— Ты где? — Леонид Ильич уже разобрал постель.
Дом затопили три часа назад, но он никак не прогревался. От лютого мороза в лесу трещали деревья, и мотор «Чайки» шофера не глушили — машина должна быть в любой момент готова к выезду. Константин Устинович заблаговременно распорядился почистить в Морозовке дороги. Зимой на дачу редко кто наведывался, Леонид Ильич точно сюда носа не казал, а сегодня с утра спросил: «Я в Морозовке не околею?». Черненко сразу сообразил, что надо дом к приезду готовить, а значит, не только сам дом, но и всё вокруг в порядок приводить, засуетился, отдавая команды. Но Морозовка есть Морозовка, не случайное название — тут всегда холоднее, чем по соседству, градуса на два, а то и на все четыре ниже.
Леонид Ильич подбросил в печку полешек, откупорил бутылку вина и заскочил в кровать. Люба ещё возилась, раскладывала одежду на стульчике.
— Иди же скорей сюда! — в нетерпении позвал он.
— Иду! — и женщина юркнула под одеяло.
— Холодно?
— Морозяка! — Люба покосилась на печурку-малютку в углу комнаты. Всю неделю стояли нешуточные морозы. — А если печка погаснет?
— Не замёрзнем, первобытные же не замерзали! Они ночью важное дело делали.
— Какое?
— Чтоб потомством обзавестись! — пристраиваясь ближе, проговорил Леонид Ильич. — Тосковала без меня, ласточка? — он прижал её крепче.
— Соскучилась!
— По радио сказали, что наша антарктическая экспедиция достигла Южного полюса недоступности и основала там временную станцию.
— И что?
— У нас здесь тоже временная станция! — улыбался мужчина.
Люба хихикнула.
— Проверь-ка, как у меня маяк работает?! — Леонид Ильич тискал красавицу.
— У тебя всё работает!
— А ты проверь, убедись, пошарь там, на моем полюсе недоступности!