Золотой характер

Г. Рыклин ВТОРОЕ ЗЕРКАЛО

Мне рассказали, что Горшечкин, приходя домой, обращается к жене с речью:

— Настоящим сообщаю для вашего сведения о своем приходе и при сем прилагаю горячий привет. Благоволите поставить меня в известность о проценте готовности обеда на сегодняшний день, о часе приема пищи и какой первый пункт повестки дня: суп с клецками или борщ со свининой…

Сначала я, грешным делом, подумал, что это шутка. Но, поразмыслив малость, пришел к выводу: это на него похоже! Пусть даже чуть-чуть преувеличено, но в общем Федя Горшечкин именно так и разговаривает.

Федя Горшечкин уверен, что так надо разговаривать. Зачем думать над своей речью, когда есть готовый набор проверенных слов и фраз?

Я вспомнил далекие годы. Мы с ним вместе учились в школе, в старших классах. Уже тогда, на заре туманной юности, Федя чурался всякого проблеска самостоятельной мысли. Он аккуратно повторял чужие слова. Особенное пристрастие имел он к пышным фразам.

Говорят, что глаза — зеркало души. Не спорим, но добавляем: вторым зеркалом души является язык.

Язык Феди Горшечкина всегда свидетельствует о засорении его мозгов такой ерундой.

Как-то в ту пору я познакомил его с девушкой. Дело было вечером, а девушка была очень поэтически настроена и спросила Горшечкина:

— Вам нравится гулять при луне?

— Про Луну мы еще не проходили, — ответил Горшечкин, — но знаю, что она спутник Земли и согласно данным науки является небесным, извините за выражение, телом…

Все его классные сочинения были очень чистенькие, аккуратные и похожи друг на друга, как одна заплата на другую. О Евгении Онегине: «Это был продукт своей эпохи». О Печорине: «Это был продукт своей эпохи». О Тарасе Бульбе: «Это был продукт своей эпохи». О Марфе-Посаднице: «Это был продукт своей эпохи».

Словом, вся литература, вся история были превращены учеником десятого класса Горшечкиным в большой продуктовый магазин.

Сейчас, надо полагать, этому «продукту» уже под сорок. Судя по тому, что мне, приезжему человеку, рассказали о нем его сослуживцы, Горшечкин ничуть не изменился.

Ему по-прежнему лень думать. Ему по-прежнему нравятся двадцатилетней давности формулировки, давно взвешенные и расфасованные, — бери и пользуйся.

На собраниях он выступает с речами, в которых отмечает, что «международное положение чревато последствиями» и что «в отдельных звеньях еще не изжиты недостатки».

Я решил навестить Горшечкина и лично убедиться, как он живет и существует. Предварительно созвонившись с ним, я однажды вечером пошел к нему на квартиру. Принял он меня радушно.

— Пламенный привет, дорогой товарищ! — с этими словами обратился он ко мне.

Я не понял, шутит ли он своим «пламенным» приветом или говорит серьезно. Но тут же вспомнил, что Горшечкин боится юмора, как огня.

Сели. Помолчали. Потом для оживления говорю:

— Погода сегодня чудесная.

— Да, — ответил он, — ветер юго-западный, слабый до умеренного. Утром ожидаются заморозки на почве.

— Это по сведениям бюро прогнозов? — спросил я его.

Он на меня косо посмотрел и после небольшой паузы спросил:

— Ты все шутишь? Это хорошо. Как говорит наш заврайздравом товарищ Лемешко: «Смех — признак здоровья».

— А как твое здоровье, Федор? Ты всегда был могуч и крепок, бодр и весел.

— Ты все шутишь?

— Да, — сказал я, — согласен с твоим высокоавторитетным Лемешко: «Смех — признак здоровья».

— Я плохо выразился, что ли? Формулировка четкая. Хотя, правду сказать, малость того… подержанная. Но зато никакой ошибки.

— А давай, Федор, разговаривать без формулировок и цитат.

— Это ты вполне прав. Как метко выразился однажды наш третий секретарь горкома товарищ Капустин, «в свободном слове есть отрада».

— Это еще до Капустина сказал известный поэт.

— Не знаю. От поэта не слыхал, а от Капустина слыхал.

— Но мы же, Федор, условились говорить без цитат. Побеседуем просто, по-товарищески, по-человечески. А то, если записать твой разговор, многие не поверят. Скажут: старомодный тип…

— Ты все шутишь?

— Нет, я серьезно… А как у тебя, Федор, на работе?

— Наметил сокращение бумажной волокиты и рост внимания к живому человеку. Однако в отдельных звеньях еще не изжито.

— Ну, и попадает тебе за эти отдельные звенья?

— Не считаю нужным скрывать. Попадает. Недавно в нашей стенгазете был фельетон. Я сразу осознал и дал развернутую критику своих ошибок… Но малость и посмеялся.

— В чем дело?

— В том фельетоне, смеха ради, сказано, что к таким заболевшим канцелярщиной людям, как Горшечкин, надо применять особый курс водолечения: два раза окунуть в глубокий бассейн, но вынуть только один раз. Очень смешно. Не правда ли?

— А как у тебя с учебой?

— Охвачен лекциями и консультациями.

— Бываешь в театре, Федор?

— В прошлом году смотрел пьесу не то «Вешние вздохи», не то «Вешние воды».

— Ну и как?

— Спектакль имеет большие достоинства, хотя и не свободен от больших недостатков…

— Федор! — воскликнул я в отчаянии. — Остановись!

В это время в комнату вбежал мальчуган лет двенадцати.

— Чего тебе, Петя? — спросил его Горшечкин.

— Папа, вот я написал… Домашнее сочинение… О Борисе Годунове…

Горшечкин начал читать и сразу нахмурился:

— Ну, чему вас там учат в школе? Штамп. Шаблон… Борис Годунов — продукт своей эпохи… Даже смешно… Ну, иди. Посиди еще над сочинением. А главное, самостоятельно подумай… И зачеркни все «продукты».

— Правильное замечание, Федор! От души приветствую!

— Формулировка отличается неточностью. Что значит: от души? Все разговоры о душе отвлекают трудящихся от насущных задач культурного строительства, потому что…

— Позволь мне, Федор, тоже привести одну цитату. Как сказал один приезжий докладчик: «Каким ты был, таким остался». Прощай!

На этом мы и расстались.