Она выкрасила волосы в черный цвет и отпустила их до плеч, а падавшая со лба челка скрывала брови. Однако лицо осталось прежним, узким и бледным — в реальной жизни скорее фарфорово-бледным, а не мелово-матовым, как у японских театральных масок. Тот же ободок туши вокруг глаз. Четкие, правильные черты, небольшой прямой нос, неширокие, но чувственные, влажно поблескивавшие губы. На фото она выглядит менее привлекательной.
Простое, бесхитростное лицо — американский стандарт, так знакомый по рекламе, скажем, стирального порошка.
Салли Брэнч называла Зину маленькой, но это оказалось не совсем точным. С ростом от силы в пять футов и при весе явно не больше девяноста фунтов Зина походила на девочку с воинственно торчавшими под розовой синтетической блузкой острыми грудями и тонкими, но округлыми руками.
Бедра плотно обтянуты узкими черными джинсами. Крошечная, в два пальца, талия. Неожиданно длинные ноги, впрочем, вполне пропорциональные для ее миниатюрной фигуры.
Туалет завершали серьги из блестящего черного пластика и красные туфельки на высоком каблуке.
Но даже несмотря на каблуки, эта двадцативосьмилетняя женщина запросто могла сойти за студентку-второкурсницу.
При ходьбе она раскачивала бедрами.
У меня возникло ощущение, что мы оба, я и она, решили принять участие в каком-то маскараде.
Зина выбрала себе костюм-ретро середины пятидесятых. Ностальгия по старым добрым временам, когда мужчины были мужчинами, женщины — женщинами, а ущербные знали свое место?
Она рассчитывала на внимание окружающих. Я уткнулся лицом в книгу о карликах, надеясь рассмотреть Зину, самому оставшись незамеченным.
Не вышло.
— Привет! — Голос был высоким и чистым. — Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
С самым искренним и доброжелательным видом Эндрю Десмонд отрицательно покачал головой и вновь повернулся к стеллажам.
— Успешных поисков! — Зина направилась к кассе, но не успела она подойти, как Кожаный Жилет с сигарой в зубах поднялся и, не произнеся ни слова, вышел из магазина.
— Вонючка! — бросила она в захлопнувшуюся за ним дверь.
Взобравшись на высокий стул, Зина для начала уменьшила громкость, а затем и вовсе сменила Стравинского клавесинной фугой.
— Благодарю, — сказал я.
— Ну что вы. Барабанные перепонки людей читающих нельзя подвергать такому испытанию.
Я вновь углубился в выбранную наугад книгу — на этот раз «Всесокрушающий секс», — стараясь время от времени скользнуть быстрым взглядом по Зине, которая поставила на полку «Влажный бандаж», извлекла из-под прилавка нечто похожее на конторский гроссбух, раскрыла его на коленях и принялась что-то писать.
С творениями Санджера и Гальтона в руке я подошел к кассе.
Столбцы цифр. Значит, это и вправду бухгалтерия. Зина отложила гроссбух в сторону и улыбнулась.
— Платить будете карточкой или наличными?
— Карточкой.
Не успел я достать бумажник, как она выпалила:
— Тридцать два, шестьдесят четыре.
Я искренне удивился. Зина рассмеялась, обнажив ровные белые зубы, только на верхнем левом резце была небольшая щербинка.
— Не верите, что я так быстро сложила?
— Отчего же. Просто не ожидал.
— Быстрый счет — это интеллектуальная гимнастика. Человек либо пользуется своими мозгами, либо теряет способность мыслить. Но если вы все же не верите…
Она принялась тыкать пальцами в кнопки кассового аппарата.
На дисплей выпрыгнули цифры: 32,64.
Зина с удовлетворением провела по губам розовым кончиком языка.
— Оценка — «отлично». — Я протянул ей принадлежащую Эндрю новенькую пластинку «Мастеркард».
— Вы — учитель? — Она посмотрела на карточку.
— Нет. А что такое?
— Учителя любят всем ставить оценки.
— Я делаю это очень редко.
Она сунула книги в бумажный пакет и протянула его мне.
— Не судите, да не судимы будете?
Мне осталось лишь пожать плечами.
— Ну что ж, вот ваша покупка, мистер Э. Десмонд.
Я направился к двери.
— Неужели вам не хочется полистать?
— Что? — Я остановился.
— То, что вы приобрели. Уж больно у вас угрюмый вид. Разве вы покупаете книги не для собственного удовольствия?
Эндрю обаятельно улыбнулся.
— Только прочитав книгу, я смогу понять, доставила она мне удовольствие или нет.
На какое-то мгновение Зина оторопела, затем энергично тряхнула головой.
— Смотрите-ка, он не только скептик, он еще и эмпирик!
— Этому есть альтернатива? — поинтересовался я.
— Альтернатива есть всему. — Зина взмахнула изящной кистью с длинными, покрытыми красным — а каким же еще? — лаком ногтями. — Что ж, мистер Э. Десмонд. Я не собиралась задерживать вас, просто обратила внимание на ваши книжки.
— О, вы их читали? Одобряете мой выбор?
Не торопясь с ответом, Зина перевела взгляд с моего лица на грудь, затем на ботинки и вновь посмотрела мне прямо в глаза.
— Выбор неплох. Гальтон был провозвестником всего этого. Да, я их читала. Меня интересуют подобные вещи.
— То есть евгеника?
— Всестороннее усовершенствование общества.
Я выдавил из себя смущенную улыбку.
— Выходит, у нас есть общие интересы.
— Да ну?
— Думаю, что наше общество здорово нуждается в ремонте.
— Мизантроп.
— Могу быть и им — это зависит от дня недели.
Навалившись грудью на прилавок, Зина склонилась ко мне.
— Свифт или Папа?
— Простите?
— Два полярных проявления сущности мизантропии. Не слышали, мистер Э?
— Боюсь, что здесь у меня пробел.
— Но это же так просто. Джонатан Свифт ненавидел человечество как единое целое, однако умудрялся находить в себе достаточно любви к отдельным его представителям. А Римский Папа Александр призывал к всеобщей братской любви, но был не в силах благословить ее в межличностных отношениях.
— Неужели?
— Именно так.
Эндрю приложил к губам указательный палец.
— Тогда я и Свифт и Папа одновременно, сегодня один, а завтра другой. Бывают и такие времена, когда я презираю оба эти полюса, что случается, если я слишком рано беру в руки газету.
— Нелюдим. — Зина засмеялась.
— Мне так и говорят. — Я сделал шаг вперед и протянул ей руку. — Эндрю Десмонд.
Несколько секунд Зина пристально смотрела на нее, решившись в конце, концов слегка коснуться кончиков моих пальцев.
— Очень любезно было с вашей стороны поддержать разговор, Эндрю Десмонд. Я — Зина.
Она выключила музыку, села прямее и вновь залюбовалась своим маникюром.
— Интересное местечко вы нашли для магазина. Давно здесь обосновались?
— Несколько месяцев назад.
— Я оказался здесь только потому, что мне нужно было забрать машину со штрафной площадки. Случайно заметил название над дверью.
— Клиенты нас знают.
Я повел глазами по пустой комнате. Зина молча наблюдала.
— Где-нибудь рядом можно пообедать? — спросил я.
— Вряд ли. Мексиканская забегаловка напротив закрыта. На прошлой неделе сын хозяина был убит в какой-то гангстерской разборке. Обычная этническая энтропия.
Зина ждала моей реакции.
— Эта забегаловка здесь единственная?
— Есть еще несколько подобных заведений, коль они вам по вкусу.
— Мне по вкусу хорошая еда.
— В таком случае рядом вы ничего не отыщете — кроме нарезанной соломкой свинины и фасоли, покрытой застывшим жиром. Это можно съесть только под страхом голодной смерти. Вы голодны, Эндрю?
— Нет. Не настолько, чтобы унизиться до такого меню.
— Precisement[11]. — Из-под прилавка виднелся уголок бухгалтерской книги; Зина задвинула ее поглубже.
— Я предпочел бы пообедать, а не утолить голод. Куда ходите вы?
Она насмешливо поджала губы.
— Это что, приглашение?
Я потер бороду, снял очки.
— Если вы не против, то да. Если против, то я всего лишь обратился к вам за справкой.
— Стоите на страже своего самолюбия?
— Положение обязывает. Я — психолог.
— Серьезно? — Зина смотрела в сторону, стараясь сохранить безучастный вид. — Психология клиническая или экспериментальная?
— Клиническая.
— Практикуете в этом районе?
— В настоящее время я нигде не практикую. Собственно говоря, у меня ВКД — все, кроме диссертации.
— Другими словами, все, кроме деградации. Бросили учебу?
— Само собой.
— И гордитесь этим?
— Не горжусь, но и стыда не испытываю. Не судите, как вы сами сказали… Свой срок в аспирантуре я отбыл и понял, что психология — это крошечные зернышки науки, брошенные в кучу пустой шелухи. Надоело делать вид, что банальность принимаешь за откровение свыше. Прежде чем идти в науку дальше, я решил проверить, смогу ли в душе примириться с этим. Поэтому и… — Я поднял над прилавком пакет с книгами.
— Поэтому что?
— Этих названий нет в списке рекомендованной литературы. Они представляют интерес для меня лично, вне зависимости от того, необходимо ли психологу прочесть их или нет. Интерес с точки зрения упомянутого уже усовершенствования — возможно ли поставить заслон на пути сползания общества в пучину посредственности. Когда я вошел сюда, я и понятия не имел о том, что найду на полках за исключением комиксов. Но эти две, — я потряс пакетом, — сказали мне: купи нас!
Зина облокотилась на прилавок.
— Сползание в пучину посредственности. Мне кажется, мы уже там.
— Я выразился так из сострадания.
— Нет нужды. Сострадание ведет к иллюзиям. Вы же почти готовый психолог, хранитель священной чаши самопознания.
— Или самомнения — зависит от того, как на это посмотреть.
Она опять рассмеялась. Еще немного, и меня начнет тошнить от нашей беседы.
— Ладно, отвечая на ваш вопрос, скажу, что обычно обедаю во французском ресторанчике «Ла Пти» в Эхо-парке, у них простая и вкусная провинциальная кухня.
— Седло барашка?
— Время от времени там готовят и его.
— Может, мне повезет. Благодарю вас.
— В этом, может, и повезет. — Зина полуприкрыла глаза; веки ее были оттенены голубым.
— Так что же у нас выходит — приглашение или просто справка? — спросил я.
— Боюсь, последнее. Я на работе.
— Прикованы к кассе цепью? А за спиной стоит грозный хозяин?
— Ну уж нет, — в голосе ее зазвучало неожиданное раздражение. — Магазин принадлежит мне.
— Тогда почему бы не отлучиться? Вы же говорили, клиенты вас знают. Я убежден, они простят вам недолгое отсутствие.
— Как я могу быть уверена в том, что вы не маньяк чокнутый?
— Никакой уверенности. — Я по-волчьи оскалил зубы.
— Хищник?
— В вопросе пропитания среди животных не может быть равенства. — Я вновь тряхнул пакетом. — Здесь, по сути, говорится о том же, не так ли?
— А разве так?
— По мне — да. Как бы то ни было, если я оскорбил ваши чувства, приношу извинения.
Смерив меня долгим взглядом, Зина достала из кармашка джинсов ключ и закрыла кассу.
— Мне нужно взять сумочку и запереть магазин. Подождите у входа. У вас есть машина?
Через пять минут Зина вышла и уселась в «карманн-гиа».
— Неужели эта развалина еще ездит? — сморщила она носик при виде хлама на заднем сиденье.
— Будь у меня дар предвидения, купил бы «роллс-ройс».
По радио передавали новости. Зина покрутила ручку, поймав какую-то безликую мелодию, скрестила ноги и оглянулась на заднее стекло.
— Копов не видно, Эндрю. Разворачивайтесь прямо здесь и выезжайте на Сансет, там свернете к югу.
Приказы. Сухой, твердый голос, ни одной музыкальной ноты. Отвернув голову, Зина смотрела в открытое окно машины.
Пока я трогался с места и разворачивался, она не произнесла больше ни слова.
Мы успели отъехать на квартал, когда пальцы ее железной хваткой вцепились в мой пах.