Выживает сильнейший

Глава 3

Майло позвонил два дня спустя, в восемь утра.

— Опять мне подсунули висяк, Алекс. Пока я не уверен, что смогу ответить услугой на услугу. Хотя в последнем деле мы заработали с тобой кое-какие очки, может, они нам и зачтутся.

Последним делом было убийство профессора психологии — дамы, забитой ножами в нескольких метрах от ее дома в Вествуде. После нескольких месяцев бесплодных усилий шефы спихнули расследование на Майло — в наказание за то, что в Управлении полиции города Лос-Анджелеса он был единственным детективом, открыто признавшим себя геем. Вдвоем нам удалось раскопать некоторые интересные детали из жизни жертвы, и дело благополучно закрыли.

— Ну, не знаю. Какого черта тогда я буду оказывать услуги тебе!

— Наверное, из-за того, что я такой славный? — Он рассмеялся.

— Попытка не засчитана. Попробуй еще раз.

— Потому что ты имеешь дело с психами и славишься необычайной терпимостью?

— Не напрашивайся на неприятности! Что у тебя там?

— Ребенок, Алекс. — Я услышал его вздох. — Пятнадцатилетняя девочка.

— О!

— Я знаю, как ты к таким вещам относишься, но тут дело по-настоящему серьезное. Если сможешь выкроить время, я был бы весьма признателен.

— Давай, — бросил я в трубку. — Приезжай.

Майло стоял на пороге с кучей папок, одетый в яркую расписную рубаху, которая каждому встречному сообщала о необычных вкусах ее владельца, мятые коричневые джинсы и поношенные тяжелые ботинки армейского образца. Вес моего приятеля стабилизировался где-то около двухсот сорока фунтов, более или менее равномерно распределенных по центру его рослой фигуры. Прическа недавно подновлена в обычном для него стиле, хотя два этих понятия, Майло и стиль, явно исключали друг друга: волосы почти сведены на нет сзади и с боков, торчат дыбом на макушке и длинными сосульками свисают с висков. Седина отвоевывала все большие пространства, а сосульки, как им и положено, уже стали белыми. Будучи на девять месяцев моложе меня, Майло временами казался живым воплощением быстротечности времени.

Он опустил коробку с папками на кухонный стол. Лицо мелово-бледное, в глазах — ни искорки. Длинной была для него сегодняшняя ночь, да и предыдущая, видимо, тоже. Не сводя взгляда с холодильника, Майло хмуро проговорил:

— Мне что, диктовать заказ по буквам?

— Еда или питье?

— Я принял дело к расследованию еще вчера, в шесть вечера.

— Значит, то и другое вместе.

— Еще бы — ты же врач! — Потянувшись, Майло сел на жалобно скрипнувший под ним стул.

Я приготовил ему сандвич с холодной телятиной, налил из пакета огромную кружку молока. С громким сопением Майло принялся удивительно быстро поглощать еду. Стоявшая чуть в стороне коробка едва не лопалась от бумаг.

— Данных, похоже, хватает.

— Не путай количество с качеством. — Он отодвинул тарелку и принялся доставать из скоросшивателей пачки листов, раскладывая их аккуратными стопками.

— Имя жертвы — Айрит Кармели. Пятнадцать лет, некоторая задержка умственного развития. Тринадцать недель назад похищена и убита во время школьной экскурсии в горы неподалеку от Санта-Моники, там нечто вроде небольшого заповедника. Школа, где она училась, организует подобные выезды ежегодно, просто чтобы доставить детишкам немного радости.

— Ученики все с задержкой развития?

— Да, у каждого какие-нибудь проблемы. Это специализированное учебное заведение. — Он провел ладонью по лицу. — Общая картина выглядела так: дети приехали на заказанном школой автобусе и углубились на территорию в глубь парка примерно на полмили. Лес там довольно густой, но для новичков вдоль тропинок везде понатыканы указатели. Около часа ребятишки носились по кустам, потом перекусили, сделали свои мелкие дела и погрузились в автобус. На все ушло часа два. Во время переклички обнаружилось, что Айрит нет. Бросились искать ее, но не нашли. Сообщили по девятьсот одиннадцать в Вестсайдское отделение Службы спасения, те прислали два отряда поисковиков, но и они остались ни с чем. Запросили помощь у подразделения с собаками. Прошло полчаса до их прибытия, и еще полчаса было потрачено на новые розыски. В конце концов тело девочки нашли в миле от автобуса в сосновой рощице. На трупе никаких внешних признаков насилия: опухолей, кровоподтеков, ушибов, ни капли крови. Если бы не положение тела, можно было бы подумать, что с ней случился какой-нибудь припадок или что-то вроде этого.

— Ты имеешь в виду изнасилование?

— Нет, сейчас покажу. Коронер обнаружил ссадины на подъязычной кости и глоточных мышцах. Никакого секса.

— В таком случае удушение. Но почему отсутствуют внешние признаки?

— Коронер сказал, что это бывает, когда орудие удушения имеет большую площадь соприкосновения с тканями, ну, скажем, что-то типа скатанного валиком и засунутого в рот полотенца или руки в перчатке. У них это называется «задушить нежно».

Скорчив гримасу, Майло открыл папку с фотоснимками в прозрачных пластиковых кармашках. На некоторых оказался запечатленным окружающий место страшной находки лес. Остальные были куда хуже. Худенькая и светловолосая, в блузке со скромной отделкой вокруг воротничка и коротких рукавов, в выцветших джинсах, белых носочках и кроссовках из дешевого пластика, девочка с ее неловко выпирающими суставами — следствием ускоренного роста скелета — казалась тщедушной и беззащитной. Я дал бы ей от силы лет двенадцать, но уж никак не пятнадцать. Она лежала спиной на бурой земле, разбросав полусогнутые руки в стороны, но со сведенными вместе ногами. Слишком симметричная для падения поза. Чересчур.

Я склонился над крупным снимком лица. Веки сомкнуты, рот чуть приоткрыт. Длинные, сильно вьющиеся волосы разметаны по земле.

Опять неестественно.

Кто-то решил развлечься… поиграть.

Вновь фото в полный рост. Руки опущены к бедрам, лежат раскрытыми ладошками вверх, как бы спрашивая: почему?

На белом личике неясные сероватые полосы перемежаются с отчетливыми светлыми пятнами — тени от листьев и солнечные зайчики.

Ощутив тяжесть в груди, я хотел было закрыть папку, как вдруг заметил за правым ухом девочки маленький розовый кружок.

— Что это?

— Слуховой аппарат. Ко всему прочему Айрит была и глухой. Частично на одно ухо и полностью на другое.

— О Боже! — Я закрыл папку. — Айрит Кармели. Итальянка?

— Израиль. Ее отец — какая-то шишка в израильском консульстве. Вот почему там в Управлении все с ума сходят, чтобы вытянуть хоть одну ниточку.

— Прошло больше трех месяцев. В газетах я не встретил об этом ни слова.

— И не встретишь. Прессе ни о чем не сообщалось. Дипломатический этикет, видишь ли.

— Да, и в самом деле висяк. Абсолютно холодный.

— То есть настолько, что хоть в меха кутайся. Только это не поможет. Еще что-нибудь скажешь?

— Он никуда не торопился. Я имею в виду, что девочка была похищена почти сразу после прибытия. Когда ее видели в последний раз?

— Никто не знает. После того как детишки высыпали из автобуса, начался, сам понимаешь, кавардак. Ведь не ожидалось никаких неприятностей — они выезжали туда раньше, и с детьми ничего не случалось.

— Как убийце удалось пробраться туда незамеченным?

— По одной из боковых дорог, наверное. Их там хватает: со стороны Вэлли, потом от Санта-Моники плюс еще развилки в конце бульвара Сансет. Заметь, что дороги и зона пеших прогулок везде разделяются широким поясом зелени с отдельными разрывами, так что подонок, будь он на машине или на своих двоих, должен хорошо ориентироваться на местности. Если он прибыл на колесах, автомобиль ему пришлось оставить где-то довольно далеко, поскольку в пыли проселков поблизости от места убийства не было обнаружено никаких следов шин.

— Итак, он паркуется, проходит сквозь заросли и отыскивает полянку, откуда может следить за детьми. А на более отдаленных дорогах что-нибудь заметили?

— Ничего особенного — по ним слишком интенсивное движение. К тому же никто не бросился сразу изучать каждый дюйм, ведь поначалу все были просто заняты поисками отставшего ребенка, мысль о преступлении никому и в голову не приходила. Позже, когда к учителям, спасателям и поисковикам с собаками присоединился отец девочки и сонм его сослуживцев, там вообще невозможно стало что-либо распознать.

— Какие-нибудь детали были на месте преступления?

— Фактически ничего, за исключением мелких обломков веток, про которые лаборатория говорит, что вместе они могли составлять нечто вроде метлы или веника. Видимо, эта тварь еще и подмела за собой.

— Аккуратист. Это соотносится и с тем, как он расположил тело.

Я заставил себя еще раз всмотреться в фотоснимки, пытаясь представить склонившееся над девочкой дьявольское лицо, хотя и знал, что мы имеем дело вовсе не с демоном, а с человеком. Натурой артистической. Предусмотрительной. Аккуратной.

— Удушение и последующее размещение тела жертвы обычно свидетельствуют об изнасиловании. Есть ли уверенность в том, что его не произошло?

— Полная. Она была и осталась девственницей. А потом ты и сам знаешь, как насильники обходятся с телом: раздвигают жертве ноги, выставляя гениталии на всеобщее обозрение. Тут же все наоборот, Алекс. Когда я увидел первый снимок, поза показалась мне просто нереальной, будто лежит кукла.

— Игра в куклы, — слова эти почему-то получились у меня хриплыми.

— Прости, что пришлось взвалить на твои плечи еще и это.

— Насколько умственно отсталой она была?

— В деле утверждается, что «незначительно».

— Похищена и унесена на милю от сверстников. Сколько она весила?

— Восемьдесят фунтов.

— Значит, мы имеем дело с выносливым типом. Не могло ли случиться так, что девочка сбилась с тропинки и сама угодила в его лапы, что ей, так сказать, не повезло?

— Такая возможность тоже рассматривается. В соответствии с другой он выбрал жертву, руководствуясь какими-то мотивами. Если никто не слышал криков, то, вероятно, он прикрыл ей рот ладонью и потащил в сторону. Причем зажал не очень сильно — на коже ни царапин, ни даже следов пальцев.

— То есть ничто не указывает на то, что девочка сопротивлялась?

Майло покачал головой.

— А не была ли Айрит еще и немой?

— Говорить она умела, хотя и не слишком внятно. В основном на родном языке, иврите.

— Но кричать-то могла?

— Полагаю, да. — Майло допил молоко и смял пакет.

— Видимо, он исподволь выбирал жертву. Отыскивал самого слабого ягненка в стаде. Сколько всего детишек приехало?

— Сорок два школьника. Плюс четыре учителя и двое их помощников. Некоторые ребята были в инвалидных колясках и требовали особого присмотра. Тем большей свободой пользовались все остальные.

— И все же — столько народу и никто ничего не видел?

Указав на папки, Майло вновь качнул головой.

— Со всеми переговорили по два-три раза. С учителями, водителем автобуса, детьми — в той мере, в какой они могли отвечать.

— Часто школа организует подобные выезды?

— Раз в год на протяжении последних пяти лет.

— Администрация парка знала о предстоящей экскурсии?

— Да, туда приезжают из многих школ округи, и администрация всегда в курсе.

— Выходит, человеку, имеющему отношение к парку, не составило бы особого труда выяснить, когда и куда должны приехать больные дети. Легкая добыча.

— Приехавшие на место первыми Горобич и Рамос опросили всех школьных работников и сотрудников парка, включая и бывших. Единственное, что они раскопали, было давно закрытое дело против старой супружеской пары садовников, обвиненных когда-то в жестоком обращении с собственными детьми. Но и у них на тот день абсолютное алиби.

— Тщательно поработали, ничего не скажешь.

— Оба достаточно опытны, а поскольку преступление совершено против ребенка, отец которого к тому же дипломат, расследование было сразу взято под особый контроль. Как бы то ни было, результат остался нулевым, обоих отозвали и посадили на кражи автомобилей. Телефоны в Управлении надрываются от звонков.

— И начальство решило заменить двух детективов одним? Мне известны твои таланты, но…

— Да-да, я задал им тот же вопрос. Лейтенант только пожал плечами и спросил: «Как, Стерджис, разве ты не считаешь себя гением?» Не могу придумать ничего другого, кроме того, что израильтяне решили потихоньку убрать из нашей команды всех, кого считают ничтожествами, и не допустить утечки информации, которая подскажет какому-нибудь арабскому террористу идею открыть сезон охоты на детей других дипломатов. Относительно же того, почему выбор остановили на мне, — Майло пожал плечами, — скажу только, что, возможно, начальство вспомнило о деле Дивэна.

— Другими словами, ты обязан размотать все быстро и без лишнего шума. Ответственная миссия.

— От нее разит безысходностью, Алекс. Такое чувство, что кто-то просто подставил меня. Уж слишком много улыбок расточал лейтенант. — Майло принялся барабанить пальцами по картонной коробке.

Я раскрыл новую папку. Страница за страницей шли протоколы опросов членов семьи, школьных учителей. Полицейская поэма в прозе. Выплеснутая на бумагу человеческая боль без намека на сколь-нибудь стоящую информацию. Папка отправилась в коробку.

— Так, — буркнул Майло, — что еще мы имеем?

— Методичный, последовательный и трусливый. Может принадлежать к типу тех, кто предпочитает действовать на природе. Физически крепок. Возможно, был в детстве надоедливым ребенком, склонным к подглядыванию, с одной стороны, и выставлению себя напоказ — с другой. Достаточно умен, чтобы выждать, выбирая жертву, и затем замести за собой следы. Не исключено, что в повседневной жизни — педант. Насиловать жертву не захотел, ощущение опасности и погони было, видимо, для него более приятным. Главное — выследить дичь и загнать ее в угол.

Отыскать самого слабого в стаде…

— Не могу понять одного, — продолжал рассуждать я, — если он и в самом деле сознательно выбрал Айрит — то почему именно ее? Из всех детишек ее одну?

— Хороший вопрос.

— Тебе не кажется, что это может быть как-то связано с должностью ее отца?

— Отец утверждает, что нет. Если бы подоплека была политической, израильтяне приняли бы меры личной безопасности.

— Как дочь дипломата, обучалась ли Айрит каким-нибудь приемам самозащиты? А может, особенности развития сделали девочку более легковерной и наивной, чем следовало быть ребенку ее возраста?

— Горобич сказал, что спрашивал ее отца об этом, но тот только отмахнулся от него, подчеркнув: убийство никак не связано с внутренним миром его дочери. Еще он заметил, что Лос-Анджелес — это дырка в заднице человечества, где полно маньяков и никто не может чувствовать себя в безопасности.

— И никого от этих слов не передернуло — как же, важная птица.

— Да, к тому же Горобич и Рамос фактически были согласны с ним. Как-то не походило, чтобы все дело упиралось в девочку. Скорее, какой-то долбаный извращенец сидел в кустах в ожидании любой маленькой и беззащитной жертвы. Как ты сам заметил, ему захотелось поиграть. Все было как бы понарошку. Господи, как я его ненавижу.

Майло заходил по кухне, раскрыл холодильник, заглянул в него, хлопнул дверцей и уставился в окно.

— С родителями ее ты виделся? — спросил я.

— Звонил. Отец обещал сообщить, когда сможет встретиться.

— Три месяца без каких-либо известий. Их скорбь легко могла уже перейти в ярость. Разговор с ними предстоит тяжелый.

— Да, — согласился Майло. — Но до этого время еще есть. А вот деревья лишены нервов, так почему бы нам не съездить на место?