Майло выехал на улицу и остановился позади моей «севиллы».
— Ну вот, — сказал он, глядя в зеркало заднего вида, — наконец-то игра началась.
За нашими спинами из только что подтянувшегося к воротам школы автофургона местной телестанции выскакивали репортеры со своей аппаратурой. Охранник у ворот перебросился парой слов с Хуксом, и серый фургон, тронувшись с места, обогнул нас и ушел в сторону Вестерн-авеню. Похожий на испанца водитель с такой же седоватой, как у Монтеса, бородкой успел бросить быстрый взгляд на нашу машину.
— Дочка дипломата на Вест-сайде и девчонка-наркоманка здесь, — проговорил Майло. — Есть какие-нибудь соображения?
— Определенное физическое сходство между Айрит и Латвинией, обе с задержкой умственного развития, обе удушены, Айрит не изнасилована, не обнаружены пока следы изнасилования и у Латвинии. Положение трупов. Но Латвиния удушена иначе, и уборщик перемещал тело.
— Уборщик.
— Он не понравился тебе?
— Еще как. Потому что он был там. И потому что он перемещал тело.
— Беспокоясь о собственных внуках, — заметил я.
— Есть что-то еще, Алекс. Он обрезает веревку, аккуратно укладывает тело, но не пытается запихнуть назад выпавший язык. Хукс спросил его об этом, и Монтес ответил, будто, сообразив, что она мертва, не захотел нарушать картину преступления. Тебе это кажется логичным?
— Человек обычный, увидев висящее в петле тело, побежал бы к телефону. Но если Монтес — личность, ориентированная на действие, к тому же у него семья, он привязан к школе, — в его поведении нет ничего странного. Однако возможен и другой вариант: Монтес договаривается о встрече с Латвинией — он признал, что был знаком с ней, — они проходят за школу, потому что там он чувствует себя хозяином. Он убивает ее, вешает, потом сознает, что вот-вот начнут подходить ученики, а времени спрятать тело нет. И становится героем дня. Или у него было время избавиться от трупа, но он намеренно оставил его там, потому что был уверен, что вывернется, если задерет перед нами нос. Или станет героем — ведь он считает себя умником. Знаешь, как пожарный, который сует спичку в промасленную ветошь, а потом мужественно направляет на нее брандспойт. Плюс ко всему, — я уже не мог остановиться, — Монтес одет в униформу. В серый комбинезон, а рабочий, которого я заметил в парке с газонокосилкой, был в хаки. Кто-то другой мог бы и не обратить внимания.
— Айрит. — Глаза Майло сузились.
— Для нее униформа могла ассоциироваться с лицом официальным. С кем-то, кто работает в данном месте и кому можно доверять. Униформу большинство людей так и воспринимает.
— Монтес, — произнес он. — Ну, если за ним что-нибудь числится, то Хукс выяснит это.
— Не забудь про клочок бумаги, — напомнил я. — DVLL.
— Тебе о чем-то говорят эти буквы?
— Нет. Но я уверен: то, что сказал Хукс про обрывок школьного объявления, — чушь.
— Как? — Майло развернулся ко мне.
— Слишком уж примитивно. Сдвигают тело — и вот вам, пожалуйста. У Айрит ничего подобного не нашли. Если верить документам.
— Это важно?
— Иногда, — заметил я, — мелочи ускользают.
— Ты считаешь, — он нахмурился, — что это Монтес, или кто там у нас убийца, оставил послание?
— Может, бумажка была в кармане Латвинии и выпала — либо когда девочку вешали, либо когда уборщик укладывал ее на землю.
Майло поскреб щеку.
— Съезжу в морг и сам просмотрю все мешки с одеждой Айрит, если ее, конечно, не вернули семье. Кстати, сегодня утром позвонил Кармели, сообщил, что сделал копии писем с угрозами, и я могу подъехать забрать их. Займусь этим после пяти, нужно посидеть на телефоне, уточнить, не было ли еще где-нибудь интересующих нас жертв — с глухотой или малость тронутых. Если я вечером подвезу тебе письма, ты согласишься их посмотреть?
— Почту за честь. А Кармели быстро обернулся с угрозами. Конструктивная попытка улучшить отношения?
— На него произвело впечатление то, что я притащил с собой психоаналитика.
— Конечно. Плюс твой галстук.
Домой я вернулся в половине третьего. Робин не было, видимо, пошла прогуляться с псом. Я выпил пива, просмотрел почту, сходил оплатить кое-какие счета. Часа за полтора до этого звонила Хелена Дал, оставила на автоответчике номер своего рабочего телефона. Был также звонок от доктора Руна Леманна.
В кардиологическом отделении мне ответили, что Хелена на операции и подойти к телефону не может. Я попросил оставить ей записку и набрал номер Леманна.
На этот раз вместо секретарши мне ответил записанный на пленку довольно официальный и все же какой-то мягкий мужской голос, а когда я назвал себя, тот же, но уже принадлежащий живому человеку голос произнес:
— Доктор Леманн слушает.
— Спасибо за звонок, коллега.
— Не стоит благодарности. Мне звонила сестра Нолана Дала, но я решил переговорить сначала с вами. Чего, собственно, она хочет?
— Понять, почему ее брат покончил с собой.
— Соболезную ей, но разве вообще можно такое понять?
— Согласен с вами, но не оставил ли Нолан хотя бы какого-то ключа к пониманию происшедшего?
— Был ли это упадок духа или глубокая депрессия? Явно сyицидaльнoe поведение или, может быть, он взывал о помощи? Ни того ни другого во время его визитов я не заметил, доктор Делавэр, но… не вешайте трубку…
Секунд через тридцать я вновь услышал его ставший торопливым голос.
— Извините. Срочное дело, к сожалению, я вынужден закончить разговор. Видите ли, хотя мой пациент мертв и судейские чиновники косо посматривают на врачебную тайну, я причисляю себя к тем старомодным врачам, которые берут на себя ответственность с уважением относиться к секретам своих больных.
— У вас нет хоть чего-нибудь, что могло бы помочь сестре Нолана?
— Чего-нибудь, — задумчиво протянул он в трубку. — Гм-м-м… дайте подумать. Я готов сообщить вам пару кое-чего. Не хотелось бы говорить об этом по телефону. Дело имеет отношение к полиции, плюс нынешняя обстановка… Кто знает, куда суют нос вездесущие газетчики…
— У вас много клиентов среди полицейских?
— Хватает для того, чтобы проявлять элементарную осторожность. Конечно, если вам не захочется садиться за руль…
— Нет вопроса, когда?
— Дайте взглянуть на мой календарь. Сразу же подчеркну: не могу ничего обещать до тех пор, пока не посмотрю его карточку. Да, вот еще: мне лучше всего избежать разговора с сестрой Нолана. Скажите ей, что мы с вами уже беседовали.
— Разумеется. У вас были проблемы в подобных случаях?
— Нет… как правило. Позвольте маленький совет, доктор. Может быть, вы прислушаетесь к нему — как врач его сестры. Стремление понять нормально и оправданно, но цена таких исследований в различных случаях разная.
— Вы считаете, что сейчас затраченные усилия себя не оправдают?
— Я считаю… Скажем так: Нолан Дал был… интересным парнем. Остановимся на этом. Я вам позвоню.
Интересный парень.
Предупреждение?
Какая-то мрачная тайна, о которой Хелене лучше не знать?
Я стал вспоминать все, что успел узнать о Нолане.
Перепады настроения, поиски острых ощущений, шараханье в политические крайности.
Может, где-то в своей профессиональной деятельности он переступил черту? Заглянул туда, куда заглядывать никак не стоило?
Или же тут замешана политика?
Дело имеет отношение к полиции. Нынешняя обстановка…
Вездесущие газетчики.
Интересно, не приходилось ли Леманну решать такие проблемы других полицейских, которые внушили ему опасения за собственную жизнь?
По неизвестной причине он явно стремился увести меня в сторону от попыток проникнуть во внутренний мир Нолана.
Управление ничего не имело против, когда Хелена предложила не устраивать пышные официальные похороны.
Из уважения к сестре покойного?
Нолан — умный и цепкий, другой — потому что много читал.
Отгородившийся от мира.
Перевод из Вест-сайда в Голливуд.
Ему нравилось действовать?
Нарушая закон?
Ввязался во что-то такое, что оставило ему лишь один выход — пуля в рот?
В этот момент раздался звонок. В трубке я услышал запыхавшийся голос Хелены.
— Много беготни?
— По горло. Привезли больного с острым инфарктом, сосуды ни к черту. Но все-таки откачали, дело идет на поправку. Собственно, звоню вот с чем: в обед я пошла на квартиру Нолана, хотела заняться разборкой вещей. — Она перевела дух. — Начать решила с гаража, там все оказалось в порядке. А вот в квартире, доктор, кто-то успел побывать до меня. Полный разгром. Забрали стереоцентр, телевизор, микроволновую печь, всю посуду, два торшера, даже картинки со стен поснимали. Думаю, и одежда не вся на месте. Наверное, подъехали на грузовике.
— О Господи. Мне очень жаль.
— Скоты. — Голос ее дрожал. — Подонки.
— Никто ничего не видел?
— Похоже, действовали ночью. В доме две квартиры — Нолана и хозяйки, она зубной врач, уехала куда-то на конференцию. Я позвонила в полицию, там мне сказали, что им потребуется не меньше часа, чтобы приехать. А к трем мне нужно быть на работе. Я оставила им свой номер и уехала. Да и что они смогут сделать? Составить протокол и подшить его в папку. Украденного не вернешь. Брать в доме больше нечего, за исключением… Машина! Машина Нолана! Как же я о ней не подумала? Машина в гараже — они либо не видели ее, либо им не хватило времени, и они за ней вернутся. Боже, мне нужно срочно назад! Надо, чтобы кто-то отвез меня — я отгоню его «фиеро» к своему дому… Голова, идет кругом — только что позвонил мой адвокат по поводу последних бумаг. Ограбить полицейского! Будь проклят этот город. Плата внесена на месяц вперед, этого мне должно хватить, чтобы все тут расчистить…
— Хотите, отправимся туда вместе?
— Вы и в самом деле не против?
— Конечно.
— Вы очень добры, но я не могу вас так обременять. Спасибо.
— Хелена, я же сам вам предложил. Все нормально.
— Так вы не шутите?
— Где находится квартира?
— Это Уилшир, Сикомор-стрит, неподалеку от Беверли. Сейчас я выйти не могу, слишком много пациентов. Может, в пересменку, если у нас хватит сестер. А если машину к тому времени угонят — черт с ней!
— Значит, до вечера?
— Для вас это будет уже слишком поздно, доктор.
— Бросьте, Хелена. Я — сова.
— Не могу сказать точно, когда освобожусь.
— А вы мне позвоните. Не буду занят — подъеду. В противном случае управитесь сами. О'кей?
— Договорились. — Она рассмеялась. — Спасибо вам, доктор Делавэр. Уж очень не хочется ехать одной.
— У вас есть еще минутка?
— Слушаю вас.
— Я говорил с Леманном.
— Что он сказал?
— Ничего, как и предполагалось. Конфиденциальность. Но он согласился просмотреть карточку Нолана. Если там обнаружится нечто, о чем доктор Леманн сочтет возможным рассказать, он будет готов встретиться со мной.
В трубке повисло молчание.
— Если вы этого захотите, Хелена.
— Да. Да, отлично. Начало положено — хорошо бы добраться до конца.