Выживает сильнейший

Глава 11

Юго-западный сектор находился в двадцати милях от парка, где Айрит Кармели нашла свою смерть. По бульвару Сансет я доехал до Ла Сьенеги, взял южнее в Сан-Висенте и неподалеку от Ла Бри влился в автостраду на Санта-Монику. Добравшись до Вестерн-авеню, на приличной скорости миновал несколько кварталов. Машин на дороге почти не было, пока я ехал вдоль заколоченных зданий и огороженных сгоревших во время уличных беспорядков в городе домов. Если их не стали восстанавливать сразу после беспорядков, то теперь и подавно никто не возьмется. На светло-сером, белесом небе появились первые голубые просветы.

Начальная школа имени Букера Т. Вашингтона занимала старую мышиного цвета постройку, стены которой были обезображены рисунками и надписями. Игровые площадки, все в ямах и рытвинах, обнесены подобием забора, ничуть не мешавшего юным вандалам оттачивать на школьном дворе свои разрушительные способности.

Я оставил машину на Двадцать восьмой улице, рядом с главными воротами — распахнутыми настежь, но при одетом в униформу страже. В южном, дальнем от меня углу спортивных площадок между подвесными лестницами и качелями стояли полицейские автомобили, автобус с экспертами и машина коронера. Оранжевая лента делила весь участок надвое. В другой его половине под надзором учителей и их помощников продолжали бесноваться дети. Слышался беззаботный ребячий смех и гомон. Однако взрослые смотрели не на них, а в прямо противоположную сторону.

Ни одной машины прессы. Хотя убийство в этом районе могло и не представлять для них особого интереса.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти убедительные для привратника доводы. Когда я подошел к Майло, он беседовал с седовласым мужчиной в зеленоватого отлива костюме, водя ручкой по страницам блокнота. Стоявший рядом человек со стетоскопом на груди быстро говорил что-то бесстрастным, лишенным эмоций голосом. Футах в двадцати от них у распростертого на земле тела возвышались двое чернокожих. На спортивных куртках поблескивали полицейские значки. Суетился со своей камерой фотограф, эксперты доставали из чемоданчиков небольшой пылесос, кисточки и пинцеты. Вокруг расхаживали, изнывая от очевидного безделья, одетые в форму люди. В сером рабочем комбинезоне бегал бородатый коротышка-испанец лет пятидесяти.

Когда я приблизился, занятые разговором чернокожие детективы повернули ко мне головы. Одному лет сорок, среднего роста, с брюшком, голова выбрита до блеска, тяжелая бульдожья челюсть, кислое выражение лица свидетельствует о проблемах с пищеварением. На нем бежевый пиджак, черные штаны и черный же галстук с багровыми орхидеями. Его коллега лет на десять моложе, высок и строен, с немыслимо пышной шевелюрой, над верхней губой кустистые усы. Одет в светло-кремовые брюки, под расстегнутым синим блейзером — темно-голубой галстук.

У обоих проницательные глаза.

Увидев меня, Майло поднял вверх указательный палец.

Парочка возобновила прерванный моим появлением разговор, а я склонился над телом.

Ростом девочка была не выше Айрит, и лежала она в той же позе: руки в стороны, ладонями кверху, вытянутые вперед ноги. Но лицо было совсем другим — багровое, распухшее, с вывалившимся из левого угла рта языком, по шее проходила ярко-красная борозда.

О возрасте судить оказалось непросто, но выглядела она, во всяком случае, подростком. Черные волнистые волосы, крупные черты, темные глаза, следы прыщей на щеках. Очень светлокожая негритянка, возможно — латиноамериканка. На ногах синие спортивные брюки и белые теннисные туфли. Черная майка. Короткая джинсовая куртка.

Грязь под ногтями. Широко открытые глаза безжизненно уставились в молочно-белое небо. Длинный, свинцово-серый язык.

Футах в десяти с перекладины качелей свешивается веревка. Неподвижный конец — в воздухе ни ветерка — ровно обрезан.

Машина коронера тронулась с места, и Майло подошел к нам. Бритоголового он представил как Уиллиса Хукса, напарника его звали Рой Макларен.

— Рад познакомиться, — стиснул в горячей ладони мою руку Уиллис.

Почти антрацитово-черный с на редкость правильными чертами лица Макларен ограничился кивком. Оглянувшись на неподвижное тело, он пожевал пустым ртом.

— Это вы обрезали веревку, или девочка уже лежала? — я обратился ко всем троим.

— Мы увидели ее уже лежащей, — ответил Майло. — А что?

— Ее поза напомнила мне Айрит.

Майло чуть приподнял брови.

— Айрит числится за тобой? — спросил его Уиллис.

— Она лежала точно так же. — Майло кивнул утвердительно.

— В таком случае все очень просто: убийца — школьный сторож.

— Значит, веревку обрезал сторож? — задал я новый вопрос.

— Угу. — Хукс вытащил записную книжку. — Прошу прощения, уборщик школы. Гильермо Монтес, вон тот мексиканец в сером комбинезоне. Пришел в семь утра на работу, совершил сначала обход главного здания, потом начал мести двор и заметил ее. Сбегал за ножом, чтобы перерезать веревку, но девочка была мертва уже несколько часов. Объяснил, что изрядно повозился из-за толщины веревки.

— По мнению доктора Коэна, жертва была мертва за три-четыре часа до этого, если не больше, — добавил Майло.

— Коэн редко ошибается, — впервые подал голос Макларен.

— Значит, убийство было совершено ночью, — заключил я. — Но в шесть уже становится светло. Никто из водителей или прохожих не обратил на нее внимания?

— Очевидно, нет, — прогудел Хукс. — А может, кто и видел. — Он повернутся к Майло. — Расскажи о своем случае.

Майло принялся излагать факты. Поднеся указательный палец ко рту, Хукс слушал.

— За исключением умственной отсталости обеих я не вижу других параллелей. — Он вопросительно взглянул на напарника.

— Я не назвал бы это «нежным удушением», — заметил Макларен.

— Нашу не насиловали, — напомнил Майло. — Коэн сказал, что не обнаружил видимых следов изнасилования и на вашей.

— Видимых, — подчеркнул Макларен. — А там кто его знает. Сторож утверждает, брюки у нее не были спущены, но убийца мог и натянуть их… потом… Коронер скажет точнее.

— Удушение, — продолжал Майло. — Судя по оставленному веревкой следу, смерть наступила в результате повешения. В петлю девочку сунули живой.

— Может быть. — Хукс пожал плечами. — Но довольно непросто подвесить даже маленькую девчонку, когда она молотит по тебе руками и ногами. Другое дело, если она была под кайфом. Мы знаем, что она баловалась крэком.

— Что она вообще из себя представляла? — спросил я.

— Из местных. Латвиния Шейвер, — пояснил Хукс. — Опознала женщина — патрульный офицер, еще до нашего приезда. Да я и сам ее помню, встречались, когда пару лет назад работал в отделе по предотвращению растления малолеток.

— Проститутка? — задал очередной вопрос Майло.

— Проституткой я бы ее не назвал. Так, уличная девчонка. — Он побарабанил пальцами по затылку. — Делить целыми днями нечего, начинается поиск приключений, может, и давала какому-то парню за дозу или мелкие деньги.

— Сформировавшаяся зависимость?

— Наша сотрудница сказала, что не заметила этого, но подождите, можно будет уточнить у нее самой.

Он направился к группе одетых в форму полисменов и вернулся вместе с миниатюрной и стройной молодой женщиной.

— Знакомьтесь. Офицер Ринальдо — детектив Стерджис, доктор Делавэр, консультант-психоаналитик. Ринальдо знала Латвинию.

— Немного, — голос прозвучал подавленно. — Мы жили по соседству.

Выглядела Ринальдо лет на двадцать пять, крашенные хной волосы стянуты в конский хвост, тонкое личико казалось преждевременно состарившимся.

— Что вы можете еще сообщить, кроме того, что она покуривала крэк? — задал вопрос Хукс.

— В общем-то Латвиния не была испорченной девчонкой. Просто замедленное развитие.

— Насколько замедленное? — уточнил Майло.

— В свои семнадцать или восемнадцать лет она вела себя как двенадцатилетняя. Или того моложе. Семейка у нее еще та. Жила с бабкой или старухой-теткой на Тридцать девятой улице. Не квартира, а проходной двор.

— Наркопритон?

— Не могу сказать наверняка, но не удивлюсь, если так. У нее есть брат в Сан-Квентине, считает себя крупной шишкой.

— Имя?

— К сожалению, тоже не знаю. Помню, бабка о нем говорила, радовалась тому, что он уехал и не будет больше портить Латвинию. — Она поджала губы. — По-моему, старуха пыталась как-то защитить ее.

Хукс строчил что-то в своем блокноте.

— Какие-нибудь приятели на улице у нее имелись? — поинтересовался Макларен.

— Постоянного, насколько я могла заметить, — Ринальдо пожала плечами, — не было ни одного. Никого, кто входил бы в какую-нибудь банду. Другое дело случайные знакомые — разборчивостью она не отличалась. Иногда выпивала — несколько раз я встречала ее пьяной, с бутылкой джина или виски.

— Пытались как-то повлиять на нее?

— Нет, просто отнимала бутылку и разбивала. — Она покраснела. — Вы же знаете местные нравы.

— Безусловно, — согласился Хукс. — Какие еще у нее были развлечения?

— Может, что-то другое и имелось, но мне об этом ничего не известно. Но обходилась без героина, насколько я знаю.

— Детишек не прижила?

— Не слышала. Но все возможно. Она же не воспринимала жизнь всерьез. Как дитя с телом взрослого человека. Так что кто знает.

— Будет интересно, если она окажется беременной, — заметил Хукс. — С нетерпением жду результатов вскрытия. — Он оглянулся на тело. — По животу не определишь. Маленькая леди.

— Маленькая, — согласно кивнул Макларен. — Коэн прикинул — не дотягивает и до семидесяти фунтов.

— Да, — подтвердила Ринальдо. — Обидеть ее способен был любой.

— Кто это мог сделать, по-вашему?

— Понятия не имею.

— Значит, врагов у нее не было?

— Я о них ничего не слышала. Я уже говорила — она была безобидной и симпатичной девчонкой, и, в принципе, с ней любой мог бы сделать что хотел. Малость чокнутая.

— Хорошо бы все-таки поточнее знать, насколько именно, — обронил Хукс.

— Не скажу, сэр. Говорить она умела, и довольно разумно, на первый взгляд не определишь, что не в себе, но если побеседовать с ней чуть подольше, сразу бы стало ясно: мозги у девочки совсем жидкие.

— Как у двенадцатилетней.

— Наверное, даже помоложе, сэр, — лет десяти, одиннадцати. Несмотря на все свои выходки, она была, ну как бы сказать… невинной, что ли. — И опять краска бросилась Ринальдо в лицо. — Трудным ребенком я бы ее не назвала, понимаете?

— Кто-нибудь ею занимался? Какие-то программы помощи или специализированная школа — нечто в этом роде?

— Не думаю, чтобы она посещала школу. Слишком часто я видела ее слоняющейся по улицам. Иногда даже приходилось чуть ли не за руку вести ее домой. — Молодая женщина потупилась. — Временами Латвиния бегала почти голышом. Ни белья, ни лифчика, одна прозрачная блузка. И ту распахивала до пупа. А когда я спрашивала, что это значит, она хихикала и неохотно застегивалась.

— Подманивала клиента? — спросил Макларен.

— Мне всегда казалось, что это просто дурость.

— Подманивала или нет, но если она вела себя таким образом, то клиенты сами находили ее.

— В этом я не сомневаюсь, — согласилась Ринальдо.

— И тем не менее постоянного приятеля у нее не было, — уточнил Макларен.

— Насколько я знаю — нет.

— Никаких контактов с парнями из группировок вообще?

— За исключением брата, по-видимому. Вам нужно поговорить с ее бабкой.

— Мы сделаем это, — сказал Хукс. — Дайте нам адрес.

— Не помню номер дома, но это на Тридцать девятой улице, пара кварталов отсюда. Старый выкрашенный зеленой краской дом, большое деревянное здание, где квартиры сдаются внаем, невысокий заборчик, а вместо травы все залито цементом. Я как-то отводила ее туда — болталась по улицам в короткой юбчонке без трусиков. День был ветреный, и мне просто нужно было завести ее куда-то. Бабка живет на втором этаже.

— Полиции приходилось задерживать девочку?

— Да, мне вместе с моим напарником Кретцером. Мы останавливали ее пару раз — приставала к водителям. Оба раза вечером, на Гувер-авеню, у пандусов эстакады, прямо на проезжей части.

— Восточный въезд или западный?

— Западный.

— Хотела снять мальчика из Беверли-Хиллз, — вставил Макларен.

Ринальдо пожала плечами.

— Когда это было? — спросил Хукс.

— По-моему, в декабре прошлого года. Погода стояла холодная, а на ней сверху был только жакетик без рукавов.

— Значит, карточку на нее завели? — Хукс пометил что-то в блокноте.

— Скорее всего нет, это же так, мелочь. Она была несовершеннолетней, и я еще сказала тогда, что ей просто повезло. Если хотите побывать у нее дома, могу показать дорогу.

— Было бы правильно начать с визита к бабуле, — признал Хукс и посмотрел на Макларена. — Не смотаешься?

— Конечно.

Усевшись в патрульную машину, Макларен вместе с Ринальдо выехали со школьного двора через южные ворота.

— Обнаружил какие-нибудь параллели? — поинтересовался Хукс у Майло.

— Пока ничего серьезного.

— Твоя была дочкой дипломата?

— Израильского дипломата.

— В прессе об этом сообщалось?

— Семья воспротивилась. — Майло повторил Хуксу доводы Кармели.

— Может, он и прав, — заметил Хукс. — Хотя не знаю. Чудак какой-то.

— Пожалуй. Что ты собираешься делать, Уиллис?

— Как обычно. Если повезет, то отыщем подонка где-то по соседству. Если нет — кто знает? Добропорядочным ее образ жизни не назовешь.

— Детишки смотрят на труп, — бросил Майло взгляд через игровую площадку.

— Было бы лучше, если бы уборщик оставил тело висеть?

— Необычно, что он решился обрезать веревку.

Лоб Хукса прорезали глубокие горизонтальные морщины.

— Дурацкая самодеятельность. Подожди-ка. — Он направился к группе людей за оранжевой лентой, высмотрел в толпе фигуру в сером комбинезоне, махнул рукой.

Покусывая губы, подошел мексиканец.

— Еще на минутку, сэр, — обратился к нему Хукс и представил: — Мистер Монтес.

Уборщик кивнул. Я увидел клочковатую седую бородку и лоснящееся плоское лицо бывшего профессионального боксера. На близком расстоянии стало ясно, что на самом деле ему под шестьдесят. Чуть выше среднего роста, широкоплечий, с короткими толстыми руками и огромными ступнями.

— Детектив Стерджис, — назвал себя Майло, протягивая руку. — Я знаю, что вас уже расспрашивали, сэр, но если вы не против, повторите еще раз свой рассказ.

Монтес взглянул на Майло снизу вверх и сунул руки в карманы.

— Я пришел на работу в семь, — заговорил он на приличном, хотя и с акцентом, английском. — Как обычно, навел порядок в главном здании и корпусе «Б», потом пошел подметать двор. Привык делать это пораньше, потому что народ оставляет после себя столько гов… дерьма на земле. Ребятам лучше его не видеть.

— Какого дерьма?

— Пустые бутылки, пакетики из-под крэка, презервативы, шприцы, использованная туалетная бумага. Сами понимаете.

— То есть по ночам сюда приходят?

— Еще как. — Монтес заговорил громче. — Забираются, устраивают черт знает что, колются, иногда постреливают. Три месяца назад подстрелили троих парней. Двух — в прошлом году. Жуткое место для детишек.

— Что это были за парни, которых подстрелили?

— Гангстеры, наверное.

— Дело Уоллеса и Сан-Джорджо, — пояснил Уиллис. — Сбили ограду и вкатили прямо сюда на машине. Как они обычно это делают? — вновь повернулся он к Монтесу. — Взламывают замок?

— Срывают с ворот цепь. Или просто сигают через верх. Дня не проходит.

— Не помните, когда последний раз срывали цепь? — спросил Майло.

— Бог его знает. Нам приходится все время менять замки. У школы сейчас нет денег даже на учебники. Здесь учатся мои внуки.

— Ваш дом неподалеку, сэр?

— Нет, я живу в Уиллоубруке. Тут дочка с мужем — на Тридцать четвертой. Трое детишек — двое здесь, в школе, а третий еще совсем малыш.

Майло кивнул.

— Так вы начали мести двор и увидели ее?

— Сразу же. Вот тут она и висела. — Уборщик покачал головой, лицо его исказилось. — Язык у нее…

— Вы сразу поняли, что девочка мертва?

— С таким-то языком? Конечно.

— И вы решили обрезать веревку?

— Ну да. Я подумал, может быть…

— Может быть что?

Монтес облизнул губы — раз, другой.

— Наверное, это глупо, но я подумал: может, еще не поздно… Не знаю, она так висела… Мне не хотелось, чтобы дети ее увидели, мои внуки. А она была симпатичная девочка, пусть уж, думаю, и после смерти не выглядит страшилищем.

— Вы знали ее? — поинтересовался Хукс.

— Латвинию? Конечно. Ее все знали, она была дурочкой.

— Часто она сюда приходила?

— Не к школе, больше шаталась по улице. — Уборщик постучал по виску пальцем. — Она жила на Тридцать девятой, недалеко от моей дочери. Местный народ частенько видел, как она нагишом бегает меж домов.

— Совсем без одежды? — спросил Хукс и, видя на лице Монтеса смущение, уточнил: — Она расхаживала абсолютно голой?

— Нет-нет. Кое-что на ней было, только очень уж мало, ну… вы понимаете. — Опять постукивание по виску. — Тут не в порядке. Ходила все время счастливая.

— Счастливая?

— Да, вечно смеялась. — В глазах уборщика появилось напряжение. — Я сделал что-то неправильно, обрезав веревку?

— Нет, сэр…

— Я вышел, увидел ее и подумал, что не стоит детишкам глазеть на это. Внуки у меня. Ну, и пошел в кладовку за ножом.

— Вы давно здесь работаете, сэр? — спросил его Майло.

— Девять лет. А раньше двенадцать лет проработал в Дорсе, в средней школе. Тогда там было неплохо, а сейчас те же проблемы, что и здесь.

— Когда вы увидели Латвинию, одета она была так же, как сейчас?

— Что вы имеете в виду?

— Спортивные штаны были натянуты полностью?

— Да. Постойте, вы что, думаете, я…

— Нет, сэр, просто хотим узнать, как она выглядела, когда висела на веревке.

— Так же, — со злостью отозвался Монтес. — Точно так же, как вы ее видите сейчас, с надетыми штанами. Я взял нож, обрезал веревку и уложил девочку на землю. А вдруг чудо, вдруг она еще жива. Но она была мертвой. Я позвонил по девятьсот одиннадцать.

— Интересно вы ее положили, — заметил Майло.

В глазах уборщика появилось недоумение.

— Руки в стороны, — пояснил Хукс. — Как будто хотели, чтобы она смотрелась покрасивее.

— Само собой, — ответил Монтес. — А почему бы и нет? Что в этом плохого?

Хукс отпустил Монтеса, и тот направился к зданию школы.

— Что скажешь? — спросил он Майло.

— Есть основания не верить его рассказу?

— В общем-то никаких, но мне требуется копнуть его прошлое. Если установят, что девчонку изнасиловали, попробую добыть и генетический материал. — Он улыбнулся. — Вопрос в том, что даже если это дело рук уборщика, то зачем ему нужно было привлекать к себе внимание?

— Глаза у него красные, — поделился наблюдением Майло. — Может, не выспался?

— Да-а, — протянул Хукс. — Но запаха спиртного нет. Он сказал, что работает на двух работах. Днем здесь, а полночи в магазине на Вермонт-авеню. Утверждает, будто этой ночью как раз там и был. Нетрудно проверить. А что, Монтес вызывает у тебя какие-то сомнения? Да если он окажется замешанным, ему Оскара нужно давать, так играет свою роль.

Хукс посмотрел сквозь ограду в сторону Двадцать восьмой улицы, затем повернул голову к забитой автомобилями Вестерн-авеню.

— Прохожий или кто-нибудь из машины мог запросто видеть, как она висела, но ты же слышал, что уборщик сказал про сборища на школьном дворе. В отличие от него другим, видимо, и в голову не пришло вмешиваться.

— С другой стороны, — откликнулся Майло, — если предположить, что тут поработал ублюдок из местных, тоже неясно, зачем ему было напрашиваться на неприятности там, где он живет.

— Трудно сказать. Может, столкнулись где-то за углом, договорились о встрече здесь. Монтес ведь упоминал про презервативы.

— Эксперты смогут определить, когда была сорвана цепь с ворот?

— Скорее подтвердить, что это было давно. Монтес и тут не соврал. От наших подростков надежных запоров нет. — В который раз Хукс обернулся к телу. — Наверное, все-таки есть какой-то смысл в том, что убийца затащил ее сюда. Вроде как бы знак подал.

— Например?

— Типа «ненавижу школу!» — Он вновь улыбнулся. — Круг немножко сужается, не так ли? В первую очередь в него попадут двоечники и прогульщики.

Майло фыркнул от смеха, морщины на лбу Хукса разгладились.

— Подними руки, шпаненок! — скомандовал Хукс, выставив вперед указательный палец. — Покажи оценки! Что? Две «удовлетворительно» и одна «плохо»? В сторону! — Он захохотал и на глубоком, выдохе добавил: — Ладно. Как бы то ни было, не вижу ничего общего с твоим делом — кроме того, что обе задушены и страдали слабоумием.

— Удушение, задержка развития и отсутствие признаков изнасилования, — уточнил Майло.

— Последнее нам пока неизвестно, — запротестовал Хукс.

— Но если не обнаружат следов какого-либо насилия, то случай представляется весьма интересным, а, Уиллис? Много ли сексуальных маньяков не притрагиваются к телу жертвы?

— Не знаю. Да и кто может сказать, что происходит в их долбаных мозгах? А если сама казнь довела его до оргазма, когда он стоял и балдел от агонии? Кончил в штаны и отправился домой смотреть сладкие сны. Помню, несколько лет назад был один парень, так он кончал, играя с ногами трупа. Сначала убивал, затем укладывал на постель, расстегивал ширинку и принимался ласкать ступни жертвы. И кончал! Что ты на это скажешь, док?

— Каждому свое, — ответил я.

— Этот ножной оператор даже не прикасался к своему члену.

— У меня был подобный случай, — вспомнил Майло. — Только мой не убивал, он просто связывал жертву, а потом все как твой.

— Начал бы и убивать, если бы не посадили.

— Может быть.

— Про этих извращенцев можно много чего рассказать. — Хукс вдруг поник и бросил на Майло быстрый смущенный взгляд, но лицо Майло сохраняло полную невозмутимость. — О'кей, если мы с Маком что-нибудь раскопаем, обязательно дадим тебе знать.

— Спасибо, Уиллис.

— Не стоит.

К нам подошел молодой белый полисмен.

— Простите, детектив, — обратился он к Хуксу. — Водитель машины коронера спрашивает, можно ли увезти труп.

— Тебе он еще зачем-нибудь нужен, Майло?

— Нет.

— Увозите.

Полисмен подал знак, и двое служителей морга направились к качелям с носилками и черным пластиковым мешком. Стоя у северной ограды участка, я наблюдал за тем, как группа учителей — многие со стаканчиком кофе в руке — начала медленно выдвигаться поближе к оранжевой ленте.

— Эх, школьные денечки, — задумчиво проговорил Хукс. — Я родился на Тридцать второй, а когда мне исполнилось три года, родители переехали на Лонг-Бич. И слава Богу — иначе тоже ходил бы сюда.

Санитары уложили тело в мешок и подняли носилки. Молодой полисмен между тем подозвал к себе своего коллегу, с кожей потемнее даже, чем у Макларена.

— Может, это совсем не имеет значения, сэр, но я подумал, что вы захотите взглянуть.

— На что? — Хукс придвинулся ближе.

— Нашли под телом. — На вытянутой ладони чернокожего полисмена лежал клочок бумаги размером не более спичечного коробка.

— Может, это и не важно, сэр, но он был прямо под телом, и там что-то напечатано.

Я увидел буквы. Хукс склонил голову.

— D-V-L-L. Кому-нибудь это что-то говорит?

Полицейские переглянулись.

— Нет, сэр, — ответил белый.

— Может, это «дьявол»? — предположил чернокожий.

— А банда какая-нибудь не использует эту аббревиатуру?

Общее недоуменное пожатие плеч.

— Да и с каких это пор шпана стала печатать на машинке, — буркнул Хукс, поворачиваясь к белому полисмену. — Ну-ну, Брэдбери, у тебя орлиный глаз! Окажи услугу, проверь писанину на стенах школы — вдруг найдешь что-то похожее.

— Есть, сэр. — Брэдбери направился к зданию, и толпа учителей расступилась перед ним, с интересом глядя вслед.

— DVLL, — повторил Хукс. — Видел раньше, Майло?

— Нет.

— Я тоже. Но если на землю ее укладывал уборщик, значит, бумажка, скорее всего, валялась тут еще до того, как все случилось. Обрывок школьного объявления, скажем.

В неподвижном воздухе клочок казался прилипшим к ладони.

— То есть экспертов можно не беспокоить? — поинтересовался чернокожий.

— Нет уж. Пусть сунут в пакет и сфотографируют, — распорядился Хукс. — Не хочу, чтобы нас потом обвинил в безграмотности какой-нибудь бойкий адвокатишка.