Лиора Кармели вернулась в дом и закрыла за собой дверь.
— Люблю я свою работу, — сказал Майло, когда мы подошли к нашим машинам. — За такие моменты просветления. — Пакет он бережно прижимал к груди.
— Несчастная женщина. Да и он тоже, — заметил я.
— Такое впечатление, что они не очень-то ладят.
— Горе виновато.
— Есть еще какие-нибудь выводы?
— О чем?
— О ней, о них.
— Он пытается защитить ее, а ей осточертело его покровительство. Обычный стереотип взаимоотношений мужчины и женщины. А в чем дело?
— Не знаю… помнишь, как она говорила, что больна, что примитивна? Что-то в ней было такое, отчего у меня возникает вопрос: не приходилось ли ей сталкиваться с врачами-психиатрами?
Я посмотрел на него с удивлением.
— Просветления, Алекс, как я только что сказал.
— Выследить в парке собственную дочь и задушить ее?
— Задушить нежно… Может, это был приятель, подобное я видел много раз. Парень встречается с девушкой, у них завязываются отношения, а нести ответственность за возможного ребенка он не хочет. Нет-нет, ее я не подозреваю. Просто сработал какой-то дурацкий рефлекс. Слишком часто сталкивался с тем, как мать убивает родное дитя.
— Ты прав, Майло. Мне кажется, что она доведена до предела. Как жена дипломата, она никогда не имела возможности быть самою собой. Долгие годы вынуждена играть беззаботную счастливую женщину, подавлять все эмоции. А тут взяла и послала весь мир к черту.
— Что ты скажешь относительно одежды в багажнике? — Майло указал взглядом на пакет.
— Она устроила себе там своеобразный алтарь. Разновидностей их полно. Понимала, что мужа оскорбит это, и соорудила тайком свой собственный. Но заметь: ради того, чтобы помочь нам, она пошла даже на риск вызвать новую вспышку его раздражения.
— Оскорбит? Она что, говорила о своей, марокканской, культуре, противопоставляя ее культуре мужа, откуда бы он там ни был?
— Очень может быть. Кармели выглядит европейцем. Несколько лет назад, когда я занимался частной практикой, у меня были пациенты-израильтяне, и мы вели разговоры о проблеме Восток — Запад. Сразу после создания государства Израиль оно превратилось в подобие плавильного котла, где из евреев со всего мира создавалась новая израильская нация. Довольно часто возникали конфликты. Помню одну семью с совершенно обратной ситуацией: муж из Ирака, а жена — то ли полька, то ли австрийка. Он считал ее чуть ли не фригидной, она его — суеверным. Миссис Кармели, вероятно, не хочет, чтобы супруг думал, будто она совершает примитивные ритуалы своей родины. Допускаю, ей было известно, что, сохраняя, пряча одежду дочери, она тем самым уже наносит оскорбление его традиционным представлениям. Но как бы там ни было, Лиора ни минуты не колебалась, сообщая нам о пакете в багажнике.
— Одно могу обещать наверняка, Алекс: я обязательно переговорю с соседями. Кармели закипит, ну и пусть себе. Чем хуже — тем лучше. Если он взорвется, то меня отстранят от дела, и тогда уже кому-то другому придется чувствовать свою полную беспомощность и бесполезность.
Повернув голову, я бросил взгляд вдоль улицы. Во всем квартале у обочины дороги стояла единственная машина — фургончик электрической компании.
— Ты и в самом деле собираешься отправить одежду на новую серию анализов?
— Наверное. Начнем с самого начала.
Мы доехали до Вест-сайда, остановились у здания полицейского управления и следом за Майло я поднялся в кабинет, который он делил с другими детективами. У окна сипел один из них: молодая чернокожая женщина, заполнявшая какие-то бланки. Она не обратила на нас ни малейшего внимания. Майло опустился в стоявшее у металлического стола кресло, разгреб кучу бумаг и поместил на освободившееся место пакет. Обследовав пломбы, он сорвал их, надел тонкие резиновые перчатки и потянул в стороны тонкий пластик.
Первыми легли на стол джинсы. По кабинету поплыли запахи земли, торфа, химической лаборатории. Майло вывернул карманы.
Пусто.
На заднем кармане он указал на небольшое, очень бледное коричневатое пятнышко, которое я не заметил.
— Грязь. Прилипла, когда девочка лежала на земле.
Аккуратно сложив джинсы, он вытащил из пакета белый носок, затем нашлась и его пара, а за ними последовали трусики из белого хлопка с неяркими розовыми цветочками. В нижней их части зиял ровно вырезанный треугольник.
— Брали на анализ спермы, — пояснил Майло.
Настал черед кроссовок. Майло приподнял отстававшие стельки.
— Туфли Ортиса были явно в крови, но давай-ка проверим и эти. Размер шесть с половиной, сделаны в Макао. Ничего. Странно, странно.
Белый спортивный лифчик вызвал в нем секундное замешательство, после которого из пакета был извлечен последний предмет — скромно отделанная кружевом блузка, которую я видел на фотографиях. Чистенькая спереди и в тех же коричневых пятнах на спине. Два небольших кармашка.
Большим и указательным пальцем Майло исследовал первый, затем сунул их во второй и вытащил из него небольшой кусочек бумаги — размером с упаковку жевательной резинки.
Майло перевернул клочок. Челюсть его отвисла.
В самом центре я увидел аккуратно напечатанные четыре буквы:
DVLL