Я назвал его Галстуком

45

Когда меня растолкали, я понял: теперь меня уволят. Во рту еще оставался выдохшийся привкус сна, который я уже не помнил, и было даже жаль, что меня разбудили.

Чуть позже меня уволили.

Дескать, я недостаточно эффективен.

Я собрал свои вещи и выбросил их в ближайший мусорный бак. Тяжелая ноша упала с моих плеч. Да, стыдно признаваться, но в тот момент я почувствовал лишь облегчение. Я был не нужен. Мне больше не надо было ничего доказывать. Чувство, что я наконец вышел из строя, опьянило меня. Свечка ярко вспыхивает, когда догорают остатки воска. Она знает, что скоро погаснет. А потому под конец горит ярче прежнего.

Куда пойти? Не домой. Все с тем же облегчением я сел в баре тут неподалеку и вышел оттуда спустя пять кружек пива. Прохладный весенний воздух. Плывущие облака. По пути на одном из перекрестков какой-то пьяный держал пламенную речь о положении в стране. Густой кашель, он сплюнул мокроту. Когда наши взгляды встретились, он воскликнул: «Брат мой, где ты был?» Мне стало противно, я отвернулся. Он пошел вслед за мной. Я спиной чувствовал его взгляд. Он догнал меня. Его рука на моем плече. Я с размаху толкнул его, начал пинать. Он не сопротивлялся, что только подогревало меня. Он не ответил ни на одно из моих проклятий. Как младенец, который хрипел: «Где ты был?» Я склонился над ним. Лицо его посинело. «Мой дорогой брат». Его хрип преследовал меня всю дорогу.

Уже у дома усталость вернулась. Корявый корень на въезде. Вокруг него треснувший асфальт. Я с трудом вошел в калитку. Вазоны с цветами Кё-ко. Перчатка. Узловатые пальцы. Ключ в податливом замке. Ласковый повтор: «Где ты был?» Я пролепетал: «Самое приятное в работе — возвращаться домой».

Вот дурак.

Пахло грибами и луком.