Помещение цеха, широкое, как софийские бульвары, протянулось на длину квартала. Вдоль стен, по правую и левую руку, рядами стоят швейные машины, над которыми склонились женские головы в белоснежных косынках. Посредине — стометровая брезентовая лента конвейера. На расстоянии шага друг от друга медленно движутся по ней пары легких, элегантных босоножек всех цветов весеннего букета.
Вдоль тесного строя машин проходит полная женщина лет тридцати пяти — сорока с пышной куделью черных, как вороново крыло, волос. Это Станка Котева, руководитель отделения пошивочного цеха обувного завода имени 9 сентября.
Задержавшись на какую-то долю минуты около пожилой работницы, она бросает внимательный взгляд на быстро бегущую строчку нитки, словно бы читая ту строчку. В ее глубоких карих глазах вспыхивает огонек: сердце мастерицы радуется искусству и сноровке своей товарки.
Время от времени Станка, слегка нагибаясь к уху работницы, говорит ей несколько слов и продолжает свой путь дальше. Вот она остановилась за спиною белокурой девушки, сшивающей стельки.
— Ну как, Верочка, дела?
Девушка, не останавливая машины, на мгновение оборачивается. Ее взор полон дочерней ласки.
— Идут дела, тетя Станка!
— Вижу, что идут. Даже сказала бы, что бегут. Стельки, как блины у хорошей хозяйки с жаркой, намасленной сковороды, слетают. А ты говорила, ничего не получится!
— Трудно мне было сначала!
— Первый блин всегда комом. Зато потом под умелыми руками они пташками летят. Главное, во всяком деле иметь веру в свои силы!..
— Спасибо вам, тетя Станка: вы мне эту веру внушили!
— Так уж и внушила!.. Ты сама Вера!
И обе заливисто рассмеялись.
Немного погодя Станка сказала уже серьезно:
— Если человек очень захочет чего-либо, то у него непременно получится, если крепко задумает, сбудется… Тебе-то легко начинать свою трудовую жизнь. А вот каково нам было?!
Чистые глаза мастерицы заволокла пелена.
Тяжело было!
Родилась Станка в селе Габра — в пятидесяти километрах от Софии. Нужда была единственной, неотступной нянькой крестьянской дочери. В семье отца на каждого едока приходилась одна сотая гектара земли — площадь, которая при тогдашних урожаях давала зерна меньше, чем его было нужно, чтобы прокормить курицу. Едва встав на ноги, дети должны были заботиться о собственном пропитаний. Чуть пригреет весеннее солнышко, они уже гнут свои хрупкие спины на полях и во дворе чорбаджии. Кусок хлеба — ничтожная плата, но когда его нет, то нет ему цены.
К двенадцати годам Станка уже имела солидный стаж работы в прислугах, в совершенстве овладела «искусством» мыть полы, убирать комнаты и даже готовить обеды. Природа наделила ее крепким здоровьем, которое каким-то чудом не сломил изнурительный и тяжкий труд. Девочка вышла лицом и ста́тью.
Как-то осенним вечером отец, возвратившись с ярмарки, привез всем сыновьям и дочерям по бублику и по плитке пастилы, а Станке — сатиновый отрез на платье. Мать Катерина ахнула:
— Что ты, Лазар, ума лишился: баловать девку с этаких-то лет! Сама отродясь в домотканом ходила!..
— Молчи, старая! Это ей не наряд будет, а спецовка. Пора Станке браться за настоящую работу, чтоб деньгами отцу-матери подсобляла. Я подыскал ей хорошее местечко. В самой Софии. Прислугой в семействе одного адвоката. По слухам, порядочные люди. Не обидят девку. Платье по-городскому нужно сшить!..
Начались дни, пошли месяцы и годы подневольного труда на городских господ, ничем не отличавшихся по бездушию и по изощренности эксплуатации от своих сельских сородичей. Девочка была полна неизбывной жизненной силы. Ее влекли подъезды столичных театров, широкие двери музеев, иллюминированные витрины книжных магазинов. Но пути в этот новый, чудесный мир были для прислуги заказаны. Она не хотела смириться со своим положением и по ночам, урывая драгоценные часы от сна, стала учить грамоту.
«Если человек очень захочет чего-либо, то у него непременно получится, если крепко задумает, сбудется» — эти слова, пожалуй, были девизом всей ее жизни с девических лет. Она хотела узнать, что пишут люди в книгах, бессознательно, сердцем веря, что в них можно найти разгадку тайны человеческого счастья. Станка научилась читать и благодаря своему упорству, оставаясь в прислугах, сдала экзамены за четыре класса начальной школы.
Восемнадцати лет девушка вернулась в родное село. У адвоката не нажила она даже традиционного для невесты сундука приданого. Впрочем, в сватах недостатка не стало. Напрашивались и состоятельные женихи. Но вышла она замуж по любви за такого же сиромаха,[31] как сама.
Молодая супружеская пара не имела ни земли, ни крыши над головой. Погрузив на плечи весь свой скарб, Станка с мужем Веселином отправилась проторенной дорогой сельских пролетариев в город, на поиски работы.
Была весна 1939 года. И без того слабая болгарская промышленность, расшатанная кризисом, трещала по швам. Фабриканты сотнями выбрасывали на улицу кадровых рабочих.
Злой мачехой встретила Станку и Веселина столица. Но идти было некуда. Всюду безработица, по дорогам процессии выброшенных деревней и не принятых городом людей.
Котевы поселились в парке, на западной окраине Софии. Спали на скамейках, под открытым небом. Благо, что была весна, что до холодов еще оставалось много времени. Каждое утро они пускались в длинный маршрут по столичным бульварам и улицам в надежде, что на каком-то перекрестке улыбнется счастье. Порою Веселином овладевало отчаяние: ведь по закону отцов на его плечах лежала ответственность за судьбу семьи… Но Станка была не только женой, она была хорошим и большим другом — в тяжелые минуты поддерживала духовные силы мужа, вселяла в него веру:
— Горем беде не поможешь! Не твоя вина, что мы без работы и что некуда нам приклонить головы. Жизнь такая… Много людей бедствует. Но ведь мы молодые. Руки у нас есть. Как говорится, «бог не без милости, юнак не без кысмета».[32]
В один из октябрьских вечеров Веселин не возвратился «домой», под кущу пожелтевшего полувекового береста. Станка провела бессонную ночь. Какая беда могла стрястись с мужем? Но к утру он пришел, усталый и довольный.
— Устроился!
Жена, даже не расспросив толком, как и куда, залилась радостными слезами.
Устроился Веселин брандспойтщиком в отделе «чистоты» при Софийской городской управе — мыл по ночам улицы. Заработная плата была нищенски ничтожной, но на хлеб и кислое молоко денег с горем пополам хватало. Скоро нашла место и Станка — уборщицей в большом жилом доме.
Приближалась зима. Синее балканское небо заволокли свинцово-грязные дождевые тучи. По утрам с горбатого хребта Витоши[33] сползали на Софию холодные и сырые, пронизывающие до костей туманы. Надо было думать об уголке для жилья.
Станка присмотрела во дворе, где она работала, старый чулан, служивший когда-то складом для утиля. Хозяева оказались более или менее сердобольными: сдали, разумеется, не безвозмездно, эту дыру Котевым. Веселин заделал пробоины в крыше и щели в стенах, соорудил печку.
Котевы стали законными гражданами болгарской столицы. Они получили даже право голоса. Их конура, в которой не всякий хозяин держал бы собаку, была типичным жилищем рабочей семьи в кварталах Красной поляны.
Свое наименование Красная поляна, эта окраина столицы, получила еще на заре столетия, когда болгарский рабочий класс начал сплачиваться в боевые ряды. Тут неугасимо тлел и временами разгорался грозным пламенем огонь революции; тут были организованы первые коммунистические ячейки. Над каменными и черепичными крышами рабочих кварталов каждый Первомай гордо реяли красные флаги, по улицам текли многочисленные колонны демонстрантов и, как океанский прибой, гремел пролетарский гимн «Интернационал». Отсюда вышел навстречу битвам за новую жизнь великий сын болгарского народа Георгий Димитров. На выборах в парламент Красная поляна, несмотря на жестокие репрессии монархо-фашистских властей, голосовала за кандидатов-коммунистов.
Станка и Веселин ходили на маевки, посещали рабочие митинги, слушали беседы агитаторов-коммунистов. В их комнате стали появляться запретные брошюры. У Котевых все шире открывались глаза на мир и взаимоотношения, существующие между людьми труда и теми, кто пожинал плоды этого труда. Теперь уже и жена и муж знали, отчего «много людей бедствует», знали, что ни бог, ни царь не дадут им избавления от нужды, что за свободу и счастье надо бороться плечом к плечу с такими же, как они, рабочими под красным знаменем коммунистов.
В годы второй мировой войны революционное движение охватило города и села страны от края до края. Народ всем сердцем сочувствовал и всеми силами помогал советским братьям в их титанической битве с гитлеровской Германией.
…Однажды софийская полиция устроила в Красной поляне очередную облаву на скрывавшихся там руководителей районного комитета партии. Рабочие кварталы были оцеплены. Начальник полицейского участка созвал всех дворников и уборщиц жилищных коопераций:
— Вам, как котам, известны все чердаки и, как клопам, все щели в домах. Если не вы, так кто же знает, где укрываются коммунистические бунтари. Тому, у кого в доме найдем без его помощи коммуниста или партизана, обещаю железные браслеты на руки или веревочное ожерелье на шею!
Станка знала, что в соседних лачугах прячутся трое бежавших из тюрьмы политзаключенных. Она передала одному из них — знакомому товарищу — слова начальника полицейского участка и предложила всей группе переселиться к ней, в заброшенное подполье, что находилось под их жильем.
— Туда не сунется ни одна лягавая собака!
Коммунисты были спасены. После этого случая Краснополянская коммунистическая ячейка стала давать супругам Котевым задания — распространять листовки и брошюры: при их работе это можно было делать, не вызывая особых подозрений. И они оба с душою выполняли партийные поручения.
Скоро наступил день, который поныне семья Котевых отмечает как самую светлую дату в своей жизни: Станка и Веселин были приняты в члены Коммунистической партии.
В сентябре 1944 года, когда Советская Армия, громя гитлеровские полчища, переступила Дунай и когда рабочий класс и крестьянство Болгарии поднялись на восстание, чтобы свергнуть ненавистный монархо-фашистский строй, чета Котевых шла во главе боевой дружины краснополянских пролетариев Софии.
…Мастерица идет по цеху между тесными рядами машин, и кажется, что не только глазами, а сердцем своим она видит любое движение каждой швеи, что у нее есть какое-то необычайное чувство пульса работы конвейера. В нужную минуту Станка всегда там, где едва намечается заминка. Порою, обняв работницу, она просит ее уступить место, садится сама за машину, показывает сначала нарочито медленно, чтобы та улавливала движения рук, потом быстрее и быстрее, как выполнять операцию.
И мне вспоминаются слова, которые сказала секретарь партийной организации завода Ольга Хранова о Станке перед тем, как познакомить с нею:
— Огонь мастерица! Любое дело горит в ее руках. Начни эта женщина сызнова свою жизнь в новой Болгарии, из нее вышел бы замечательный инженер, волшебник машин!
Пять лет прошло с тех пор, как Станка переступила порог завода имени 9 сентября. Она была зачислена на должность уборщицы. Как говорится, долог путь стрелочника до поста машиниста или диспетчера, а тем паче — начальника службы. Но, работая уборщицей, Котева поступила на курсы мастериц. Она блестяще сдала экзамен и была переведена в цех. Этого, однако, ей показалось мало. И она в течение полутора-двух лет овладела всеми рабочими профессиями, какие существуют на заводе.
…Мне довелось видаться со Станкой Котевой несколько раз. После каждой встречи я все больше и больше утверждался во мнении, что это человек действительно недюжинного таланта и большой, доброй души. Как это часто случается в практике корреспондента, историю ее жизни я узнал раньше, чем познакомился с нею самой. В первый раз я услышал про Котеву от ее подруг по партийной работе в подполье, многое дополнили товарищи по бригадирскому движению, в котором участвовала она со дня победы народной власти до поступления на завод.
Впрочем, Станка не из молчаливого и замкнутого десятка: сама свою биографию, как на исповеди, выложит. А уж коли зайдет речь о работницах цеха, то может рассказывать часами. Людей она изучает тщательно и в каждом человеке умеет приметить ту жемчужину, которая составляет его главную цену как члена общества, строителя новой жизни. Этот дар организатора развился и созрел в ней за долгие годы работы в рядах партии.
— Когда человека видишь насквозь, как стеклышко, — говорит Котева, — его легко и воспитывать и направлять!..
В этот раз мастерица завела беседу о молодой работнице — белокурой девушке Верочке:
— Сирота она. Пришла к нам полтора года назад. Скрытная такая, боязливая. Оно и понятно: росла на попечении дальних родственников, на чужом хлебе да попреках. Поначалу на заводе дело у нее не клеилось! Наблюдаю я — вроде девушка умная, сметку имеет, но не хватает ей уверенности в себе. С таким человеком, как с цветком, бережно нужно, любовно обойтись. Сама много времени ей отдавала, старалась вызвать на откровенный разговор, свела со сверстницами — активистками Димитровского союза молодежи. Всем коллективом ставили ее на ноги. И поставили-таки прочно. Расцвела девушка. Не хуже меня несколько профессий освоила. Возобновила учебу в гимназии, вышла и там в отличницы. Сдала экзамены на аттестат зрелости. Вот я ей и говорю, что хотя ты без отца-матери, а тебе легче строить свою жизнь, чем нам приходилось: народная власть — тебе мать родная!..
…Завод, партийная и общественная работа требуют немало сил и времени. А дома — семья: муж, сын Божидар, учащийся десятилетки, восьмилетняя дочка Вера, — обязанности матери, жены, хозяйки.
— Как успеваете?
— Если наша сестра — женщина — счастлива, она не знает усталости!..
Счастье пришло в дом Котевых. Семья живет в достатке. Веселин приобрел хорошую профессию: работает техником-монтером в городском трамвайном депо. Супруги зарабатывают достаточно. Дети растут на радость родителям: послушные, прилежные, вместе с отцом помогают матери по хозяйству.
Божидар — отличник. Мать мечтает учить его на инженера.
Станка гордится своей семьей, и гордится по праву: она вложила в нее столько труда и забот, сколько может их быть лишь у любящей женщины, матери. Сегодня принесла она в цех свидетельство сына об окончании 10-го класса и почетную грамоту мужа. Пусть и подруги разделят ее радость. Показала оба аттестата и мне. Потом вынула из кармана спецовки бережно сложенный листок бумаги, развернула. На нем было написано большими каракулями: «Мама! Я посуду помыла и вытерла! Пошла с Божидаром на детский сеанс в кино! Папа дал деньги на мороженое! Вера».
— Это дочка такие послания мне пишет. Грамотная уже. Гляньте, сколько восклицательных знаков наставила!..
…Верно, когда человек счастлив, он не устает, и тогда труд для него — великое благо!
1958 г.