Выживает сильнейший

Глава 26

Мы покинули дом Шарави в начале четвертого утра, после того, как детально уточнили разделение обязанностей.

Майло отправится в Ньютон, сфотографирует кроссовки Ортиса и сделает запись о буквах DVLL в журнале учета вещественных доказательств. Затем сядет на телефон в поисках новых жертв с этой же меткой.

Шарави с помощью своих компьютеров обшарит по тому же вопросу все доступные ему базы данных.

— Да, вот еще, — добавил он, — я могу связаться с экспертами по преступлениям против инвалидов. В любой стране.

— Я и не подозревал, что такие эксперты есть, — отозвался Майло.

— Таких, может, и нет, но есть специалисты по неонацизму, расизму и подобным вещам.

— Ты думаешь, убийства все же связаны с политикой? — Не на все сто процентов, однако стремление уничтожать слабейших на чем-то основывается. Вдруг DVLL встретится в расистской литературе?

— Звучит здраво, — откликнулся я. — Истребление неполноценных как способ улучшить породу.

— После падения Берлинской стены расистская идеология получила возможность свободно циркулировать по всей Европе, — сказал Шарави. — По понятным причинам мы следим за этим, и у меня есть собственные источники информации. Если подобное преступление имело место, если убийца арестован, то это могло бы дать нам ключ к пониманию мотиваций личности, которую мы ищем. Не исключаю, что он гордится этими мотивациями.

— Гордится, — хмыкнул Майло. — Ну да, потому что в подоплеке убийств на самом деле лежит секс. — Он все же сделал глоток предложенного Шарави кофе, а израильтянин согласно кивнул.

— Этот дегенерат восторгается своим радением о чистоте генофонда… Давай, проверь, проверь.

Голос Майло звучал дружелюбно, но с некоторой натяжкой. То ли начинала сказываться усталость, то ли он был рад подкинуть Шарави новое задание.

— Что касается генетического фонда, — проговорил я, — никому не приходилось читать «Утечку мозгов»?

Оба отрицательно помотали головой.

— Это из научно-популярной литературы, книга вышла несколько лет назад. Основная идея заключается в том, что определяющим фактором в оценке личности является уровень интеллектуального развития, а люди недалекие — в основном это темнокожие — плодятся слишком интенсивно, что истощает хромосомные ресурсы человечества. Решение проблемы автор видит в государственном контроле над способностью личности к продолжению рода. Приплачивать умненьким, стимулируя их к самовоспроизведению, и приплачивать дуракам — исподволь подводя к мысли о необходимости и желанности стерилизации. Книжонка стала на время бестселлером, вызвав самые противоречивые отклики.

— Припоминаю, — подал голос Майло. — Был какой-то профессор. А сам ты читал ее?

— Нет. Но кто-то другой вполне мог.

— Считаешь, наш герой почитывает популярную психологию, чтобы найти оправдание собственным мерзостям?

— Оправдание своих поступков требуется каждому. Даже преступления на почве секса имеют под собой социальную основу.

— Разумно, — согласился Шарави. — Сексуальные убийцы довольно часто охотятся на проституток, поскольку те находятся на нижней ступеньке общества и тем самым не представляют собой никакой человеческой ценности, верно? Из виденного собственными глазами я сделал один вывод: каждый убийца — наемный киллер, солдат, садист — в своем представлении уличает жертву в потере человеческого облика.

— Вот он, социальный контекст, — вступил Майло, — в крошечном извращенном мозгу преступника поселилась идея о том, что он выполняет великую миссию по очищению мира от человеческого мусора. Отбор по Дарвину.

Майло сидел, подперев ладонью щеку и уставившись в пол.

— Это соотносится и с личностью, считающей себя выше других, — добавил я. — Он действует исходя из своих генетических фантазий, а вовсе не из низменного полового инстинкта. Поэтому оставляет тело жертвы в положении, свидетельствующем, по его представлениям, о непорочности.

— Только тело Айрит, — поправил меня Майло. — От Рэймонда на сегодняшний день мы имеем лишь кроссовки. Готов поклясться, что хищник тогда только вышел на охоту, ему требовалось отточить свое мастерство. Но как в таком случае быть с Латвинией? Она была убита после Айрит, ее повесили, то есть обошлись более жестоко.

— Не знаю, — ответил я. — Может, просто сменил стиль, чтобы избежать повторяющихся моментов.

Какое-то время в комнате стояло молчание. Шарави приканчивал уже третью кружку кофе.

— Но метить каждую жертву одними и теми же буквами убийца не боится, — произнес он.

— Давайте вернемся к униформе, — предложил Майло. — Помимо того, что она помогает завоевать доверие жертвы, форма дает убийце ощущение принадлежности к миссии. Скажем, это бывший военный или всегда стремившийся стать таковым.

— Если он служил, то вполне возможно, что его с позором изгнали из армии за какой-то проступок, — поделился я своим соображением.

— Униформа — штука ценная, — слабо улыбнулся Шарави.

— Будучи израильтянкой, — обратился к нему Майло, — как Айрит реагировала бы на человека в форменной одежде?

— Трудно сказать, — ответил тот. — В израильской армии должен отслужить почти каждый гражданин, а потом он еще будет числиться в резерве, так что повсюду полно людей в униформе, и дети к ней привыкли. Фактически Айрит большую часть жизни провела вне Израиля, но приходя в посольства и консульства, она, конечно, тоже часто видела форму охранников… так я думаю. Я плохо представляю ее психологический портрет.

— Кармели ничего не рассказывал вам?

— В его словах не было ничего необычного. Очаровательный ребенок. Милый, невинный и очаровательный.

Молчание.

— Можно еще поинтересоваться теми, кто подавал заявления для работы в полиции, — подкинул идею Майло. — Помнишь Бьянки? Это Душитель из Хиллсайда, как его прозвали, — пояснил он Шарави.

— Да, я знаю. Бьянки обращался в различные подразделения, получал везде отказ, и в конце концов устроился охранником.

— А это уже совсем другое дело, — сказал Майло. — Охранников никто особо не просвечивает. Среди них попадаются отсидевшие срок, умалишенные, придурки. Ходят с надутым видом, причем многие с оружием.

— Здесь ты прав, — поддержал я Майло. — Несколько лет назад у меня был случай с мальчишкой — малолетним преступником. Отец работал охранником в крупной промышленной компании, в Вэлли. Оказался ярко выраженным параноиком — галлюцинации, слышал голоса. Компания выдала ему баллончик с газом, наручники, дубинку и пистолет…

— Хорошо, попробуем посмотреть, что мы имеем. — Майло не терпелось подвести итог. — Некий полувоенный тип, возомнивший себя интеллектуалом, одержимый идеей выживания сильнейшего, с неконтролируемыми всплесками сексуальных фантазий, возможно — экипированный фотоаппаратурой. Делая снимки своих жертв и укладывая их тела в картинных позах, он получает наслаждение и…

Майло оборвал себя на полуслове, поднял на нас полный боли взгляд и потер лицо. С силой, до красных пятен. Плечи его поникли.

— Что-нибудь еще?

Шарави покачал головой.

— Могу посмотреть материалы по евгенике в университете, — предложил я, — проверить, нет ли в психиатрической литературе упоминаний об убийствах на этой почве. Глядишь, наткнусь где-нибудь на DVLL.

Из факса на столе выполз лист бумаги. Шарави передал его нам.

— Теперь все ясно, — с иронией произнес Майло, увидев строки на иврите.

— В штаб-квартире хотят знать мой распорядок дня на неделю. Точный расчет времени по часам, — пояснил Шарави.

— Непослушный мальчишка? — осведомился Майло.

— Рассеянный, — улыбнулся в ответ Шарави. — Которому нужно указывать на приоритеты. Наверное, придется смотаться в Диснейленд, чтобы привезти шефу в подарок кепочку с Микки-Маусом.

Он скомкал лист и метко отправил его в корзину для мусора.

— Два очка, — заметал Майло. — В Израиле играют в баскетбол?

Шарави кивнул, улыбка на этот раз получилась вымученной — он тоже устал, глаза совсем запали.

— Баскетбол, значит, у вас есть, а сексуальных убийц нет? Заимствуете у нас лишь то, что вам по вкусу?

— Хорошо бы так, — ответил Шарави. — Боюсь, что в этом нам ловкости еще не хватает.

— Жучков я сковырну сам, — Майло поднялся, — если их только четыре, как ты сказал.

— Четыре.

— Управлюсь. — Он смотрел на хрупкую фигуру сверху вниз. — Останешься здесь, Даниэл, и будешь общаться с Интерполом, с охотниками за наци — с кем сочтешь нужным.