Я назвал его Галстуком

90

Знаю, в этом нет смысла. Но мне бы очень хотелось сказать, что я в тот же день осознал, какую потерю понес. Я осознал потерю моего сына. Я осознал, какая потеря была в том, что я ни разу не назвал его по имени, которое сам же ему и дал. Цуёси. Сильный. Таким я его себе представлял. Сильный, как удар кулаком в живот, прямо как в фильмах, которые мы с ним так и не посмотрели. Но осознание, кого и что я потерял в его лице, пришло намного позже, годы спустя, и когда оно пришло, это стало двойной потерей. Все равно что вскрыть шрам. Ты копаешься в нем и понимаешь, что ничего не исправить. Уже нечего исправлять.

Мы вернулись домой вдвоем. На полу в прихожей валялась погремушка. Кёко наклонилась и подняла ее.

Я сказал, выговорил это: «Может, оно и к лучшему».

Кёко повернулась ко мне, побрякивая погремушкой. Ее глаза округлились: «И кому же лучше? Тебе?» С этим вопросом она оставила меня одного, сама заперлась в детской.

Я стоял в тишине, прислушивался, ждал какого-нибудь знака, но слышал только тиканье часов на запястье. Через час я сдался, сел перед телевизором и выкрутил громкость на полную.