Я назвал его Галстуком

83

У меня уже сложился образ ребенка, еще не родившегося, безымянного, росшего среди нас. У меня сложился образ человека, который придет в этот мир, вырастет в нем, как-то сделает его лучше. Типичный образ. Типичный в своей неординарности. Мой ребенок, наш ребенок, безо всяких сомнений, будет ему соответствовать. А быть может, даже превзойдет его. Так или иначе, он продолжит то, что начал я и мои предки до меня. Этот образ я все девять месяцев вынашивал, как и Кёко ребенка, под сердцем. И даже Кэй-тян[9] не могла разрушить мою веру.

Глубокой ночью незадолго до родов я услышал, как Кёко бродит по дому. Я обнаружил ее, с круглым животом, возле шкафа в детской посреди разноцветных чепчиков, кофточек и носочков.

«Не спится?» Я подошел к ней. «Нет. — Она отвернулась. Лунный свет падал на ее спину. — У меня был сон. — Она говорила так, будто до сих пор была во сне. — Мне снилась Кэй-тян». — «Кто такая Кэй-тян?» — «Девочка с родимым пятном. Говорили, ее лицо наполовину, от лба до шеи, покрыто красным, как пламя, пятном. Люди шептались о ней за спиной. По слухам, родители прятали ее днем и только по ночам выводили на улицу. Отец сажал ее себе на плечи и показывал улицы, где мы играли. А мать шла рядом, напевая песни. Люди говорили об этом, прикрывая рот ладонью. Втроем они гуляли в ночи, избегая уличных фонарей. А если кто-то шел им навстречу, они прятались в кусты, вставали лицом к стене или спешили прочь, опустив головы. Когда мы еще жили по соседству, мне было семь или, может, восемь лет, я часто проходила мимо их дома. Наглухо закрытые окна, иногда шторы покачивались. Я представляла, что Кэй-тян так машет мне. Я думала, как же ей, должно быть, одиноко. Хотела бы я набраться смелости помахать ей в ответ. Странно. После стольких лет она снится мне. Я уже давно о ней не вспоминала. Во сне она спросила меня: „Тебе, должно быть, одиноко?" Я ответила: „Очень. Мне очень одиноко без тебя"». — «Это всего лишь сон. Тебе приснилось». Я присел на холодный пол рядом с Кёко, аккуратно сложил одну из кофточек, не больше моей ладони. «Разве? — Кёко резко очнулась. — Мы же будем любить нашего ребенка, даже если он…» — «…Что за глупости!» — я не дал ей договорить.

А когда мы легли в постель, она сказала: «Это мальчик. Врач сказал мне, что у нас мальчик». Я пробурчал сквозь сон: «Назовем его Цуёси».