Аврора. Заря сгорает дотла

Глава 32. О вентиляционных отверстиях, поцелуе принца и таланте королевы Исмеи

Вестланд, Стольный город. Двадцать четвертое белья.

Что-то грохнуло в камин. Оба участника немой сцены отмерли, и Ро отпихнула несносного мерчевильца.

— Сбрендил? Хочешь, чтобы я тебя выгнала?

Кастеллет усмехнулся и подошел к камину. Склонился с интересом, достал кочергу, поковырял.

— Сюда явно что-то упало. Камень?..

— Мне все равно, — топнула Ро ногой. — Поклянись, что такое не повторится, или…

Чак выдавил кривую улыбку.

— Не повторится, госпожа Бореалис.

Отвесил насмешливый поклон и сложил ладони в просительном жесте.

— Не выгоняйте.

Аврора запахнулась в пеньюар. Почему-то ей стало не по себе и снова зябко. Словно… рядом с Кастеллетом резко зашло солнце. Осторожно она забрала сумочку с лекарствами со стола и пробормотала:

— Ну… тогда доброй ночи, что ли…

И вышла в темный холл, расчехлила ларипетру вместо фонарика… Выставочный зал был девственно пуст. На всякий случай осветила все пространство вытянутым запястьем на манер снайпера.

— Никого… И вправду, придется закрыться на пару дней, смотаться в Буканбург, Мерчевиль, Альпурху… Может… — пробормотала она шепотом, касаясь перил лестницы и медленно поднимаясь, — Чак однажды оттает и расскажет больше про Тополь, про рудники, про Запретный город или как там их столица называлась… Куда более древняя, чем Вестланд. Туда… тоже можно организовать экскурсии. Но если и не оттает, я сама могу…

Едва Ро тронула дверь комнаты, та распахнулась, ее втянули за плечи, прижали к стене, затворили дверь, а девушку встряхнули, ощупали, проверили. И снова поясок развязался. Ро сузила глаза и подняла запястье с голубой ларипетрой к глазам Фаррела.

Подсвеченное лицо темной светлости по-прежнему выражало волнение, как и полчаса назад. И дышал тяжело, и смотрел цепко.

— Не спишь? Это… ты что-то скинул в камин?!

— Я бы предпочел крепко вмазать ему по физиономии, — ответствовал Фаррел, скрипнув зубами, — но тогда все наше прикрытие бы развалилось. Пригодилась вентиляционная дыра, в память о детстве. Ты в курсе, что почти все ему рассказала?

Аврора вздохнула.

— И одновременно почти ничего.

Она отстранилась от Фаррела и подошла к кровати. Села, глядя в пустое пространство. Размяла шею наклонами, помассировала пальцами. Скривилась, когда дело дошло до плеча. Открыла сумочку с лекарствами. Не мазь, а пробник…

— Вот честное слово, заря… Если бы мы… гм… не встречались, то я бы взял тебя в тайную канцелярию. Так запудрить мозги… Не только Кастеллету, в общем-то, — и Фарр почесал затылок. — Я даже боюсь спрашивать, на стороне ли ты еще империи.

Аврора закрыла сумочку, отставила на тумбу и упала боком на подушку.

— Раз ты подслушивал… То я могу не отвечать?

— Это правда? Что Сваль из твоего мира?

— А мне почем знать? Я предположила, — Ро перевернулась на спину и закинула ноги звездой, совершенно забыв, что поясок пеньюара остался где-то у двери. — Фарр… почему вы — люди — такие странные? Разве нельзя просто жить, без вот этого всего?

Она сделала неопределенный жест в воздухе, и кристалл выписал краткий танец теней по стенам и отразился от зеркала.

Фаррел подхромал ко второй стороне кровати.

— Подвинься. Я не позволю тебе ночевать с ним под одной крышей один на один.

— А с тобой под одним одеялом, значит, безопаснее?

— А кто не странный? Я даже не знаю, кто страннее: ты, Тиль или Захариус из дома напротив, — перина прогнулась, когда он сел и сдвинул ее ноги вбок. — Я возьму покрывало.

— Тогда переоденься во что-то ко сну, что ли, — пробормотала Ро. — Постель-то чиста так, что скрипит.

Она перекрутилась на бок и закуталась в одеяло.

— Плечо мазала?

— Некогда было все… И сил уже нету. Чак принес какой-то невнятный пробник, там только на палец с занозой и хватит.

— А ну-ка повернись…

— Эй, руки прочь!

— Да я же только помазать…

— Иди покрывало себе возьми. Я не лгала. Ни тебе, ни ему.

— Я знаю. Ты говоришь то, во что веришь, и ты почему-то… веришь в нас обоих. Это как-то даже обидно…

— Почему обидно?

Но Фаррел не ответил, и она уснула, пока он осторожно втирал прохладную мазь в расслабленное плечо.

Когда Аврора проснулась, Фарра рядом уже не оказалось. И был это сон или явь?..

Сумочка от Чака на столе молча кричала, что не было это предрассветным видением… Ни Фарр, ни Чак. Аврора вздохнула и принялась переодеваться.

Кастеллет предложил в качестве примирения цикорру. Какой-то мальчик доставил булочки с дворцовой кухни от Кунста. Под булочки они обсудили партнерские торговые дела. В глаза друг другу не смотрели, старательно делая вид, что предрассветного разговора никогда не случалось, говорили ровно. Но идею собирать и доставлять диковинки Чарльз поддержал, пусть и не горячо, как обычно все иное.

Проблема недостатка товаров решилась сама собой: пришло трое альпурхцев с дерюжками, калебасами и крученой шерстью на продажу. Захариус снова предложил картины, и на сей раз Ро взяла. Ниргаве — а это она была во главе топольцев — даже прикупила одну. Ту, что называлась «Сила воли» и изображала темный силуэт подростка, бредущего по лесной дороге в грозу, Ро повесила в выставочном зале.

Кастеллет даже не попытался подтрунить. Он, вообще, ушел почти сразу после цикорры. Сказал, что «за диковинками». И попытался подмигнуть, как прежде. Вышло так себе.

После обеда пришла доставка из Мерчевиля, и потом Ро засела в кабинете за письма. Самому Хьюго Блэквингу, Гримо, бабуле Вив, Таурону. Кастеллет обещал отправить своим соколом вечерком.

Вечерком же — ужин у Гаррика на троих — Тиль и Чак в студию — и репетиция. Стемнело, строителям и устроителям пришлось прервать работы, и сцена была свободна. Стены благоухали свежей светлой краской, и стало сразу светлее и места больше, хотя дыра в потолке существенно уменьшилась. Чак отправился проводить Тильду до башни, Ро попыталась вылезти на крышу оперы глянуть на звезды, но верхняя дверка была заперта на ключ. Пришлось повздыхать и потащиться домой без сил.

В комнате ждал Фарр с мешками под глазами, а в вазе — все та же гипсофила.

— Ты так не выздоровеешь — сколько можно прыгать по потайным коридорам, — проворчала Ро. — Я бы тебе предложила чаю, на Кастеллет может вернуться в любой момент.

— Все, о чем я мечтаю — это поскорее протянуть ноги, — признал дознаватель.

— Я тоже. Тебе бы еще под ногу подушку положить… Постой, подложу. Эй, ты и сегодня пижамы никакой не взял?!

— А что такое пижама?

— Ох, темнота ты, темная твоя светлость… Знаешь, я как-то не планировала, что став «просто друзьями», мы будем спать в одной кровати.

Фаррел зевнул.

— Ох, Ро, мы спали в одной кровати еще когда были врагами… Не делай из мухи слона.

— Я делаю из мухи слона, по-твоему?!. Даже мне теперь не говори про нареченных!

Вот так они и стали жить: Фарр приходил тайком через кабинет по ночам и они засыпали, перекинувшись парой слов перед сном. А утром она пила кофе с Кастеллетом и обсуждала дела торговли и искусства.

И теракта будто бы никакого не планировалось. А вместе с тем… что Чак, что Фарр были подозрительно задумчивы за всеми этими разговорчиками.

Лавка с труднопроизносимым названием Tu peux venir quand tu veux делалась все более популярной. Правда, местные ее окрестили «Тю пёкс», и дело с концами. Ро сдалась и заказала новую вывеску, чтобы не щеголять опасным знанием.

К концу месяца в «Тю пёкс» можно было приобрести и жир морских медведей, и розовые браслеты-светилки из мигмара с моря Духов (все началось с того, что Фарр написал ювелиру, чтоб привести в приличный вид Аврорину защитную ларипетру), и вино с вулкана острова Сольдо, и вяленый овечий сыр из Бубильона, и, конечно, кружева бабули Вив. Гримо лично доставил презепе «дворец Чудесного Источника», а вот «явления Видящего» так и не нашел.

Презепе планировалось вручить в качестве подарка императрице перед премьерой. Ро убедила Тиль произнести восхвалительную речь.

Стольный дышал предвкушением праздника и полнился разноперыми приезжими. Гаррик солировал в своем понемногу улучшаемом «От пуза» до ночи, из лапшичной «Руззи» то и дело доносился смех, лавочки улицы Третьего Луча могли бубрики солить на зиму.

Репетировали, когда у строителей был перерыв на обед. Захариус травил байки вместо того, чтоб сидеть молча, и режиссеры Гаррик и Ро решили: пусть так оно и будет.

А Опера становилась все больше похожа… на классическое представление Авроры об Опере. И теперь поджилки тряслись, когда она думала, во что ввязалась. Это если в принципе не думать о вероятном теракте.

И вот… настал великий день премьеры. Под оконченный купол подняли люстру — в трех круглых желобках горел жир морских медведей.

И она, в розовом платье и с диадемой, выглядывает из-за портьеры украдкой… В полный ярко освещенный зал, где и партер, и пять лож, и золотые вензеля на стенах, и белые кресла, которые этот самый свет делает какими-то… нездешними. Ро теребит закрытый браслет-светилку и думает, что именно эту люстру будет удобно уронить в зал. Правда, противовесы есть по всем четырем углам…

— Волнуешься?

Это подошел сзади Кастеллет. Такой… сказочный в темном (впервые) костюме и такой… как прежде. С веселыми и озорными огоньками в глазах.

— Ты великолепна, милый партнер, ты знаешь? — и так искренне, открыто улыбнулся.

Аврора почему-то вздохнула с облегчением. Так не улыбаются люди, у которых камень за душой. Значит, он принял правильное решение. И если люстру и сбросит кто, то не Чак, а Джарлет. А тот у Фарра под наблюдением — дознаватель обещал. И… ничего страшного не случится.

— Я ведь не пела никогда… на сцене, — сказала Ро, заправляя прядь волос за ухо.

И вдруг почувствовала их: пикси. И этот парализующий ужас. Морские медведи! Только этого не хватало!

— Ну, ну, — взял Чак ее ладони в свои. — Никто не поет так, как ты. Половина народу тебя обожает, вторая половина — слышала. Да и я рядом.

Ро усмехнулась. Вот же… болтун и позер.

— Императрица меня не жалует, — покаялась она. — И, боюсь, даже речь Тиль и презент якобы от города… ее не умилостивит.

— Малышка Ис верит, что в тебя влюблен тот, в кого влюблена она, — пожал Чак плечами. — Надо просто, чтобы она поверила, что ты ей не угроза.

Аврора поперхнулась.

— Что, прости?..

— Мы что-то придумаем, не думай ни о чем, кроме Авроры, — снова подмигнул Кастеллет и убёг.

Ро шумно выдохнула и поджала губы. Что за… Морские медведи, нет, ну серьезно?!

А на сцене Тильда начала свою речь.

Это очень странно, что страх отступает только тогда, когда делаешь шаг в самую безнадежную пропасть, просто потому, что нет выбора. Потом терять уже нечего, ты плывешь в моменте и… понимаешь, что пикси ушли. Что ты — победил, пусть и из последних сил, но сейчас ты… реешь в полете, и тебя ничто уже не умертвит.

Пусть звезды сияют с дрожью -Меня не напугаешь, смерть!.В сердце — лишь лед и горечь.Я соколом вхожу в пике.

Вот и эти строки обиженная Винни-Карабос пропела.

Вот и расставание Авроры и принца Филиппа по требованию ревнивого короля-отца, и его сцена, покорившая романтичностью всех зрительниц зала, что еще не влюбились в Кастеллета очно:

Ты как за тысячу веков,Ты страшно далека,Ты — из приснившихся стиховПоследняя строка.Строка, которой поутруНе вспомнить, не забыть.Ушла, как парус на ветру,За горизонта нить.*

Вот Ро и будто бы уколола палец веретеном, что протянула ей переодетая Карабос. Зал ахнул, взорвался ужасом… Захариус поднял безжизненную Ро на руки:

Отец и дочь… Любовь моя, Дочь, ангел мой, ты — часть меня. Владеет мной одна лишь страсть, Мой рай земной не дать украсть… Отец и дочь…*

И, по своему обыкновению, душевно, но совершенно не поэтично сымпровизировал вдогонку к своей арии:

— Я старый идиот, это я должен был умереть!

Тильда тут же осенила его своей волшебной палочкой, и сосед из желтого дома напротив, опустив Ро на подготовленное ложе, опустился на кресло рядышком, старательно изображая храп.

Стоило большого труда не рассмеяться…

Кустами уснувших отца и дочь утыкала Карабос, и с ними же сражался Кастеллет, размахивая мечом под кельтскую мелодию лиры Гаррика. Кортило подглядеть — они с Винни этот номер любили, эдакий танец… И потом она летит в тайный люк вместе с кустами… А затем он снова спел куплет своей арии, наклонился…

И прежде, чем Ро открыла глаза, нагло и прилюдно поцеловал ее!

Зал взорвался новыми ахами. А Ро… взорваться возмущением не могла! Она попыталась вывернуться незаметно для зрителей, но… Чак был силен. И поднял ее на руки, совершенно нарушая все сценарии и репетиции…

— Я вернулся, любовь моя, — продекламировал он на весь зал с пафосом настоящего сказочного принца и совершенно неприемлемым ором в ухо.

Осторожно поставил на ноги и… зал понял, что пунцовая Аврора ожила. Овации, народ повскакивал с мест, кто-то свистел — вероятно, буканбуржцы. А Чак снова схватил ее в объятия…

Она только успела увидеть искаженное гримасой страдания лицо Фарра в ложе императрицы, и саму Исмею — ты выглядела донельзя счастливой, почти как ребенок…

«Мы что-нибудь придумаем»?!. Ро попыталась наступить Кастеллету на носок ботинка со всей силы, но он лишь поднял ее в воздух и закружил.

— Мы будем жить долго и счастливо! — закричал он.

— Благословляю вас, дети мои! — воскликнул с энтузиазмом «воскресший» Захариус.

Кто-то мудрый сообразил опустить занавес. Ро наконец оттолкнула Чака.

— Что это было?! — прошипела.

— Решаю твои проблемы, — подмигнул Кастеллет.

— Мы же договорились!..

Гаррик Тенор подал знак:

— Актеры, на сцену! Ну, потом выяснять отношения будете…

И снова занавес пополз вверх. Тиль, Винни, Захариус, Чак, Ро…

— По-це-луй, по-це-луй! — затребовал зал.

Нет, вот точно это буканбуржцы… Ро только успела увидеть, что ни Фарра, ни Исмеи в ложе больше нет, прежде, чем Кастеллет схватил ее в свои лапищи.

Актеркой больше — никогда! Да как он…

Закатить скандал на имперской премьере — это, конечно, вообще ни в какие ворота, но…

Ро думала слишком медленно для этого момента. А тот тянулся вечность. А потом… резко качнулась люстра, наполненная жиром морских медведей, и ослабли два разноименных каната…

Тут думать было уже не о чем. И откуда сила взялась. Аврора заорала «осторожно!», отпихнула своего принца и бросилась за сцену, к противовесу.

В зале раздались истошные крики — должно быть, на кого-то капнул горящий жир, но это еще… не конец ведь, да?..

— Долой империю! — прокричали где-то.

Тильда ринулась следом за Авророй и обе повисли на противовесе, но этого было ничтожно мало.

— На помощь! — позвали обе.

Ну, же, Чак… Помоги… Ведь ты… не Странник?..

Но Кастеллет не пришел. Захариус, Гаррик, Винни, неизвестно откуда взявшийся Барти Блэквинг…

Люстра повисла, ужасно кренясь, изредка капал жидкий огонь, гаснущий в полете… В зале кричали женщины и мужчины, начиналась давка, где-то дрались на шпагах или на чем они там дерутся…

— Надо вывести людей, там паника, — пропыхтела Тиль. — Где же Чарльз?..

Дражайший Чарльз ни разу не перестал быть Странником. А она поверила во всю его разлюбезную лапшу… Потому он ее и поцеловал — рассчитывал на отвлечение внимания ее, зала, Фарра, и это сработало… Стратег недоделанный!

А и дознаватель хорош — поверил в какой-то сценический поцелуй, когда они с самого начала знакомства чуть ли не каждую ночь на одной кровати спали. И Джарлет улизнул?..

— Спокойствие! — раздался вдруг едва ли не с неба голос… императрицы Исмеи. Такой ужасающе и спасительно… холодный. — Сегодня никто не умрет. Люстра не упадет и пожара не случится.

Легко сказать… Ро пот застилал глаза, да и ее сотрудники выглядели не лучше.

— В зале есть основной выход и два запасных, — из своей ложи объявляла тем временем Исмея, и лица всех обратились к императрице.

Восхищенные, перепуганные, полные надежды…

— Но сначала мне нужны пятеро добровольцев — поспешите к восточному выходу, там командор Вайд защищает последний противовес от мятежников. Нет, только пять! Вы, вы… вы, вы и вы. Достаточно. Еще пятеро — за сцену, помогите актерам…

Неужели почти-поражение обернется… победой?..

Ро думала об этом, когда их команду сменили пятеро крепких мужчин. К восточному выходу и Фарру где-то там пробраться было нереально — Исмея со своей ложи проводила срочную эвакуацию, пусть и не как профессиональный бортпроводник, но… как настоящая королева.

Кастеллет предал ее… В горле запершило, в глазах кружилось. Ро схватилась за занавес.

— Что с тобой? — всполошилась Тильда.

Аврора мотнула головой. Ненормальный мир вернулся на место.

— Не знаю…

— Давай и мы будем выходить… Смотри, западный выход почти свободен… Вдруг люстра таки…

— Никто не умрет, — усмехнулась Ро несколько истерично. — Я пойду к восточному.

— Но…

— Там Фарр.

— Но ты целовалась с Чаком!

— Это он… и, вообще… Тиль, забудь Чака. Он… Странник.

Ро показалось, будто с ней случился удар под дых, она схватилась за живот. Да что же это… Палец странно дергало, будто нарыв. Занозила?..

Зал почти опустел.

— Хорошо…

Королева Исмея так и не ушла из ложи. Вот это да! И Ро так и замерла с пальцем у губ — верно, она ж нечаянно ткнулась сильнее нужного в то веретено. Точнее, оно было дивно острым, не как обычно… Дело третье.

Но мужество юной Исмеи и талант к руководству… Вот теперь она видит перед собой императрицу.

— Теперь осторожно опускайте… Тише… Сцена — быстрее, партер — медленнее…

Люстра неровно поползла вниз. А Ро наконец увидела Фаррела. Жив. Какое счастье. Дознаватель держал за шкирку… Таурона. Выглядел раздосадованным донельзя. Их взгляды встретились. Впрочем, друид тоже посмотрел на Ро и усмехнулся в духе «я так и знал».

Таурон — союзник Странников… Ро сглотнула и спустилась со сцены, придерживая платье. Посмотрела снова на Фарра.

— Жек, — позвал тот давешнего стражника, что служил теперь в тайной канцелярии, — забери этого мятежника и подготовь к допросу. Вот ключ от кабинета.

А он ей тапочки подарил…

— Фарр, — только и сказала Ро, и нижняя челюсть дрожала неудержимо, и в глазах стало туманно и мокро.

Она сделала шаг и почему-то упала на его освободившиеся руки.

* Песни из советского кинофильма «Сказки старого волшебника» и французского мюзикла «Ромео и Джульетта» («Отец и дочь»).