Золотой характер

М. Эдель ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА

Из окна кабинета видны березы, которыми обсажены дорожки заводского двора. Сергей Петрович с грустью наблюдает, как последние пожелтевшие листья, медленно кружась на фоне полинявшего неба, возвещают, что наступила глубокая осень.

Звонок телефона. На проводе Москва.

На одном конце провода Сергей Петрович, на другом — его товарищ по университету, руководящий работник министерства.

— Николай Терентьевич? Коля, ты? Здравствуй, дорогой!

После недолгих справок насчет здоровья, а также невеселых соображений касательно того, что «стареем, брат, стареем», Сергей Петрович приступил к делу:

— Слушай, товарищ большой начальник! Кого ты мне прислал? Я о Дружининой говорю.

— Понятно. Послал тебе толкового, знающего инженера. Притом с чудесным характером.

— Ты бы еще добавил: с русыми косами и синими глазами.

— Совершенно верно.

— Так вот, слушай, это синеглазое дитя потребовало, чтобы я его обязательно послал в цех. Именно в цех, и сменным инженером.

— Требование вполне законное.

— При чем тут закон? У меня в цехах имеются такие кадры, которые не очень подбирают выражения. Особенно, когда дело не ладится.

— Значит, прежде всего надо наладить дело.

— Вам оттуда легко советы давать.

— Между прочим, когда я был директором завода, я тоже высказывал эти же бесценные мысли.

— Коля, ты мне друг?

— В принципе — да.

— Отзови Дружинину. Русые косы и синие глаза — приятные вещи, но не для тяжелого машиностроения.

— Кого тебе прислать?

— Толкового парня, чтобы авторитет имел…

— Ничего, если направлю курящего? Впрочем, уговорил.

— Договорились? Ну, спасибо. Привет!

Сквозь заиндевевшие стекла видны ветви с ватными обшлагами. Звонок Сергея Петровича. Отвечает Москва.

— Коля, это ты? Здравствуй, дорогой! Да, да, стареем, брат… А ты в особенности.

— За две тысячи километров видишь?

— Сужу по твоей памяти. Я же тебя просил насчет Дружининой.

— Никак не найду на замену ей надлежащего парня, А что Дружинина — плохой инженер?

— Вообще-то она толковая. Но не приживается на вашем заводе.

— Неужели критикой занимается? Ай-яй-яй!.. Я же ее предупреждал.

— Николай Терентьевич! Прошу тебя серьезно. Вчера на техническом совещании она поставила главного инженера Орлова в такое положение, что ему хоть в отставку подавать. На смех его подняли.

— Что же она так? Техническую неграмотность проявила? Или просто глупость сказала?

— Наоборот, она сама уличила Орлова в незнакомстве с некоторыми вещами. Так развеселила народ, что нашему главному теперь в цех нельзя показаться. Очевидно, вообразила, что выступает на профкоме института.

— А тебя она не критиковала?

— Ну, я стреляный воробей. Привык уже. Но главный инженер — человек у нас новый, и давать его на растерзание я не могу.

— Оказывается, сильнее русых кос и синих глаз у вас на заводе и зверя нет?

— Выходит, нет. Кроме того, она южанка, а у нас климат, сам знаешь, суровый. Отзови ее! Прошу. В ее же интересах! Договорились? Ну вот, спасибо. Привет!

Сергей Петрович прислушивается к доносящемуся из-за окна воробьиному гомону. На березах набухают почки. Сергей Петрович думает, что березе давно пора развернуть листву, а вот, поди, она тоже не справляется с программой.

Звонок телефона. Просит Москва.

— Здравствуй, Сергей Петрович. Это я, Николай.

— А, здорово, друг, здорово! Слушаю тебя.

— Имею честь сообщить тебе очередные неприятности. Жалуется на вас пензенский, завод. Недоволен вашей продукцией. Командируй в Пензу своего представителя. Пусть на месте выслушает их претензии.

— Пошлю, пошлю. Они не правы. Мой представитель им это докажет в два счета.

— Есть у тебя для этого толковый, зубастый, знающий инженер?

— Есть. Пошлю к ним заместителя начальника цеха Дружинину.

— Кого?! С русыми косами и синими глазами?

— Именно ее.

— Как бы она там их не рассмешила. Еще нечаянно вообразит, что выступает на профкоме института. И там могут оказаться работники, которые не умеют подбирать выражения.

— Во-первых, прошу не вмешиваться во внутренние дела завода. Во-вторых, благодаря русым косам и синим глазам в ее цехе даже самые заядлые сквернословы стали подбирать выражения.

— Значит, Дружинину?

— Договорились. Спасибо, что позвонил. Привет!

Жарко. Сергей Петрович расстегнул ворот чесучовой куртки и открыл дверь балкона. Портьера тотчас же выгнулась, подобно парусу.

В кабинет вошла секретарша и микрофонным голосом сообщила:

— Вас вызывает Москва.

Сергей Петрович снял трубку.

— Николай Терентьевич? Слушаю тебя. Здорово! Забыл ты нас совсем.

— Представь себе, не забыл. Старею, но в меру. Сергей, ты меня дважды просил отозвать Дружинину? Так? Сегодня же выполняю твою просьбу. Направляем ее на мелитопольский завод.

— Кто это «мы», позвольте узнать?

— Мы, министерство.

— Быстро решаете, дорогие товарищи!

— Между прочим, прошел почти год, пока мы этот вопрос решили. Не захваливай нас, как это ни приятно Ты ведь сам просил.

— Что-то я не помню. Серьезно говорю.

— Ну, хорошо. Мы отзываем Дружинину в ее же интересах. Она южанка, а у вас, сам знаешь, климат суровый.

— Плохо ваш климат знаете. Во-первых, в нее влюбился заместитель главного механика.

— А во-вторых?

— Во-вторых, она к нему тоже неравнодушна. Сведения точные. А жену с мужем не разлучают.

— Но она ведь еще не жена?

— Сейчас дам команду, и они сегодня же зарегистрируются.

— Но у тебя ведь туго с жильем. А молодоженам требуется приличная квартира.

— На все пойду! Дам квартиру, а в Мелитополь синие глаза и русые косы не поедут.

— Окончательно решил?

— Твердо!

— Понятно. В таком случае прошу подсказать, когда прислать ей поздравительную телеграмму. Все же я, что называется, дал ей путевку в жизнь.

— Обязательно сообщу. Договорились? Ну вот, спасибо. Привет!

Сергей Петрович положил трубку, вытер платком шею и подошел к окну. Прошел дождик. За окном под ветерком кипела изумрудной листвой береза.

Директор подмигнул березе и сказал:

— И что он выдумал? Когда это я просил его отозвать Дружинину? Просто шуток не понимает.