Сон сморил его внезапно. Застиг на второй странице спортивного раздела. Он задремал, откинувшись на спинку и уронив голову на грудь. Его ла-дони лежали раскрытыми поверх снимка команды «Джайентс». Сетка из линий жизни, их скрещение. Испачканный типографской краской правый указательный палец. Он снова походил на ребенка. Безобидный. Уязвимый в своей безобидности. И снова я почувствовал желание укрыть его, естественное желание, как и прежде, защитить от беды.
Он проснулся в шестом часу. Зевая, выпрямился и протер глаза.
— Еще несколько минут, — подмигнул он, — и рабочий день подойдет к концу. Сегодня никаких сверхурочных. — Он сложил газету. — Самое приятное в работе — возвращаться домой. Это первое, что я говорю, переступив порог. Пахнет чесноком и имбирем. Тушеные овощи. Я стою в дверях, вдыхаю этот запах и говорю: «Самое приятное в работе — возвращаться домой». Кёко из-за этого называет меня дураком. Из ее уст это звучит очень нежно. Совсем не обидно. Понимаешь? Она могла бы называть меня намного хуже. Обманщиком, лжецом. И даже в этих словах, я очень надеюсь, была бы та нежность, с которой она называет меня дураком. И все же. Я предпочел бы не знать. Пока еще есть надежда, я не хочу знать, что было бы, скажи я ей правду. Да и зачем? Она заслуживает лучшего, гораздо лучшего, чем эта правда.