Я назвал его Галстуком

74

В городе не видно звезд. Его яркая аура освещает небо, а не наоборот, и вместо созвездия Лиры самое большее, что можно увидеть, — самолет, в опасной близости планирующий над домами.

Зачем я ему рассказал?

Теперь я образ, скрывающий за собой еще один. Образ девушки, прильнувшей ухом к стволу сосны. Я попросил монаха не снимать красные нити. Он согласился, даже не зная моей истории.

— Поистине странно, — вот все, что он сказал на мою просьбу.

Иногда я приходил и садился под дерево. Но со временем нити потеряли цвет и все, кроме двух, упали с веток.

— Поистине странно, — повторил монах все тем же спокойным тоном, а когда упали две последние, произнес: — Жизнь.

Кривая сосна стояла на месте. Ту ночь я провел под ее кроной, задрав воротник. С иголок падали капли, но мне они не мешали. Скорее меня утешало, что я пересидел темные часы вот так, с окоченевшими пальцами. Родители, должно быть, заждались меня, звука моих шагов, они, должно быть, волновались, потеряли меня, возможно даже взяли телефон и набрали 110[7], но вдруг почувствовали стыд и положили трубку обратно. В конце концов, разве можно заявить о пропаже привидения? Как объяснить, что нужно искать человека, которого нет? Как описать, что хватился его, хотя он исчез уже очень давно? И все же к утру я всем сердцем желал, чтобы меня искали и нашли. Схватили за плечи, дали пощечину и в слезах воскликнули: «Как могло случиться, что мы так ошибались!» А потом бы заключили меня в объятия и сказали: «Давай начнем все сначала».