежал здесь сколько я себя помнил. Выволок его на кухню, расстелил у тела, легко перекатил на него тело, приподнялся, немного подумал и туда же бросил погнутый ковш с прилипшими к нему осколками гнилых зубов. Все это плотно завернул, легко поднял, закидывая на плечо, словно бревно, хотя бабка была килограмм под сто. Пройдя через низкие темные сени, вышел в маленький дворик. Легко ступая, подошел к дощатой некрашеной двери, ведущей в огород. Медленно, прищурившись от тихого скрипа, приоткрыл ее и прислушался.
Где-то у соседей закукарекал петух, глухо забрехала собака, вдали зачирикали ранние пташки. Больше звуков никаких не было.
Как шпион, проскользнул на тропинку, делящую огород пополам, остановился, с удовольствием вдохнул свежий прохладный воздух, выдохнул бледную струйку пара, которая тут же растворилась в воздухе.
Как раньше всего этого не замечал?
Но сначала дело. Я тяжело вздохнул, поправил тело на плече и пошел по тропке к заброшенному сараю в конце заросшего бурьяном огорода. Я вспомнил, что маленьким ходил туда раз в неделю мыться. Когда-то это была баня.
Я тихо про себя радовался обретенной силе разума, пока нес тело на плече, но не забывал при этом внимательно смотреть по сторонам, на соседние участки. Легкий утренний туман помогал скрываться, хотя он же и мешал, потому что в этой влажной тишине каждый его шаг, каждый шорох был отчетливо слышен.
Я бросил рулон в крапиву у серой от времени бревенчатой стены старой бани.
Еще раз осмотрелся и прислушался — никого. Вернулся под навес за лопатой.
Быстро орудуя инструментом в мягкой почве, вырыл неглубокую могилу, несколько раз примеряясь, войдет ли тело. Тратить слишком много времени на старую, воняющую бабку не хотелось. Она и так доставила мне в жизни много гадостей.
Ловко орудуя лопатой, вспомнил все, что было с ней связано. Как она постоянно отбирала деньги, пропивая их со своими собутыльниками. Как заставляла стирать и зашивать свое грязное и рваное белье, часто изгаженное по пьянке. Как убирал за ней и ее дружками в заблеванных и заваленных пустыми бутылками и окурками комнатах. Как…
Нет, больше не хочу об этом думать.
От этой памяти прошлой жизни лучше поскорее избавиться.
И начать сегодня же новую.
Могила уже готова. Я еще раз померял лопатой длину тела, сопоставил с размером ямы. Нормально. Должна войти.
А если не войдет, утрамбую ногами.
С удовольствием.
Я столкнул тело в яму ударом ноги. Быстро закидал землей, утоптал ногами почву. Сверху слегка посыпал сухой травой и гнилыми обрубками досок. Хоть и понимаю, что это лишнее — ну кто будет искать эту старую пропойцу на собственном заброшенном огороде?
Отошел на несколько метров, посмотрел на качество проведенных работ.
Вроде, все отлично.
Но чего-то не хватает.
Это же могила. Значит, должен быть какой-нибудь крест, камень с надписью или еще что-то…
Ладно. Хочешь себе памятник? Будет тебе памятник!
Я сломал черенок от лопаты через колено и воткнул в едва заметный со стороны холмик.
— Вот тебе могила, старая уродина. Большего ты не достойна, — сказал я, смачно плюнул и, развернувшись, пошел к дому, насвистывая на ходу любимую мелодию.
Теперь пришло время прибраться. Надо полностью вычистить свое жилище от этой старой уродины. Чтобы даже намека, даже запаха от нее не осталось. А все барахло сжечь на огороде.
Будет тебе и прощальный костер, ведьма!
Сделать это надо как можно быстрее, потому что впереди еще много новых дел, задач, как сказал Хозяин.
До обеда голоса я не услышал, поэтому успел навести в маленьких комнатках такой порядок, какого этот дом невидел уже лет пять, если не больше. С тех пор, как бабка начала квасить со своими дружками.
Мне пришлось собрать несколько мешков старого барахла, в том числе вещей этой старухи — провонявших табаком, перегаром и даже плесенью. Скряга она была еще та. Тащила в дом все, что можно было, копила, складировала в своих распухших шкафах. А я в это время ходил либо в старых, заплатанных и тесных обносках, либо в опять же поношенной робе, выданной директором магазина. Единственное, что смог сам себе купить за все это время, не без долгих уговоров бабки и унизительных распоряжений, так это китайский, самый дешевый спортивный костюм. Как же радовался тогда.
Всю эту скверную память и о бабке, и о своей прежней жизни я выметал из этого дома вместе с огромной кучей плотно связанных мешков, занявших половину двора. Как-нибудь найму машину и все это вывезу на свалку…
Ну, наконец, я снял перчатки, выкинул в мусор, одел свой любимый костюм и вышел из дома.
По небу плыли небольшие облачка, солнце то выглядывало, пригревая, то опять пряталось за жидкие круглые тучки. Может, к вечеру будет дождь. Да и плевать. Я дышал полной грудью. Я стал другим человеком. Не очень добрым, даже наоборот. Но мне это нравилось.
С одной проблемой я разобрался.
Будем двигаться дальше.
Где же голос?
Где обещанное задание?
Я сделал вывод, что если голос мне ничего не говорит, значит я действую по плану. По плану Хозяина.
А это значит, что я все делаю правильно!