Три рисовых шарика. Темпура. Салат из морских водорослей.
— Сейчас бы Цуёси был тридцать один год. Хороший возраст. — Он разъединил палочки для еды. — Возраст, когда уже можно не только смотреть вперед, но и есть на что оглянуться. Хочешь?
Я кивнул.
— Вот, держи рисовый шарик. Вкусно?
— Да. Это лучший онигири, что я ел.
Он засмеялся; смеясь, он потер ладонью глаз. Невидимая слеза.
— Хотел бы сидеть вот так вот с ним и есть бэнто от Кёко. То есть. Так же, как с тобой. Что думаешь? — Он обвел палочками округу. — В каком-то смысле все они здесь, в парке. Тот мужчина с молоденькой девушкой под руку — это Хасимото. Старуха с тростью, которая ковыляет за ними, — его жена. Тот, с книгой и карандашом во рту, — Кумамото. Девушка в тени деревьев прикрывает юбкой колени — Юкико. Атоту ручья кормит голубей. Он мог бы быть учителем. Все здесь. Под одним небом. Стоит только приглядеться.
«В таком случае я хотел бы быть вашим сыном», — вертелось у меня на языке.
Но вместо этого я попросил его об одолжении.
— Есть кое-что… — начал я.
— Что такое?
— Есть кое-что, что вы могли бы для меня сделать.
— Ну, говори же.
— Пожалуйста, скажите своей жене сегодня, что вы потеряли работу. Вы в долгу перед ней. После всего, что случилось, и после всего, что не случилось.
— Обещаю, я скажу ей. А ты, ты пообещай, что сегодня же коротко подстрижешься. Я тебе не говорил, но ты выглядишь кошмарно с этими патлами.
Мы оба рассмеялись.
— Хорошо, договорились.
— В понедельник мы не узнаем друг друга.
— Вы придете?
— Разумеется.
— А что потом?
— Новая жизнь.