Выживает сильнейший

Глава 8

— Как тебе эта комнатка? — спросил Майло, когда мы спускались в лифте. — Интересно, удостоились ли Горобич с Рамосом чести быть принятыми в его личном кабинете?

— Ты считаешь, что, устанавливая дистанцию между нами, он как бы отдаляет себя и от убийцы?

— Дистанция немало значит для него.

— И ты винишь его за это? Потерять дочь — само по себе тяжкое испытание, не стоит приплетать сюда издержки профессии. Я уверен: политический аспект он, как, вероятно, и все консульство, продумали с самого начала. К выводу о том, что политика здесь роли не играет, они пришли сообща. Как ты уже говорил, в противном случае люди вели бы себя совсем по-другому. Подтверждением тому — упоминание Кармели о террористах, которые стремятся привлечь к себе внимание общественности. Но это же относится и к антитеррористической деятельности: дай людям знать. Если кто-то угрожает жизни твоего ребенка — не мешкай с отпором и обеспечь себе понимание и поддержку общества. И еще: поведение Кармели свидетельствует о том, что рана его все еще кровоточит. Ему дико больно, Майло. Он мечется в поисках ответов.

Майло нахмурился.

— А мы не дали ему ни одного. Лишний повод для неприязни к Управлению.

— Что ты имеешь в виду?

— Его болтовню о том, что он уже как-то имел с нами дело. Кто-то, видно, наступил ему на хвост с парадами или еще чем-нибудь. Продолжая аналогию с бейсболом, можно сказать, что Кармели обошел меня на два очка.

Майло сунул служителю парковки на чай, подал машину назад, к пандусу, и мы выехали. Перед поворотом на Уилшир-авеню пришлось долго стоять у светофора.

— Не идет из головы его комната, — вновь заговорил он. — Ты обратил внимание, как поднимался к потолку дым? Может, он и не Джеймс Бонд, но мои наивные представления о шпионах Моссада берут верх, так и лезут мысли о потайных ходах, рыцарях плаща и кинжала и прочая дребедень.

— Лицензия на обслуживание, — вставил я.

— Я, как старый циник, вот еще о чем думаю: уж слишком много в нем было возмущения. Что на это скажешь?

— Ничего. Только повторю: его грызет боль.

— Без всяких заумных терминов?

— Без них. А в чем дело?

— Могу понять его желание установить дистанцию между собой и убийцей, но не кажется ли тебе, что Кармели мог бы быть полояльнее? — Майло пожал плечами. — Пойти полистать, например, их консульские архивы… Нет, я не виню его. С его точки зрения, мы — клоуны, провалившие свою антрепризу.

Ему наконец удалось влиться в общий поток машин.

— Сменим тему, — предложил я. — Слуховой аппарат. У меня такое впечатление, что он был оставлен там намеренно. Убийца как бы хочет объяснить нам, почему он остановил свой выбор на Айрит.

— Объяснить нам? Он что — игрок?

— Во всем деле, Майло, есть что-то от игры. Зловещей игры. Помнишь слова Кармели? Если девочка отключала аппарат и воспаряла в свои миры, то это и превратило ее в идеальную мишень. Уходом во внутренний мир ребенок компенсирует все то, чего лишен в реальной жизни. Начинается свободный полет фантазии, разговоры с собой, необычные телодвижения. Наблюдая за девочкой, убийца мог видеть все это. Сначала слуховой аппарат, потом то, как она невольно, бессознательно стала удаляться от основной группы, занятая собой, с головой погруженная в сказочные видения. В этот самый момент он и вырвал Айрит из ее вселенной и перенес в свою.

— Утащил, — поправил Майло. — Может, и вправду девочке просто не повезло.

— Невезение плюс личностные характеристики жертвы. — Меня тут же пронзила новая мысль. — Но есть и совершенно другая вероятность. Это был некто знавший ее. Человек, который знал, что, даже нося аппарат, Айрит отключала его.

Стиснув челюсти и прищурившись, будто в глаза ему било солнце, Майло медленно проехал три перекрестка, прежде чем вновь заговорить.

— Тогда отрабатываем назад, к спискам. Учителя, водитель автобуса. И соседи, что бы там ни говорил Кармели. Слишком много мне приходилось видеть девочек, загубленных теми, кто считался их другом или хотя бы хорошим знакомым. Нормальным, здоровым напарником по играм, который до этого мучил только кошек и собак — когда рядом не было свидетелей.

— Поэтому ты и спросил про недоброжелателей среди соседей?

— Об этом я спросил потому, что не знал в тот момент, какой бы еще задать вопрос. Но ты прав, потом действительно пришла такая мысль. Ведь Айрит была слабоумной, глухой, еврейкой и израильтянкой — поводов достаточно, выбирай, что больше по вкусу.

— В списках, которые ты мне дал, Майло, жертвы классифицируются лишь по полу и возрасту. Разыщи данные об убийствах глухих людей, и я займусь ими. И вообще людей-инвалидов.

— Но кого мы условимся считать инвалидом, Алекс? Немногих из моих подопечных или их жертв можно причислить к интеллектуалам. К примеру, наркоман от очередной дозы впал в кому — инвалид он или нет?

— Меня интересуют глухие, слепые, калеки. Интересует документально подтвержденная задержка развития, если только она оставляет человеку возможность передвигаться. Жертвы до восемнадцати, а также удушенные.

— Такую информацию добыть можно. — Майло нажал на газ. — Теоретически. Если не пожалеть времени, собственных ног, да при условии помощи чужих подчиненных, у которых неплохо с памятью и грамотно составлены отчеты. Это только в нашем округе. Если же убийца — новичок, то же самое предстоит проделать и в двух тысячах миль отсюда — шансы сразу падают. Из письма Горман мы знаем, что в фэбээровских компьютерах нет и намека на подобное убийство, а значит, нет и подходящего портрета преступника. Но даже если мы найдем такое же, то оно тоже окажется нераскрытым. Мы никуда не продвинемся, с точки зрения криминалистики.

— Пессимизм душе вреден, — заметил я.

— Я давно уже продал свою душу.

— Кому это?

— Сучке-богине по имени Удача. И она тут же свалила из города, не заплатив. — Майло тряхнул головой и рассмеялся.

Остановившись на красный сигнал светофора, Майло прикоснулся к правому уху. — Ее собственный маленький мирок. Бедная девочка, — и через минуту добавил: — Она никогда не слышала Зла.

В эту ночь я долго не мог заснуть и беспокойно ворочался в постели. В конце концов Робин не выдержала и спросила, что со мной.

— Слишком много кофеина, — ответил я.