Я назвал его Галстуком

76

— Как ты думаешь, есть ли жизнь после смерти? — спросил он ни с того ни с сего. — Я про Юкико. Ночью, уже лежа в кровати, я задумался: а вдруг она переродилась? Ну, скажем, в Мексике. Ей теперь два или три года. Она уже говорит. На испанском. Быстро учится. Ей только слово скажи, она тут же его повторяет. У нее два брата. Хорхе и Фернандо. Они играют все вместе. Старшие следят за тем, чтобы сестра не проглотила детальки конструктора. Они — тоже перерожденные души. Как бы это сказать, я подумал о том, что Юкико могла бы сейчас, со всеми накопленными знаниями, в домике где-нибудь в Пуэбле, в комнате, в теле под именем Изабелла, собирая конструктор, — могла бы на миг вспомнить, что однажды уже была здесь. Что ей знакомо солнце, лучи которого падают на ее ручки сквозь жалюзи. Знаком оклик матери. Чувство дежавю. Я заснул с этой мыслью. Что мы переродились здесь, чтобы что-то вспомнить. Завораживает, не правда ли? Мысль, что ты мог бы ее встретить. Когда-нибудь. В Мексике. Или где угодно. В один случайный миг ее рукав коснется твоего, и было бы жаль этот миг упустить. Невосполнимая потеря. Вдобавок такое могло бы случиться и с нами. Как бы это сказать. Сегодня на платформе, в окружении толпы людей я спросил себя, заметил ли бы я пропажу одного из них? А еще: заметил бы он мою пропажу? Не затем ли мы все здесь, чтобы касаться друг друга? Когда поезд наконец подъехал и я увидел мелькающее в его окнах и в дремлющих за ними людях свое отражение, у меня не осталось вопросов. Скорее это было озарение: все мы друг с другом связаны.