Отцовские ботинки при входе. Гладкая, чуть ли не зеркальная кожа. Родители ужинали. По телевизору шел бейсбольный матч. «Джайентс» лидировали на три очка. В коридоре, удивленный тем, что не испытал никакого удивления, я увидел на стене фотографию, которую недавно выбросил. Под ней на кнопку прикреплена записка: «У меня есть негатив. Сколько ни выкидывай, я буду вешать копию. Мама». И смайлик. Семья самовозобновляется. Я снова стоял на фоне моста Золотые Ворота с кепкой набекрень и отцовской рукой на плече и ждал, пока песчинка проскользнет вниз, я стряхну с плеча руку и…
…Я подождал еще немного, пока не утихла досада. Или, как сказал бы Кумамото, я перестал испытывать досаду, потому что не хотел ее испытывать. Это было волевое усилие. Мне так легче. Уже без чувства досады я взял у порога поднос с едой — рис еще дымился, — сделал осознанный шаг, затем еще один, открыл твердой рукой дверь, дверь в гостиную.
Родители смотрели на меня круглыми глазами. Я молча кивнул.
Отец первым нарушил тишину.
— Да убери же ты свой хлам со стула, — обратился он к матери.
На моем стуле, на котором я не сидел вот уже два года, лежала стопка старых журналов, принцесса Кико-сама[20] махала рукой с обложки, клубок красной шерсти, спицы. Мама бросилась освобождать стул. Клубок шерсти упал на пол и покатился к моим ногам. Я пнул его отцу. Хоум-ран. Я сел за стол.
— Итадакимасу[21].
Тебе добавить риса? — Мама наполнила миску. — Возьми еще тофу. Оту-сан[22], передай ему, пожалуйста, лук-порей.
В считаные секунды стол был перенакрыт. Гарниры и соусы переставили ближе ко мне. Я ел. Когда я потянулся за последней пельмешкой-гёдза, мои палочки столкнулись с отцовскими.
— Бери ты.
— Нет, ты возьми.
Он погладил себя по животу:
— Я уже сыт.
Мы посмотрели друг другу в глаза. Мы выдержали этот миг.
— Пиво, — наконец произнес он. — Кэйко, принеси-ка нам пива. Мы выпьем за это. За что? Ну, за «Джайентс», разумеется.
Из телевизора раздались восторженные возгласы. Комментатор сорвал голос. Игра продолжалась. Мать принесла три кружки и сушеные кальмары.
— Кампай![23]
Мы подняли стаканы.
— В конце долгого дня, — смеялась мама, — пиво особенно вкусное.