Вспышка. Том 1, 2

Глава 6

Глеб.

Я не понимал, сколько уже времени находился в этом состоянии. Это сильно напрягало. Сколько я еще пробуду в этом состоянии? Что будет дальше?

Изнутри никаких изменений не ощущал, кроме медленного подавления моего сознания чем-то инородным. Будто кто-то другой выдавливал меня изнутри. И этот механический голос еще. Правда, после того как он сообщил, что закончил программирование на сто процентов, он меня какое-то время не беспокоил. Что это означало для меня, пока оставалось неясным. Я, хоть и туманно, но продолжал следить за окружающей обстановкой.

Видел и слышал медсестру, которая за мной ухаживала и разговаривала со мной. Немного стыдно и неловко было, когда она проводила процедуры мытья, замены подгузников, протирания влажными полотенцами с переворачиваниями. Но я быстро к этому привык, и даже не без интереса наблюдал, как сестры, каждая по-разному, относились к его телу. И даже сам стал разговаривать с ними, с каждой о своем. Та, что бережно к нему относилась, восхищалась его телом, он мог спокойно рассказывать о себе, о том, как он потом и кровью развивал себя в зале. Развивал не только физически, но и духовно — ведь без этого не может быть настоящего прогресса. Ни в чем. Сила тела и сила духа не разделимы. И каждый раз рассказывал этой медсестре о своих тренировках, о поднятых весах, о сбалансированном питании, правильном отдыхе, духовном настрое. Рассказывал как можно больше и подробнее в те недолгие минуты, пока она за ним ухаживала. Другой же медсестре, которая свои обязанности исполняла грубо и пренебрежительно, я этого, конечно же, не рассказывал. Я сначала пытался ей что-то объяснить, просветить, но потом бросил эти попытки достучаться до абсолютно нечувствительной особы. Просто стал молчать. И терпеть. Унизительно.

Но одна девушка, Света, отличалась от всех медсестер вместе взятых. Она его просто боготворила. С ней не нужно было ничего говорить. В эти минуты я только и делал, что слушал ее. Она без умолку болтала. Иногда ее рассказы были веселыми, иногда саму доводили до слез. Прижимаясь ко мне, целуя в щеку или в лоб, она шептала нежные, теплые слова, почему-то тихо и постоянно оглядываясь на дверь. Она признавалась в любви, в забавных грехах, раскаивалась в чем-то, рассказывала какие-то простые житейские истории. Она мне, конечно, нравилась больше всех. Потому что чувствовал, что нравился ей как человек. Я понимал, что она была очень близка ему в той, реальной, жизни. Но, к своему глубочайшему сожалению, не мог вспомнить почему.

Нет, был один момент, когда к ней пришла подруга, и они вместе зашли ко мне в палату. И разговаривали.

Словно с ватой в ушах и пеленой на глазах, но я запомнил этот разговор.

— Это Глеб? — спросила одна темноволосая девушка, робко заглядывая в дверной проем.

— Да, — сказала Света, прижала палец к губам. — Проходи, только тихо.

— Ты что, боишься, что мы его разбудим?

— Да не в этом дело, дура…

— Это кто дура?

— Да тихо ты! Нам нельзя сюда, Марина, как ты не понимаешь! Зайди и дверь закрой.

— Ну ладно, чего орать-то.

Они подошли ко мне, сели у кровати на стульчики. Света смотрела затаив дыхание. Марина обвела взглядом помещение, перевела на меня откровенно равнодушный, даже пренебрежительный взгляд, потом посмотрела на подругу.

— Ты такая влюбленная, даже противно, — усмехнулась она.

— А ты с Никитой не такая что ли?

— Вот еще!

Света не сводила взгляда с меня взгляда. Она упомянула Никиту? Это его подруга?

Марина продолжала.

— И что ты в нем такого нашла, не понимаю.

— Он красивый…

Марина прыснула.

— Ой ты боже мой! Совсем что ли? Чего в нем красивого? Здоровенный амбал. У него и не стоит, наверное, от своих пищевых добавок и разных стероидов.

— Да что ты такое говоришь! — вскинулась Света, повернувшись к подруге.

— Да что знаю, то и говорю! Все они одинаковые. Только штанга у него на первом месте.

Света на это промолчала, сжав зубы. А Марина, прищурившись, продолжила.

— Ты что, влюбилась в него что ли?

— Может и влюбилась, а что?

— Да ничего. Глупо.

— И что здесь глупого?

— Боже мой, Светочка! Когда же ты поумнеешь-то! — Марина посмотрела на подругу уничтожающим взглядом. — Он-то об этом знает, хотя бы?

Я хотел сказать, что да, знаю, и именно в эту секунду испытал к ней такие же чувства. Но на самом деле я только подумал об этом. Хоть кричи — никто из них и не услышит сейчас, к сожалению.

— Он не знает, — тихо произнесла Света. — Может, и вообще никогда не узнает.

— К счастью для тебя, дура.

— Перестань!

— Если не лучшая подруга тебе это скажет, то кто же еще? — Марина встала, кинула кривой взгляд на меня и собралась было идти к дверям, как случилось что-то странное. Перед глазами появилось новое сообщение.

Процесс трансформации закончен.

Программирование сознания 100 %.

Объект производит излучение стабильно.

Радиус воздействия увеличивается со скоростью 10 м/мин.

Результат продвинутый.

Приступаю к поиску Субъекта во внешней среде.

После этого сообщения картинка передо мной из мутно-серой сменилась ярко-красной, кровавой, грудь вздыбилась, голова оторвалась от подушки, изо рта вырвался сдавленный хрип. И в этот краткий миг я очень четко увидел глаза этих девушек, отшатнувшихся от него к стене. У Светы они были абсолютно белыми, а у Марины черными, как угли. В алом мареве я отчетливо видел два белых продолговатых пятна и два черных.

Потом они медленно погасли, картинка размылась, а провалился в глухую черноту.

Егор.

На сегодня рабочий день мой закончен, настроение прекрасное, солнышко садится за холмами.

Я поправил шапочку на голове, людям не нравится смотреть на меня без нее. Не так заметно, что у меня голова слишком большая. Ну, я же не виноват, что у меня врожденная болезнь, водянка. Я с детства такой. И уже привык к тому, как на меня смотрят. Меня из-за этого и называют Лампочкой, Головастиком или просто уродом.

Я домой после работы не стал заходить, а взял с собой на работу и одел сразу самый новый спортивный костюм. Бабушка, сколько себя помнил, конечно, была хорошая, но очень не любила, чтобы я общался с другими людьми. Она боится, что они будут меня обижать. Но я уже не боюсь, я же взрослый, мне почти тридцать лет. А пристают ко мне всегда только одни и те же пацаны, с соседней улицы, я уже к ним привык. А еще я умею их напугать, притвориться, что больно — и они уходят.

На нашей улице через три дома детский садик, я любил смотреть за детишками, как они играют. Иногда мне даже хочется зайти к ним и поиграть. Но тетя воспитатель не разрешает, говорит, что посторонним заходить не положено. Но я все понимаю, просто я уже взрослый и дети меня пугаются.

И сегодня, стоя у заборчика, глядя на детишек, которые гуляли на площадке, услышал за спиной знакомый окрик, от которого мое сердце стало биться быстрее.

— Эй, Урод! Ты че здесь делаешь!?

Я обернулся. Ко мне подходили те самые подростки: Лапа, Сохатый и Шпын, неразлучная троица, гроза всей местной детворы.

— Я, это… — хотел я сказать, что уже ухожу.

— Слышь, Сохатый! — перебил Лапа, высокий красавчик, их предводитель, — тут что, фильм ужасов снимают?

Компания громко заржала, даже дети за калиткой обернулись. Я не сразу понял — где тут и чего снимают? Посмотрел по сторонам. И неожиданно получил жгучий подзатыльник.

— Ты че по сторонам глазеешь, придурок? — прошипел Шпын, самый вредный из них, к тому же и самый маленький. Я сам не высокий для взрослого, но зато, как говорят, коренастый. — Тебе сказали еще в прошлый раз на нашей улице не появляться!

— Дай-ка я ему торкну! — отодвигая Шпына говорит Сохатый, здоровенный и самый жирный из них. — У меня удар покрепче, может дойдет до него! — и медленно, вразвалочку надвигается.

Ожидая не сильного, но обидного удара, я вжал голову в плечи, закрыл глаза. Мне бы, конечно, лучше сейчас бежать, но компания обступила со всех сторон, прижала меня к забору. Придется на этот раз потерпеть. Тем более, что у этих подростков силы-то еще толком нет — не удары, а так, тычки. Хотя все равно неприятно.

Удар пришелся в грудь. У меня перехватило дыхание, я сморщился и для вида повалился на землю. Это проверенный способ избежать других ударов.

— О! Да ты сегодня слабачок! — каркает в самое ухо Шпын, больно пинает носком кроссовка под ребра.

— Эй! Что вам от него надо? — раздается голос из-за забора. Я узнал тетю-воспитательницу. Добрую тетю.

Шпын отскакивает, зло шипит:

— Короче, Лампочка, повезло тебе опять. Но смотри — еще раз и в глаз!

— Ладно, пошли отсюда! — говорит Лапа и поворачивается. Сохатый и Шпын спешат за ним. — Никуда это чмо не денется! Только по зубам получит в следующий раз в два раза больше!

Он смачно плюнул, его дружки захохотали. На другой стороне дороги Лапа обернулся и, несмотря на то что воспитатель продолжала смотреть им вслед, крикнул:

— Ты слышал, Урод!?

Конечно я слышал. И знал, что Лапа слов на ветер не бросает. Не первый раз уже я получал от них тумаки и угрозы.

И эти двое его дружков всегда с ним, всегда его слушают, так же как дети в садике всегда слушают тетю-воспитателя.

— Тебе больно? — услышал я над ухом голос тети-воспитательницы.

Противные ребята уже скрылись за поворотом, продолжая смеяться и толкаться.

— Нееет! — сказал я, быстро вставая, — не больно!

Я повернулся и побежал в противоположный переулок.

Сегодня хороший день! Солнечный! И никто его не испортит. Сегодня я пойду на праздник. Как все. Спасибо бабушке, что разрешила погулять. Может, потому что у нее друзья приходят, они тоже будут праздновать. А это значит, что можно гулять хоть до утра, никто о нем и не вспомнит.

Я побежал в центр города, громкую музыку уже было слышно.

В темноте на меня вообще почти никто не обращал внимания. Поэтому мое настроение сразу улучшилось.

Я смешался с толпой, все были веселые, пьяные, пели и танцевали на ходу.

Танцевальная площадка была полна народу, музыка гремела. Я тоже люблю танцевать, хоть и не умею так красиво, как другие. Говорят, что я слишком неуклюжий. Но это же не повод не танцевать совсем?

Я встал с краю, старался ни на кого не смотреть, топал ногами, махал руками, стараясь повторять движения за другими. Вроде получалось. Какая-то девчонка посмотрела на меня улыбнулась и показала мне ладошкой «молодец».

Да, я молодец! Я такой же как все! Я вместе со всеми!

Но неожиданно что-то больно ударил меня по заднице. Я обернулся. Черт, как они меня нашли? Опять эти трое тупых гадких пацана. Что они пристают ко мне все время?

— Опять ты? — перекричал музыку Лапа. — А ну, пошел отсюда, Урод!

Я оглянулся, люди вокруг стали отодвигаться от меня. Девчонка, что похвалила меня, пила что-то из банки, смотрела и улыбалась.

— Ну ты че, не понял? — повторил Шпын с другой стороны, и с размаху ударил в живот. Но я даже не пошатнулся, этот малявка бьет, как девчонка. Шпын округлил глаза. Он-то думал, что я как обычно сломаюсь пополам от его сильнейшего удара.

Но я больше не хотел притворяться. Мне стало очень обидно.

— Эй! Че за дела? — подкатил справа Сохатый, — повторить что ли?

А ведь праздник только начинается! У меня сжались кулаки сами по себе.

Но, встретившись с почерневшим взглядом Лапы, я все-таки понял, что меня никто не защитит, а быть избитым тут, среди других людей, я не хотел. Но избежать порки от этих дураков на этот раз не получится, я чувствовал, как от них пахло пивом.

Удар от Лапы под ребра был самый чувствительный, у меня даже в глазах звездочки забегали, ноги подкосились. Я с трудом устоял. Но не знаю, что тут было смешного, все вокруг рассмеялись. Они все плохие. Все!

Чтобы никто не видел моих слез, я натянул шапку пониже и побежал.

Кто-то еще пнул сзади, а кто-то локтем попал прямо в нос, кровь побежала по губе, во рту стало горько и липко. А еще эти слезы. Откуда они, я же никогда не плакал!

Никто меня не любит, никому я не нужен.

Я побежал по набережной так быстро, как только мог, музыка все дальше. Темнота помогала мне прятаться ото всех.

Бежать, бежать! Подальше от них всех!

Люди, что шли мне навстречу, отскакивали от меня, показывали пальцами, кричали ругательства. Кто-то крикнул: «Да у него кровь!»

Тогда я перепрыгнул через перила, спустился к воде и стал умываться.

Вода немного охладила меня, и здесь я был не заметен другим, в тени. Поэтому, я решил немного отдохнуть, переждать.

И в этот момент в моей голове прозвучал голос.

Субъект обнаружен.

Показатели соответствуют.

Я сначала не понял, что это за голос. Обернулся, но рядом никого не было.

Что это такое?

А голос продолжил, будто кому-то докладывал.

Контакт с субъектом установлен.

Идентифицируем личность.

Что? Это меня так называют? Что значит субъект?

Егор Мухин.

Возраст 29 земных лет.

Близких родственников нет.

Привязанностей нет.

Кандидат одобрен.

Вступаю во взаимодействие.

Я сидел, смотрел на воду, на огни на том берегу. Вот-вот должны запустить салют, а я словно онемел. Голос только что назвал меня по имени и фамилии.

Кто это?

Я Хозяин.

Ты мне нужен.

Я укажу тебе путь.

Ты должен прийти ко мне.

Силы вернулись ко мне. Я поднялся, вернулся на набережную, пошел вдоль нее из центра города, не спеша, никому не мешая, натянув капюшон на голову.

Голос был добрым, не злым.

Я ему как-то сразу поверил. Он меня не обидит.

А потом мне стало страшно.

Голос был чужой. Мне с детства говорили, чтобы я не слушал чужих.

Я встал, как вкопанный.

Кто-то толкнул меня в плечо, проговорил недовольно.

— Ты чего встал, дубина? Пьяный что ли?

А я боялся шелохнуться. Голос пропал. Хорошо.

Я облегченно вздохнул. Наверное, мне что-то повредили там, на площадке. Такое бывает, я слышал, что с мозгами что-то случается.

Продолжай идти.

Я укажу путь.

Опять голос!

— Нет! — крикнул я.

Люди стали обходить меня стороной.

Продолжай идти.

Я тебе помогу.

И я снова пошел. Даже не я сам, а ноги. Взяли и пошли.

Я очень сильно испугался. Но голос успокаивал меня.

Продолжай идти.

Делай, что я говорю, и все будет хорошо.

Все изменится. Ты станешь другим.

Я не мог сопротивляться. Голос меня гипнотизировал. Я знаю, что это такое, читал, но со мной такого еще не было. Я слушал голос и просто шел, даже не зная куда, ноги меня вели. Голос шел моими ногами.

К Хозяину.

Я хочу быть другим. Я хочу быть как они — люди вокруг. Я хочу не отличаться от них. Ты, Голос, сможешь мне помочь? Сможешь меня сделать таким, как они?

Голос несколько секунд молчал. Потом произнес, четко выделяя каждое слово:

Ты станешь лучше, чем они.

Я расправил плечи, скинул капюшон с уродливой головы и пошел быстрее.

Я не заметил, как обогнул весь пруд, поднялся по длинной широкой лестнице на проспект, свернул на узкую улочку, а потом увидел шлагбаум городской больницы. Не смотря на поздний час, охрана у ворот пропустила меня, словно и не заметила. Охранник поднял на меня белый взгляд, кивнул и снова опустил голову.

Дежурная сестра в приемном отделении тоже сначала встала, хотела что-то сказать, но потом белые глаза ее прикрылись, и она покорно села на свое место, продолжая заниматься своими делами.

Голос привел меня к заветной двери.

Дрожа всем телом, я медленно открыл дверь.

В углу небольшой палаты стояла кушетка.

На ней лежал… Он. Тот, кто указывал ему путь. Тот, кто и был Голосом.

Мне снова стало страшно, но ненадолго. Я медленно подошел к большому человеку на кушетке. Остановился. Человек был немного не таким, как все. Не просто большим. Лицо его было странным. Под закрытыми, опухшими веками беспрестанно бегали глазные яблоки. Словно ему снился какой-то сон.

Я прислушался. Голос долго молчал, а я стоял рядом с человеком. Вокруг было тихо, только часы на стене мерно тикали.

И когда голос снова прозвучал в моей голове, от неожиданности я даже отскочил от человека. Губы человека не шевелились, но я понял, что это он говорит.

Ты пришел.

Ты хорошо сделал.

Я снова онемел. Я должен что-то сказать, но не мог.

Я продолжал слушать.

И человек сказал мне то, что я так жаждал услышать от него, ради чего я и шел к нему, я на все был готов ради этого.

Ты готов?

— Да, — ответил я.