Четверг.
Спал я спокойно и крепко, однако проснулся в шесть, отняв пальму первенства у Робин. Лежа на спине, я вслушивался в ее мерное дыхание и думал о том, каково быть Эндрю Десмондом.
В половине седьмого Робин открыла глаза и посмотрела на меня. Мы поцеловались.
— Сегодня, — бросила Робин.
— Просто зайду в книжный магазин. Много времени это не отнимет.
— Надеюсь. А в какое время Даниэл подъедет?
— В девять.
Робин взъерошила мои волосы и перевернулась на бок. Мы оба поднялись с постели. Она накинула халат, туго перетянув талию пояском. Я положил руки на ее плечи.
— Все будет нормально.
— Знаю. — Робин повернулась ко мне лицом, крепко, едва ли не яростно поцеловала в щеку и как ни в чем не бывало направилась в ванную.
Любовью мы занимались вчера дважды, и во второй раз она сказала, что чувствует себя грешницей.
Подъехавший ровно в девять. Даниэл усадил меня в кухне, накрыл мои плечи черной простыней и защелкал ножницами, в результате чего минут через пять я стал походитъ на новобранца.
— Вы ко всему прочему еще и парикмахер?
— Был им в армии. Там учишься многому. Хотя открыть салон модной прически мне не по силам.
Он протянул мне ручное зеркальце.
После стрижки седина проступила заметнее, на черепе я увидел какие-то выступы и шишки, о которых раньше и не подозревал. Я стал выглядеть лет на десять старше, но зато фунтов на десять худее. Короткие волосы и бородка наводили на мысль о яром приверженце ислама.
Я надел затемненные очки. Скорчил гримасу.
— Улыбнись, — послышалось из-за спины.
У двери в кухню стояла Робин. Мне оставалось лишь подчиниться.
— О'кей, я рада, что ты — это все-таки ты.
Но ответной улыбки не было.
Даниэл установил на треноге профессиональный «поляроид», сделал не меньше трех десятков снимков, исчез и вернулся через час с готовыми водительскими правами на имя Эндрю Десмонда. Отличить их от настоящих было, на мой взгляд, невозможно. Я сунул права в бумажник, где уже лежали все остальные фальшивки.
— Очень рассчитываю на то, что полиция меня не остановит.
— Не произойдет ничего страшного — мы смогли ввести номер и серию прав в их компьютер. Ты закончил Институт психологии Западного побережья. Слышал о таком?
— Не приходилось.
— Он прекратил свое существование десять лет назад. Специализировался в заочной подготовке кандидатов и докторов по педагогическим наукам и психологии. Офис занимал однокомнатную квартирку в Вествуд-Виллидж. Пятьдесят три выпускника, и ни один, по нашим сведениям, не получил лицензию на практическую деятельность.
— Значит, работают профессиональными друзьями человека и денег имеют на этом в два раза больше.
— Может быть. Доступ к чужой душе иногда неплохо окупает себя. А диплом, кстати, недешев. Обучение стоило девятнадцать тысяч в год.
— Действительно дорого. Поэтому они и закрылись?
— Набор ежегодно падал. — Даниэл пожал плечами. — Бывший декан занимается сейчас страховым бизнесом в Орегоне. Ученую степень он присвоил себе сам. Сначала институт получал определенную дотацию из федерального бюджета, но потом правительство решило сэкономить.
— А вы детально подготовились.
— Более детально, чем предполагалось. Разрабатывая вашу легенду, я выяснил, что институт Лумиса тоже принимал участие в организации подобных курсов, их прозвали пекарнями дипломов. Одна школа была открыта во Флориде, другая — на Виргинских островах. Это облегчало освобождение от налогов, хотя в данный момент нам известно лишь то, что Лумис предоставлял стипендии слушателям.
— Где же вы все это разузнали?
— Из книги, которая явилась ответом на «Утечку мозгов». Единственная стоящая находка в Интернете. Сборник статей. Мое внимание привлекла одна из них, написанная профессором университета в Миссисипи, там он рассуждает о защите дипломных работ. Так вот именно этот профессор раскопал, что школа на островах как-то связана с Лумисом, и вполне вероятно, что там велись исследования по евгенике.
— Сборник — это случайно не «Наука наизнанку»?
— Да. Вы читали его?
— Отыскал, но до чтения не дошло: подумал, зачем это нужно, если я априори согласен с авторами. Как зовут профессора?
— Бернард Юстэйс.
— Думаю, вы уже вошли с ним в контакт.
— Мы пытались. — Взгляд Шарави стал жестким. — Но он умер четырнадцать месяцев назад.
— Как?
— Автомобильная авария. Навещал родителей в Миссисипи, и поздней ночью машину на дороге занесло.
— О Господи.
— В полицейском протоколе зафиксирована смерть в результате дорожной аварии, Алекс. Может, так оно и было. Мы с Майло решили, что на данном этапе уточнять детали слишком рискованно, поскольку все случилось в сельской местности, и вопросы, задаваемые чужими полицейскими, могут кого-нибудь насторожить. — Пальцы его здоровой руки теребили край скатерти.
— Миссисипи, — повторил я. — Юстэйс не был чернокожим?
— Белый. И историк, а не психолог. Вероятно, будет случай побеседовать с его вдовой, но сейчас более важным представляется Санджер и ваша встреча с Зиной Ламберт. Вы к ней готовы?
— Да. Где Майло?
— Он последует за вами, однако мы считаем, что вам лучше не знать, где именно он находится. Так естественнее, меньше шансов встретиться случайно взглядом. Вы же не сомневаетесь в его способности прийти на помощь?
— Ничуть.
Перед тем как выйти из дома, я заглянул к Робин. В мастерской тишина, станки выключены, сложенный фартук валяется на верстаке, а сама она, стоя спиной ко мне, разговаривает по телефону.
Спайк тявкнул и устремился мне навстречу. Робин обернулась.
— Перезвоню, когда все будет сделано. Привет. — Она положила трубку. — Ты похож на французского кинорежиссера, Алекс.
— Это хорошо или плохо?
— Зависит от того, любишь ли ты французские фильмы. Сейчас в тебе чувствуется какая-то… голодная элегантность. Едешь?
— Да.
— Подойди.
Мы обнялись.
— Что это за одеколоном от тебя пахнет?
— Любимый аромат Эндрю. Возбуждает?
— Еще как. Только пессимизм. — Робин чуть отстранилась, держа меня за руку. — Нет, выглядишь ты на славу. Когда тебя ждать назад?
— Как пойдет. Думаю, ближе к вечеру.
— Позвони, если сможешь. Приготовлю что-нибудь на ужин.
Я сжал ее пальцы. Другой рукой Робин погладила жесткий ежик моих волос — раз, второй.
— Колется?
— Если у меня закончится наждачная бумага, придется просить тебя об услуге. — Она вновь бросила на меня взгляд. — Совершенно иной человек.
— Перебор, Робин. Я иду в книжный магазин, здесь, в Голливуде, а не пытаюсь тайком пересечь иранскую границу. Но и книжками тоже торгуют профессионалы.
— Давно ты последний раз был в Голливуде?
Подумав о Голливуде Нолана Дала, я неопределенно хмыкнул.
Робин опять погладила мою голову.
— Трое детишек и слепой. Ничего, они еще отрастут.