Глава 30

Когда в восемь вечера мы с Робин стояли под душем, зазвонил телефон. Она подняла ко мне свое мокрое лицо, с сосков ее грудей стремительно стекали струйки воды.

Улыбнулась.

Меня все еще сотрясала дрожь.

Как и телефон.

Мы притворились глухими. Чертов аппарат и в самом деле смолк.

Позже, вытираясь, я прослушал запись.

«Это Майло. Позвони мне на номер в машине».

Я так и сделал.

— Нашел еще одну жертву с DVLL. Голливудский участок полиции. Семнадцать месяцев назад, еще до Рэймонда Ортиса.

— Несчастный ребенок, — проговорил я. — Сколько ему…

— Нет. Не ребенок. И не умственно отсталый. Даже наоборот.

Я отыскал Майло в кофейне Ботрайта на Хайленд-авеню к северу от Мелроуз. Претенциозная космическая архитектура, стойка, вытянутая в форме бумеранга, заезженный диск с записью местной группы и несколько посетителей — уткнувшихся носами в газеты любителей полакомиться яблочным пирогом.

Майло сидел на своем обычном месте в черной кабинке напротив темноволосой женщины. Когда он махнул мне рукой, женщина обернулась. Выглядела она лет на двадцать пять, очень тоненькая, красивая какой-то строгой красотой: довольно выдающиеся скулы, высокий прямой нос, кожа цвета слоновой кости, блестящие черные, аккуратно подстриженные волосы, блестящие черные глаза. Черный брючный костюм. На столике перед женщиной стоял стакан с шоколадным напитком. Майло с подвязанной вокруг шеи салфеткой пожирал жареных креветок и луковые колечки, запивая все это ледяным чаем.

Женщина не сводила с меня взгляда до тех пор, пока я не подошел к кабинке. Улыбнулась, посмотрев так, как это делает портной, снимая мерку с клиента.

— Алекс, это детектив Петра Коннор, из отдела убийств. Петра, познакомься с доктором Алексом Делавэром.

— Рада встрече, — откликнулась Коннор. Умело наложенная косметика прибавляла глубины ее глазам, которые и без того казались бездонными. Рука у нее была длинной и тонкой, с крепкими теплыми пальцами, стиснувшими на мгновение мою ладонь, а затем вновь принявшимися играть соломинкой коктейля.

Я уселся рядом с Майло.

— Съешь что-нибудь? — осведомился он.

— Нет, спасибо. Выкладывай.

— Начну с того, что у детектива Коннор весьма цепкий глаз.

— Просто повезло, — отозвалась она мягким приятным голосом. — На памятные записки я, как правило, не обращаю внимания.

— Как правило, все они — дерьмо.

Петра улыбнулась, помешала напиток в стакане.

— Да, — спохватился Майло, — совсем забыл. Работая с Бишопом, вы, наверное, и не слышите подобных выражений.

— Я — нет, а вот Бишопу приходится.

— Ее напарник — мормон, — пояснил Майло. — Умница, энергичен, когда-нибудь пробьется на самый верх. Вместе с Петрой он изрядное время назад взялся за расследование одного не совсем ясного дела. Сейчас Бишоп вместе с женой и целым выводком детишек на Гавайях, так что Петра пока тянет воз одна.

— Удивительная вещь, — заметила она. — Связь, возможно, с целой серией убийств. Ведь в нашем случае это даже не убийство — скорее, сомнительное самоубийство. Но недостаточно сомнительное для того, чтобы коронер изменил свой вердикт, поэтому оно так и осталось самоубийством и было благополучно закрыто. Однако, когда я прочла все же вашу памятную записку…

Петра встряхнула головой, отодвинула стакан в сторону и, достав зеркальце, подкрасила губы. Оставленный помадой след на соломинке имел чуть коричневатый оттенок. Пожалуй, ей было все же ближе к тридцати, но на лице ни единой морщинки.

— Кто жертва? — поинтересовался я.

— Двадцатидевятилетний ученый Малькольм Понсико. Специалист по физиологии клеток, незадолго до смерти защитился в Калифорнийском технологическом институте, его считали чуть ли не гением. Жил в Пасадене, на работу ездил в лабораторию, расположенную на Сансет, неподалеку от Вермонта. Там все и произошло, поэтому дело оказалось в нашей юрисдикции.

— Мне одно время пришлось работать совсем рядом, в Центре педиатрии.

— Вот-вот, это всего в двух кварталах. Лаборатория занимается плазмой кожи, они разрабатывают синтетические мази для обработки ожогов и прочие такие же штуки. Специальностью Понсико были клеточные мембраны. Он покончил с собой, введя в кровь хлорид калия, инъекции которого применяются в качестве инструмента смертной казни. Задержался допоздна и сделал себе укол. Уборщица нашла рухнувшее на стол тело в четыре утра. Здесь — она провела пальцем линию над хорошо очерченными черными бровями — осталась огромная рваная царапина — падая, Понсико ударился головой о край лабораторного стола.

— Уже мертвым повредил голову?

— Так расценил это коронер.

— Где нашли буквы?

— Он напечатал их на экране компьютера. Четыре буквы в центре экрана. Детектив Бишоп и я, мы вместе приняли их за какой-то термин, за формулу. Но из осторожности опросили окружающих — вдруг это предсмертная записка? Однако никто в лаборатории не знал ничего подобного, не нашли мы и упоминания об этих буквах в файлах компьютера Понсико, а их проверял наш спец. Там у него одни цифры и формулы. Никто не удивился тому, что Понсико написал какую-то тарабарщину, понять которую было под силу только ему одному. Гениальный мозг жил в своем собственном мире.

— Дома он не оставил никакой записки?

— Нет. Квартира оказалась в идеальном порядке. Все считали его отличным парнем, спокойным, выдержанным, целиком поглощенным своей работой. Никаких признаков упадка сил, депрессии. Родители, живущие в Нью-Джерси, сообщили, что и в последнем телефонном разговоре он им показался тоже совершенно нормальным. Но родители часто так говорят. Люди привыкли прятать свои секреты, не так ли?

— Он им показался нормальным? — переспросил я. — Не слишком убедительное свидетельство его удовлетворения жизнью.

— Родители сообщили, что Малькольм всегда был очень серьезным мальчиком. Мальчик — это их слово. Гениальным, поэтому они разрешали ему делать все, что он захочет. Он и делал — и давал результат. Тоже их цитирую. Они оба — профессора. У меня сложилось впечатление, что атмосфера в семье была достаточно напряженная. Отпечатки Понсико нашли на шприце для подкожных впрыскиваний и на сосуде с калием, а коронер сказал, что поза, в которой его обнаружили, соответствует версии самоубийства. Заметил также, что смерть была быстрой — массированный сердечный приступ. Однако Понсико мог бы и упростить свою задачу, если бы принял транквилизатор типа того, что дают приговоренным к смертной казни. Но опять же, наблюдателей из АКЛУ[6] Понсико в лабораторию не пригласил.

— Так почему самоубийство посчитали сомнительным?

— Бывшая подружка Малькольма — тоже сотрудница лаборатории, Салли Брэнч, — была убеждена, что там что-то не так, изводила нас звонками, хотела, чтобы мы еще раз все проверили. Говорила, будто такая его смерть — это полная бессмыслица, у Малькольма не имелось причин уходить из жизни, а если бы они и были, то она знала бы о них.

— Несмотря на то что она — бывшая подружка?

— У меня мелькнула та же мысль, доктор. Она еще пыталась бросить тень подозрения на его последнюю знакомую, поэтому мы решили, что ее поступки и слова продиктованы ревностью. А позже я встретилась с этой знакомой и удивилась. — Петра сделала глоток воды. — Ее зовут Зина Ламберт, и она странная личность. Работала в той же лаборатории, но за несколько месяцев до смерти Понсико уволилась.

— В чем заключается ее странность? — спросил я.

— Что-то вроде… превосходства над окружающими. Высокомерие, не вызывающее, но ощутимое. Типа «я умнее тебя, так что не трать мое время». Хотя считается, будто она очень переживала его смерть.

— Интеллектуальный снобизм? — мне захотелось уточнить.

— Совершенно верно. Со стороны это выглядело смешно, потому что Салли Брэнч с ее докторской была нормальным, простым человеком, а тут какая-то лаборантка считает себя корифеем наук. Но дурной характер не переводит человека автоматически в разряд подозреваемых, к тому же у нас ничего против нее и не было.

— А Салли Брэнч как-нибудь обосновала свои подозрения против Зины?

— Она говорила, что Понсико сильно изменился после того, как начал встречаться с Зиной: стал еще замкнутее, менее общительным, появилась враждебность. Мне все это представляется вполне логичным. Естественно, Понсико стал менее общителен с Салли — он же порвал с ней.

— Она не сказала почему?

— Все из-за той же Зины. Послушать ее, так Зина набросилась на бедного Понсико, как коршун на цыпленка, и унесла его прочь. Рассказала о том, что Ламберт помогла ему стать членом какого-то безумно престижного клуба интеллектуалов, и Малькольм стал одержим мыслью о собственной гениальности. Начал превращаться в самодовольного индюка. Однако это лишь слова, мотивов же, по которым Зина могла бы хотеть причинить Понсико вред, Салли так и не привела. В конце концов я перестала отвечать на ее звонки. Теперь же, после того как Майло просветил меня относительно DVLL и связи этих букв с убийствами, рассказал, что кто-то охотится за людьми с задержкой развития и, похоже, ставит перед собой цель осуществить генетическую чистку населения, я думаю, имеет смысл попристальнее всмотреться в этот клуб гениев. — Петра качнула головой. — И все же я не вижу тут никакой связи с Понсико. Разве что он познакомился в этом клубе с вашим киллером и слишком многому, на свою беду, у него научился.

— После ухода из лаборатории Зина устроилась на другую работу?

— Книжный магазин в Силверлейке. Это отмечено в ее деле.

— Салли не сказала, как называется клуб? — спросил я, думая о Нолане, еще одном самоубийце-интеллектуале.

— «Мета». Думаете, здесь может быть какая-то связь?

Я коротко рассказал о том, что вычитал в библиотеке.

— Выживает подлейший, — заметила Петра. — Отец вспоминал о чем-то подобном. Он у меня был профессором Аризонского университета, занимался физической антропологией. Говорил о масштабном исследовании, «проекте человеческого генома», в ходе которого предполагалось создать полную генную карту, проследить, какой ген и за что отвечает. Цель проекта — собрать максимально детальную информацию о каждом из нас. Потенциал для медицины был бы заложен неисчерпаемый, но пугали социальные последствия. Представьте: страховые компании, получив доступ к этой информации, решают отказать в выплате компенсаций из-за какой-то мутации, произошедшей в семье поколения назад. Или, скажем, отказ принять на работу человека, у которого лет десять назад кто-то из родственников умер от рака.

— О! — воскликнул Майло. — Старший Брат выявляет мутации и губит карьеры… А лаборатория тоже вела исследования по этой программе?

— Нет, они занимались проблемами кожи. Но даже если бы и вела, то это не объясняет, почему Понсико покончил с собой.

— Допустим, обнаружил у себя неизлечимую болезнь.

— Коронер утверждает, что он был абсолютно здоров.

— «Мета», — произнес Майло, вытаскивая блокнот. — Звучит по-гречески.

— Так оно и есть. Перед тем как встретиться с вами, я еще раз просмотрела дело. В переводе означает «изменения, трансформации». Некий прорыв в новое качество.

— В новый, черт побери, мир? Кучка высоколобых снобов теоретизирует относительно совершенствования рода человеческого, и один из них внезапно решает проверить теорию практикой?

Оба смотрели на меня.

— Почему бы нет? Если ты считаешь себя существом высшего порядка, то рано или поздно придешь к мысли о том, что для тебя никаких правил не существует.

Коннор извлекла из большой черной сумки папку и передала ее Майло.

— Спасибо, Петра.

— Не за что. — Она сверкнула улыбкой. — Обещайте только, что если памятную записку напишу я, то вы ее прочтете.

Петра поднялась и направилась к выходу. Мы смотрели, как она уселась за руль старенького черного «аккорда».

— Работает она недавно, — негромко сказал Майло, — но пойдет далеко… Я просмотрю папку и передам тебе. А потом поговорим с подружками Понсико.

— Пока это самая надежная наша ниточка.

Мы направились к машине.

— Спасибо за розыски в библиотеке, Алекс. У тебя не найдется времени посидеть там еще, может, узнаешь что-нибудь о «Мете»?

— Завтра с утра. Шарави у нас дока в компьютерах — не хочешь подкинуть ему работы?

— Пока не знаю. Видишь ли, все, что я ему ни скажу, пойдет прямиком к Кармели, а мне не хочется, чтобы объятый скорбью отец… хотя и держать его в неизвестности слишком долгое время я тоже не смогу. Дьявол, если не сообщить ему, он снова начнет пихать нам своих жучков. — Майло расхохотался. — Он меня отвлекает… Кстати, по-моему, я вычислил, как Шарави удалось выйти на кроссовки Ортиса. Каким-то образом он добыл дело — помнишь, Мэнни Альварадо жаловался, что не смог сразу найти его? Похоже, Юджин Брукер, бывший шеф ньютонского полицейского участка, заглянул за пару дней до этого в свой старый офис. Из всех чернокожих в Управлении у него был самый высокий пост, все считали, что он сядет в кресло первого заместителя. Однако после смерти жены Брукер сразу же подал в отставку. Но, представь себе, во время Олимпийских игр он был какой-то шишкой в службе обеспечения безопасности участников, как и Шарави. У израильтян наверняка есть связи в Управлении и черт знает где еще. Словом, как бы искренен Шарави ни был, у меня постоянное чувство, что он знает больше, чем говорит. Так ты думаешь, его компьютеры могут здорово помочь?

— В библиотеке я найду только самую общую информацию, то, что опубликовано в англоязычной прессе. Но в случае, если «Мета» окажется международной группой, или вдруг у нее есть некие отношения с криминальным миром за рубежом, Шарави будет весьма полезен.

Майло задумался.

— Ты исходишь из того, что клуб — штука серьезная. Насколько нам пока известно, это всего лишь сборище умников, встречающихся, чтобы со вкусом пожрать да поздравить друг друга с тем, что Господь наградил их такими мозгами. Даже если убийца окажется одним из них, каким образом мы определим, кто именно?

— При наличии списка членов можно будет сопоставить их имена с реестрами, полученными из ваших архивов, или с любыми другими фамилиями, что мелькают в информации о преступлениях. Проверим также, у кого из членов клуба могли быть возможности или мотивы для совершения трех наших убийств. Скажем, кто-то работал в парке, где похитили Ортиса, или в заповеднике, где была убита Айрит.

— Интеллектуал, подметающий дорожки парка?

— Неудачник. Я знаю кучу таких, случаев.

— Вторая подружка Понсико, мадам Ламберт, именно такой мне и представляется. Переносила бумажки из комнаты в комнату. Я не хочу сказать, что она в числе серьезных подозреваемых — ведь наш герой явно мужчина, и довольно крепкий, судя по тому, как он управлялся с телами.

Я уселся в машину.

— А что ты думаешь по поводу генного проекта, о котором рассказывала Петра? — спросил Майло.

— В наш добрый век только этого и не хватает. Мета карты, показывающей, кто из нас заслуживает того, чтобы жить.

— Что, не хочется полагаться на снисходительность гениев или страховых компаний?

Я расхохотался.

— Предпочитаю иметь дело с гангстерами и торговцами наркотиками.

Загрузка...